Счастливая Россия - Борис Акунин

И снова серьезно:

– Не будем забывать и о том, что для развития стране необходима объединяющая идея. Оранжерея для этого больше не годится. Она уже построена, она перестала быть целью. Я предлагаю вам взглянуть на проект «Ангел» именно с этой точки зрения. Речь идет не более и не менее как о скачке в эволюции человека. В перспективе – всего человечества. Нас, живущих в этой стране, а когда-нибудь и всех жителей Земли, будет объединять единый источник информации и доброй воли. Мгновенное оповещение о чем-то важном или общепланетный опрос станут обыденным событием. Но еще важнее то, что никто и никогда не будет чувствовать себя одиноким и заброшенным! Да у меня просто не хватает воображения представить все потенциальные возможности «Ангела»! Они наверняка будут развиваться и обогащаться в зависимости от потребностей человека и новых технических возможностей. Это будет принципиально иной уровень как личного, так и общественного существования!

Поднял руку академик Латышев.

– На прошлом заседании покойный Максим Львович говорил о своих сомнениях и обещал сформулировать их письменно. Успел он это сделать?

– К сожалению, нет. – Регулятор развел руками. – Я связался с ним по визофону на следующий же день, попросил о встрече. Он засмеялся. Говорит: «Знаю я тебя, Стёпа. Ты меня уболтаешь, обаяешь и охмуришь. Лучше изложу свои соображения на бумаге». Увы. Через три дня… сами знаете, что произошло. Мы об этом поговорим чуть позже. Заслушаем директора ФСБ.

Все посмотрели на Карла. Он слегка поклонился.

– Давайте прямо сейчас, – предложил Абаев, бывший регулятор Татарской республики. – Я все время думаю про бедного Максима Львовича. Никакой «Ангел» в голову не лезет.

Его поддержали и другие.

– Давай, Ветер, выходи, – поманил регулятор, кажется, недовольный тем, что обсуждение проекта прервано. – Рассказывай. Что-нибудь прояснилось?

Ветер коротко доложил, использовав терминологию криминалистического учебника, что ФСБ пошло по пути «отсеивания версий» – это звучало солиднее, чем признаться, что результат почти нулевой. Отпала версия, что преступление совершил психопат или социопат; отпала версия с иностранным агентом – «фальшивыми пальцами» в ЕФ никто не пользуется. Следствие сконцентрировалось на версии, что есть связь между убийством Старицкого и делом академика Томберга, погибшего тринадцать лет назад при не менее загадочных обстоятельствах.

– Постойте, – воскликнул писатель Бесконечный. – Разве Томберг ушел не через эвтаназию?

Ветераны Совета объяснили самому молодому члену про специальное постановление, запретившее предавать факт убийства академика и сожжения его тела огласке.

Ножик взволнованно вскочил с кресла:

– Карл, ты считаешь, что есть связь со смертью Томберга? На каком основании? Неужели это тот же преступник? Ах, если бы его найти!

Возбуждение регулятора было понятно. Тринадцать лет назад он как раз директорствовал в СПАСе, где Томберг был главным конструктором. Вероятно, их связывала такая же дружба, как Карла со Старицким.

– Это пока только предположение. – Ветер заколебался – говорить ли про китайца. Решил, что пока не стоит. – Ко мне в руки попала одна запись… Возможно, удастся зацепиться. Я бы не хотел пока говорить больше.

– Хорошо, – сказал Ножик после паузы, изучающе посмотрев на директора ФСБ. – Тогда перерыв. Выпьем чаю-кофе и потом вернемся к нашему «Ангелу».

В буфете Карл подошел к регулятору, отвел его в сторону.

– Есть важное дело, о котором никому не нужно знать.

– Даже старейшинам? – прищурился Ножик.

– В особенности им… Статья 348-прим.

Регулятор нервно дернул головой.

– Даже так?

Статья 348, пункт 1 «Закона о государственном управлении» гласила, что в случае, если членам правительства, парламента и прочих высших органов страны угрожает опасность, регулятор имеет право принять меры по обеспечению их безопасности, не соблюдая положенные формальности.

– Членов СС нужно взять под негласную охрану. Мне не нравится пристрастие предполагаемого убийцы к заслуженным сеньорам. Но знать про нашу заботу старейшинам ни к чему. Среди них, сам знаешь, есть люди упрямые, которые ни за что не согласятся. Однако без санкции регулятора мне тут не обойтись.

– Как ты это сделаешь, чтоб они не заметили?

– Прямо сейчас потолкаюсь меж столиков и прицеплю на каждого по «липучке». Обычно мы так делаем с проблемными субъектами, чтобы следить за каждым их шагом. Но сгодится и для охраны. Я посажу специального инспектора следить за четырнадцатью экранами. Если возникнет что-нибудь тревожное – немедленно примем меры.

– Ничего себе! Ты прав. Лучше перестраховаться, иначе еще кто-то может не дожить до эвтаназии… – Ножик поежился. – Чего я не понимаю, так это добровольного ухода. Лично я собираюсь жить вечно… Сделай всё, что нужно. И постоянно меня информируй. …Погоди! – остановил он двинувшегося прочь Карла. – А ты-то сам что думаешь про «Ангела»? Старицкий с тобой это не обсуждал? Вы же с ним были не разлей вода.

– Не обсуждал. А про «Ангела» я подумал… Вдруг этот суфлер мне что-нибудь шепнет, а я не захочу?

– Не хочешь – не слушайся. Скажи ему: «Отстань, зануда». Он же тебе не начальник. Зато представь… Ну вот, например. Плывешь ты на своем батискафе по дну океана, и вдруг внутренний голос шепчет: «Полундра, Карлик! Дуй на поверхность! Сейчас начнется водотрясение!» Чем плохо?

– Да отлично, – признал Ветер.

– Хочешь плыть дальше – твое дело, твой риск. Я же знаю, ты у СПАСа не спрашивался, какую тебе профессию выбирать. Через «Соску» подругу жизни тоже не искал. Ну и живи как жил. А большинству людей нужна нянька, без нее они, как слепые котята… Ладно, опричник. Иди, цепляй свои «липучки» и найди мне сукина сына. А я буду агитировать гранд-сеньоров дальше.

Он стоял перед стеклянной стеной и смотрел на Волгу. Река текла вне Трубы, рассекая ее надвое. Коммуникации проходили в туннеле под руслом, а Волга оставалась такой же, как двести и тысячу лет назад. Там была ветреная осень. Вода топорщилась волнами, их сек дождь. Оленьего острова за пеленой было почти не видно.

Вот и катер. Он подпрыгивал, зарывался носом, в обе стороны летели брызги. Работники островной обсерватории, находившейся под открытым небом, могли добраться до берега только допотопным образом, на лодках. Снаружи на элтээске не полетаешь – сдует.

Каролина имела личное плавсредство и всегда ездила на нем одна. Ей была противопоказана работа в коллективе и жизнь с соседями – так вычислил СПАС. Есть люди, которые не любят других людей. Ничего особенного, просто такая психологическая конституция. Каролина говорила, что не любит людей, потому что они быстро и много говорят, а думают медленно и мало. У нее всё было наоборот.

Как-то раз она сказала Карлу, что он единственный, с кем можно общаться в нормальном темпе. Это был первый комплимент, который он от нее услышал. Из двух. Второго Ветер удостоился после продолжительной разлуки – когда вернулся из долгого инспекционного полета (две недели проверяли с Микой состояние аппаратуры на орбитальных станциях). «Мне с тобой лучше, чем без тебя», – сказала тогда Каролина. Сказала с удивлением, будто сделала для себя открытие, и не очень приятное.

На Оленьем острове она и работала, и жила. Там у нее собственный бокс с телескопом и аппаратурой, изолированная комната, а больше ей ничего не нужно.

Каролина вела наблюдение за далекой планетой Новотерра, на которой есть начатки жизни: океан, огнедышащие горы, сотрясения почвы. Год за годом Каролина пыталась понять, что собой представляют странные прямоугольные объекты, в которых периодически что-то мигает. Вдруг они искусственного происхождения? Ученые еще сто лет назад установили, что в нашей Солнечной системе и на ближней периферии живых планет нет. Тогда же было решено, что тратить слишком большие ресурсы на освоение дальнего космоса нерационально, пока не вполне обустроена жизнь на Земле. Но наблюдение за отдаленными мирами, конечно, все равно велось.

Однажды Ветер спросил Каролину, мечтает ли она о чем-нибудь. Сразу ответила: о телескопе с миллионным коэффициентом и квинтофокусировкой. Вот тогда она точно разглядела бы прямоугольники.

Катер причалил к пирсу. Каролина перескочила на причал, закрепила швартов. Пошла по направлению к тамбуру.

Ветер прижался к стеклу. Каролина смотрела под ноги. Лицо у нее было сосредоточенно-задумчивое, на нем блестели капли дождя.

Распахнулась дверь для пешеходов, снаружи пахнуло рекой, холодом, небом.

Так же будет пахнуть и Каролина.

– Здравствуй! Дай вытру, – сказал он, делая шаг навстречу и вытаскивая платок.

Ужасно хотелось поцеловать ее мокрую щеку, но делать этого ни в коем случае не следовало. Хоть бы рукой коснуться.