Люди, принесшие холод. Книга 1 - Вадим Нестеров

Гагарина, как известно, казнили по статье «злоупотребления», причем сделано это было с жестокостью, страшноватой даже для сурового XVIII века. Князь был повешен, причем публично, и тело его повисло аккурат под окнами юстиц-коллегии — в назидание всем казнокрадам. Висело долго, от дождей и непогоды сгнила веревка, и то, что осталось от потомка одной из знатнейших русских фамилий, перевесили на железной цепи. И лишь семь месяцев спустя предали, наконец, земле.

Память о нем была как будто намеренно стерта из русской истории. Даже портрета ни одного не осталось, что уж тут говорить про памятники? Лишь недавно, после бурных споров и дебатов общественности об «увековечивании памяти казнокрада» появилась мемориальная доска в Тобольске. Не каждый город может похвастаться мемориальной доской в честь государственного преступника, более полугода украшавшего своими останками столицу, да еще не в суровое Средневековье, а в просвещенный XVIII век.

Принцип «забыть Герострата» в этот раз сработал, потомки о князе практически не вспоминали, да и фамилия Гагариных предком не козыряла. И хотя в деле его остается немало вопросов (достаточно сказать, что главный обвинитель Гагарина, страшный человек обер-фискал Алексей Нестеров, сам меньше чем через год был казнен по статье о взятках), ангелом он, безусловно, не был. Сложный был человек князь Гагарин, но, если он чем и заслужил вечную память, так точно тем, что именно его стараниями мы всего за 5 лет заняли практически весь Иртыш, передвинув российскую границу к югу более чем на тысячу километров. Мы, кстати, вполне могли поставить крепость и на озере Зайсан, но посланные туда две сотни капитана Инея не нашли мест, пригодных для строения крепости, «потому, что камень и песок, а лесов нет». Лесные души, что еще сказать, бирюки таежные.

Примерно через столетие западные страны почему-то очень полюбят изображать на карикатурах нашу страну в виде страшного спрута. И, если принять это сравнение, то Россия только что выбросила к югу первое щупальце.

Западной Сибирью дело не ограничилось. На рубеже 10-20-х годов XVIII века Россия, как уже говорилось, тронулась к югу. Левее Иртыша, на Урале, русские потихоньку начали проникать в лесостепную зону башкирских кочевий. В 1716 году основывается Верхне-Тагильский завод, в 1723-м на свет рождается будущая столица Урала — Екатеринбург, в 1725 году — Нижний Тагил. Не бог весь какой прорыв на юг, конечно, но все-таки уже не Самара с Саратовом в качестве южной границы.

Интересно, что и на западе страны в это время произошел мощнейший рывок на юг. Я имею в виду, конечно же, знаменитый Персидский поход Петра I 1722-23 годов, увенчавшийся солиднейшими территориальными приобретениями. Россия получила Дербент, Баку, провинцию Ширван, что ныне часть территории Азербайджана, и чисто иранские города и провинции Решт, Гилян, Мазендеран и Астрабад. По сути, мы прибрали к рукам все побережье Каспийского моря — не только север, но и юг.

Второе щупальце спрута практически опоясало Каспий, но, увы, ненадолго. Как известно, приемники Петра в 1732 и 1735 годах под давлением великого завоевателя Надир-шаха возвратили все добытые прикаспийские области Персии. Россия вновь осталась с одной Астраханью.

Можно долго об этом сожалеть, но, если честно, мы просто ухватили кусок, который не могли проглотить. Все эти территории оставались нашими только на бумаге. У России не было ни сил, ни ресурсов, чтобы осваивать и присваивать себе многолюдное побережье Каспия. Других забот хватало.

Каких, спросите вы? Да разных. Об одной проблеме сейчас расскажу.

Если отстраниться и посмотреть на наше территориальное расширение издали, то невозможно отделаться от впечатления, что Степь постоянно зеркалила движения российского Леса, повторяла их «наоборот». Когда мы шли сибирской тайгой на восток, к Тихому океану, ниже параллельно шло обратное движение — по степи двигались на запад монгольские племена ойратов. Когда Гагарин сделал резкий рывок вниз по Иртышу, тут же последовал симметричный ответ от Степи — левее Иртыша по русским границам был нанесен мощнейший удар.

Я имею в виду, конечно же, казахов.

Вы уже в курсе, что джунгары, временно замирившись с китайцами, решили разобраться со вторым своим извечным врагом и всей силой обученного, дисциплинированного и закаленного многолетними боями войска ударили по разрозненным казахским племенам.

Удар был страшен. Кочевники казахи потеряли сразу все свои житницы с оседлым населением — города Сайрам, Туркестан, Ташкент и другие: джунгары просто вынесли их с родной Сыр-Дарьи. Страшными были и демографические последствия джунгарского удара, казахи, как нация, оказались на грани исчезновения. Не зря именно джунгарское нашествие стало центральным событием казахской истории, получив красноречивое название «Годы великого бедствия». Или, по-казахски, «Актабан шубырынды, Алкакол сулама», эту поэтичную строчку обычно переводят как «Брели, пока не побелели подошвы, упали без сил у озера Алкакол».

Этот резкий джунгарский натиск вызвал не менее сильную волну, которая пошла на север и вскоре всей своей мощью ударила по русским границам. На родных кочевьях, в верховьях Сыр-Дарьи, остался только Старший жуз, или, по-русски, Большая орда. Остались, покорившись ойратам и признав власть джунгар над собой. Средний жуз двинулся от Сыр-Дарьи к северу, к рекам Тургай, Ишим и Тобол, выбив из этих приуральских мест башкир. Младший же жуз двинулся на северо-запад, перешел реку Эмбу и принялся неистово резать местных калмыков, вымещая злобу за недавнее поражение от их соплеменников. Калмыков в итоге оттеснили за Яик и здесь всерьез сцепились с русскими — с яицкими казаками.

К несчастью казахов, Россия выдержала этот удар — и нанесла ответный. Оправившиеся от неожиданности башкиры, калмыки и яицкие казаки обрушились на непрошенных пришельцев. Удар следовал за ударом — постоянные нападения, отгон немногочисленного скота, уцелевшего во время бегства, захват пленных и прочая баранта[90] делали жизнь казахов невыносимой. Вот как один из моих героев, батыр Букенбай, который скоро появится на страницах этой книги, описывал жизнь казахов в те страшные годы: «Почти ото всех всюду бегая, как зайцы от борзых собак, разорилися и свой скот, бегаючи сами бросали, а иногда случалося в самой необходимой нужде жён и детей бросая, только уходили сами… Когда Зюнгарские калмыки нападут, побегут в сторону, а башкирцы нападут, то уходили в другую сторону, а волжские калмыки и яицкие казаки и сибирское войско нападут, тогда они уже бегать и места себе не находили, принуждены были от своего непостоянства, кто куда попасть мог успеть разбрестись».

Выхода не было. Никакого выхода не было — куда не кинь, всюду клин. Нету казахам места под высоким небом, нет уголка на земле, где можно хотя бы остановиться, дух перевести и сил набраться. Оставалось либо невесело помирать, либо…

В октябре 1730 года в холодный Петербург прибыло казахское посольство. Батыр Сеиткул Кайдагулов и бий Котлумбет Коштаев доставили императрице Анне Иоанновне письмо от хана Малой орды Абулхаира.

Сын великого казахского законодателя Тауке-хана (он же — Тявка русских летописей), один из популярнейших казахских ханов, герой знаменитой Анракайской битвы просил русскую императрицу принять весь его народ в подданство российское.

ГЛАВА 20. Татарин

В августе 1731 года на юг от Уфы через башкирские кочевья к казахским теперь степям двигался невеликий отряд. В его составе были два опытных геодезиста, Алексей Писарев и Михаил Зиновьев, 10 драгунских солдат, 10 уфимских дворян, 10 яицких казаков и 30 знатных башкир во главе с тарханом Алдаром Исянгельдиным. Ну и, конечно, всякая мелочь, что обычно цепляется к любому посольству — возчики, грузчики, повара и прочие приблудные купцы, за мзду малую решившие проскочить опасные места под сенью дружеских штыков.

Возглавлял посольство переводчик Тевкелев или, точнее, Кутлу-Мухаммед Мамеш улы Тевкелев, потому как, во-первых, несмотря на долгие годы службы русскому царю, веры православной татарин так и не принял, оставаясь мусульманином на русской службе. А во-вторых, другая, восточная, ипостась этого царского чиновника сейчас была гораздо важнее приобретенного на службе у русских европейского политеса.

Потому как посольство шло в казахские степи, к хану Абулхаиру.

Тевкелев давно уже не был тем зеленым поручиком, каким мы увидели его в обреченном отряде Бековича. Воды с тех пор утекло немало, и в жизни Тевкелева много чего произошло. После того, как расторопный ангел-хранитель да царская воля спасли молодого татарина от страшной участи отряда Бековича, он беспрепятственно добрался до Астрахани и благополучно снарядился ехать послом в Индию.