Математик Боя - Blood_and_Tea
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Моя цель? — ребенок как-то странно посмотрел на помощника Хокаге и оскалился, мгновенно став похожим на Изуну Учиха. — Я хочу победить Мадару. Мне не нужна его смерть и месть, но… Мне нужно его полное поражение. От меня.
— Хочешь показать ему, что он ошибался, бросив тебя? — Тобирама приподнял бровь.
— Хочу победить. Нет мотивов и причин, я просто хочу одолеть одного из двух сильнейших людей в мире.
Сенджу усмехнулся:
— Достойная цель, как по мне, — усмехнулся Тобирама совершенно такой же улыбкой, как и младший брат Мадары.
Иногда альбинос понимал, почему Судьба дала ему красный цвет глаз.
Поступление в Академию
— Это не так-то и просто… — бурчал Сенсома-кун, вырисовывая новый узор фуиндзюцу на бревне-манекене.
Наоми Сенджу задержала дыхание в надежде расслышать окончание фразы, но ее паренек пробормотал уже совсем тихо. Девушка подалась вперед инстинктивно и случайно наступила на ветку.
Маленькая предательница оглушительно (как показалось Наоми) хрустнула.
Сенсома вскинулся, завертел головой. Дочка Хокаге вжалась всем телом в дерево, в надежде, что особое зрение парня помешает ему ее разглядеть. Удары сердца отбивали неровный ритм, но обнаружения все не было и не было. Девушка вновь глянула на Томуру — тот уже вернулся к своему занятию, преспокойно вырисовывая сложные фуин-взрывы на всех поверхностях двадцать четвертого полигона.
— Скоро я поступлю в Академию, — неожиданно громко объявил Сенсома. — И тут буду появляться реже. Тебя родители пустят в шиноби, или твои подглядывания тоже станут реже?
Наоми схватилась за голову — он ее видел! Он знал о подглядываниях!
— Н-нет… не понимаю, о чем ты! — пролепетала девушка, все еще скрываясь за деревом.
— Я рисую на этом полигоне уже два, с небольшим, года. Тут и обнаруживающие печати есть.
Дальше лицо уже не краснело — предел. Мысли понеслись вскачь, на бегу подкидывая варианты ответов или тем, на которые можно было бы перевести диалог, но их поток был столь огромен, что дельные советы мозг сам же отметал, цепляясь к каким-то совсем уж странным!
— Папа согласен, а мама лютует, — быстро-быстро вбрасывала она новую информацию Сенсоме, чтобы «скрыть неуверенность». — Дядя Тобирама согласен даже взять меня в команду. Но мама просто не даст мне поступить. И я не подглядывала! Я просто…
— Стоп! — Томура громко хлопнул в ладоши. — Для начала — выйди из-за дерева — трудно воспринимать такие ответы. Да и вообще — прекрати лепетать. У меня мозги сейчас вскипят…
Ломанные движения, остекленевший взгляд — именно такой перерожденному предстала тринадцатилетняя Наоми Сенджу. Стоит сказать, что даже в таком виде она была красива — шиноби вообще редко бывают «не в форме», особенно молодые девушки, но Наоми даже среди сверстниц выделялась своей красотой, доставшейся ей от матери.
— Неплохо выглядишь, — оценил Сенсома, значительно повзрослевший и выросший за два года и семь месяцев с тех пор, как они впервые увиделись. — И да — твой отец может повлиять на твою маму. Сама знаешь.
Девушка знала. По рассказам Тобирамы и некоторых домашних, Мито из клана Узумаки раньше очень здорово общалась с сиротой, стоящим сейчас перед дочкой Хокаге. В те времена он был учеником Мадары Учихи — нукенина, предавшего деревню и своего воспитанника ради своих эгоистичных целей. Тогда, говорят, по просьбе Первого, Мито души не чаяла в Сенсоме, и с виду казалось, будто Сенджу усыновили последнего из клана Томура.
Но после ухода Мадары все изменилось.
Мать Наоми спешно завершила обучение Сенсомы и занялась воспитанием дочери, некоторое время жившей вдали. Отец девушки оказался сильно занят обязанностями Хокаге, да он и раньше-то не особо много времени проводил с Томурой. Единственным, кто серьезно поддерживал связь с бывшим учеником бывшего Бога Шиноби, оказался Тобирама Сенджу — чуть ли не злейший враг всех Учих и Мадары в частности.
Альбинос изредка (раз в месяц или два) заходил к сироте на чай, исправно посещал его Дни Рождения и, о чудо, начал праздновать свои вместе с ним. Он не учил Сенсому, не настраивал против бывшего учителя и не заставлял на себя работать. Заместитель Хокаге просто болтал с сиротой на различные темы (известные только им двум).
— М-может, — Наоми кивнула, немного удивленная тем, что ее не собираются прогонять из святая святых странного маленького шиноби.
— Ну вот, — парень вернулся к своей работе. — Надейся на него. Да и сама не плошай — докажи матери, что можешь стать куноичи!
— Проще сказать…
Наоми не скрывала от самой себя — она была влюблена в юношу. И пусть многие скажут, что в тринадцать лет любовь невозможна, а сирота, брошенный всеми по нескольку раз, не привлекателен — девушке было плевать на злые языки. Тем более, что о ее влюбленности знала лишь она сама.
И Сенсома, успешно это скрывающий.
И Тобирама, с каким-то гастрономическим интересом следящий за этой историей.
Томура поражал Наоми… Всем… Он не был силен от рождения, как ее родные или друзья, он даже не был в средней категории силы — слабак до конца своих дней. Его родителей убили, когда он был совсем маленьким. Его ненавидели в приюте для сирот, когда узнали, что он — сын шиноби. Его бросил учитель, которому Сенсома верил. Его люто ненавидели Учихи, ранее спокойно принимающие сироту у себя в гостях. Порой казалось, будто на парня специально обрушиваются всевозможные беды, чтобы сломить его дух и тело.
Но он их, как будто, не замечал…
Засекреченный (не для Наоми, конечно) создатель двух запретных техник высочайшего ранга, сильнейший в тайдзюцу в своем поколении, возможно умнейший подросток в Конохе, он просто жил дальше, время от времени корректируя или изменяя режимы и виды тренировок и продолжая совершенствоваться. Он был весел, когда нужно, скромен и потрясающе силен для того, у кого столь низкие запасы чакры.
Сенсома Томура был гением, но его не признавал никто, кроме пары человек.
— А давно ты… — Наоми запнулась. — Знаешь?..
— С самого начала, — спокойно ответил Сенсома. — Тебе так интересно?
Не так себе представляла свое признание ему в любви Сенджу, совсем не так! Нужно выкрутиться! Например…
— Мама не дает мне изучать фуин так глубоко, как изучил ты…
Отчасти, это было правдой. Мито Узумаки строго ограничивала дочь, в то время
