Западный рубеж - Евгений Васильевич Шалашов

Начпрода я оставлять в трансчека не стал. Кузьменко провел товарища Прохорова вдоль состава, показал убитых и раненых и лишь потом посадил под замок. Но посидев полчаса в запертом купе товарищ с портфелем сдулся и добровольно признался, что в прошлый раз отдал два мешка соли своим знакомым из Вологды. Мол, семья у них большая, жалко. Но к нападению он отношения не имеет. А то, что соль привозят, это ни для кого не секрет. И охраны у состава нет, не положена.

Будь это в Архангельске, отправил бы паразита в ревтрибунал. А так, кому за него соль сдавать? Так что пусть доводит свое дело до конца, а по возвращении идет и кается Михаилу Артемовичу. Простит председатель губисполкома — так тому и быть, черт с ними. А я уже понял, что как начпродов ни сажай (я уже двоих под тюрьму подвел), лучше не будет. Может, пора расстреливать?

Так что в Няндоме потеряли не час, как ожидалось, а целых три. На всякий случай осмотрели убитых — не встретится ли кто-нибудь из знакомцев, но кроме «холмогорского беглеца» таковых не нашлось. Надо было дождаться красноармейцев, отыскать подходящее помещение. А Ситник, бюрократ этакий, еще и рапорт с меня запросил. Мол, понимаю, товарищ Аксенов, начальники губчека не обязаны писать рапорта простым сотрудникам, но требовалась хоть какая-то бумажка. Про бумажки я не хуже его понимаю, но писать рапорт на имя сотрудника? Хм… У нас, у начальников, свои амбиции, чего уж там. Можно писать на имя Дзержинского, а потому вместо рапорта продиктовал Татьяне «Сопроводительную записку», в которой подробно расписал нападение, героическое отражение атаки, перечислил количество погибших и задержанных. По правилам, следовало перечислить поименно всех убитых и раненых, переданных Ситнику, но это уже перебор, да я и не знал фамилий убитых, кроме опознанного Александром Петровичем.

Так что пусть Ситник расследует, отыскивает сообщников, арестовывает, отдает задержанных под трибунал или сам расстреливает. Да пусть хоть их всех съест, мне уже все равно. Единственное, о чем попросил — чтобы он выяснил, нет ли среди злоумышленников еще кого-нибудь сбежавшего из ХЛОНА, и сообщил в губчека Архангельска. Те пятеро беглецов, теперь уже четверо, все равно висели бременем на моей совести, хотя можно было бы объявить их погибшими. А вот отчего-то не мог. Пусть они наши враги, но на могилы и на строчку в архиве имеют право.

Словом, тронулись уже ближе к полуночи. В график движения поезда «Архангельск — Вологда» мы уже не вписываемся, а машинист вряд ли за ночь сможет наверстать упущенное. Впрочем, нам это и не надо. Скоропортящихся продуктов нет.

Я даже себя похвалил, что накинул на всякий случай лишний день на дорогу, а не то бы точно опоздал на встречу с Феликсом Эдмундовичем, а он человек пунктуальный.

А еще Новак и Холминов доложили, что починили радиостанцию, пытались ловить радиоволны, но безрезультатно, зато воспользовавшись остановкой соорудили на бронепоезде телефон. Точнее, соединили проводами. А я-то думал, для чего торчат эти трубки, похожие на полые консервные банки, но так и не додумался. Еще в прошлую поездку задумывался, и даже мысли приходили, но тут же куда-то ушли. Должно быть стыдно, но я не специалист по ретро-связи, а подсказать начальнику никто не соизволил. Верно, думали, что я и так все знаю. Правда, не знаю, зачем нам понадобится телефон, хотя, если придется вступать в настоящий бой (тьфу-тьфу), с ним гораздо удобнее.

Дел на сегодня не осталось, и я решил лечь спать пораньше. Только улегся, как дверь купе распахнулась, и на пороге появилась Татьяна. Девушка была в одной сорочке. Нерешительно стоя в проходе, спросила:

— Владимир Иванович, вы не спите? Мне после сегодняшнего что-то не спится. И страшно. Не прогоните?

Надо было дверь запирать. А теперь уже поздно. Не прогонять же девушку, тем более что ей страшно. Прогонишь, получишь страшного врага, а врагов мне хватает.

Хотя, кому я вру? Читателю или самому себе?

Я слегка подвинулся, вздохнул и похлопал рукой по постели:

— Забирайся.

М-да, тесновато, конечно, девушка крупная, но ничего.

Глава 15

Сыворотка правды

Мы еще даже не успели ни караул выставить, ни линию телефона «кинуть», как к моему штабному вагону явился Артузов. Главный контрразведчик Советской России (не по должности, а по сути) вполне мог бы прислать кого-нибудь из подчиненных, но Артур Христофорович прибыл сам. Выглядел он каким-то усталым, осунувшимся.

После взаимных приветствий мой бывший наставник и, смею надеяться, друг, спросил:

— Есть смысл твоего Новака еще раз допрашивать?

— Если только для проформы, — пожал я плечами. — Парня использовали «втемную», он и поверил, что красный контролер. Все, что знал, рассказал. Но если хочешь, то позову.

— Не надо, — отмахнулся Артур. — Если говоришь — ничего нового, какой смысл? Как считаешь, отчего я приехал?

Вопрос, что называется, риторический. Я еще разок посмотрел на живую «легенду» контрразведки. Что-то он не только осунулся, но даже не побрился. За Артузовым, славившимся, как и Шерлок Холмс «кошачьей чистоплотностью», такое не водится. Если Артур Христофорович, оставил какое-то очень важное дело и приехал ко мне, значит я ему для чего-то нужен. И это может быть лишь в одном случае…

— По-польски я разговаривать пока не научился, — предупредил я. — А через переводчика не очень удобно.

— Догадливый ты, — вздохнул Артузов. — Но гражданин этот русский язык не хуже нас с тобой знает, да и по-польски есть с ним кому говорить. Но пока безрезультатно.

— Это ты про Стецкевича?

— Нет, Виктор Стацкевич — кстати, тебе и Новаку за него спасибо огромное — на контакт пошел очень легко. Похоже, сам хотел выйти на нас, но раздумывал. Он нам целого резидента сдал. А тот молчит. Как ты говоришь «рогом уперся». — А я так говорю? Хм. Значит, сказал как-то, а Артузов запомнил. — С ним поначалу Пилляр работал. Но у Романа, после того, как поляки его расстреляли, с нервами очень плохо. На допросах сразу на крик срывается, раза два руки распустил. А ты же знаешь, что Председатель запрещает бить подследственных. Будь кто другой, а не Пилляр, я бы на него рапорт подал