Отныне я - твой меч - Анджей Ваевский

— Возможно, даже его сердце дрогнуло и вовсе оно не изо льда, — щебетали придворные дамы, давно наводнившие недостроенный дворец, сбежавшись из присоединённых княжеств. Благодаря им, королевский двор стал именно тем, чем являлся, и если новые вельможи всячески искали внимания монарха, то женщины мгновенно влились в свиту Раники, пользуясь наивностью юной королевы. Даналии стоило многих трудов отвлекаться от дел государственных и держать в узде этот многоголосый птичник.

— Ах, она так трогательно мила! Конечно же, король не мог остаться равнодушен к этой чистой непорочной красоте!

И лучше бы этим дамам не видеть выражение лица Азита, когда его ушей достигали подобные шепотки. И всё же воевода тоже изменился, и эти изменения не скрылись от глаз придворных, порождая новую волну слухов и сплетен. Это в степи, в пустыне можно скрыться и остаться незамеченным, но никак не во дворце, где каждый следит за каждым. И каждый знает, что Разящий проводит ночи чаще в королевской спальне, чем в своей. Знать-то знали, вот только знакомиться ближе с Зеликом на предмет пресечения сплетен не хотели, а тот впадал в неистовство, едва заслышав хоть намёк, падающий тенью на честь Садара. Второй пёс короля пугал иногда больше, чем неприкасаемый, оттого, что знал всё и обо всех и вел тайный счет прегрешениям придворных. Тем не менее, сам давал повод слухам. Высокородные дворяне, пусть и мелкопоместные в сравнении с имперскими, но не менее чванливые, не могли понять, откуда их король набрал таких головорезов. Один страшней другого. И где благостный жрец, вместо которого этот зловещий Ларминиз, от оценивающих взглядов которого мороз по коже? И как это первая дама королевства занимает министерский пост? И пусть княгиня, но женщина же! Однако задавать вопросы королю смелых не находилось. Новоприбывшие придворные предпочитали делать вид, что не замечают всей "неправильности" верхушки власти, которую создал Садар.

Глава девятнадцатая

— Какую цену ты готов платить?

— Я же говорил тебе, любую. Меня не остановят те жертвы, которые приношу.

— Порой ты меня пугаешь.

Мадерек, год 2568

Рагард отмалчивался долго, словно выжидая, что Мадерек опомнится и уберет воска с границ северной империи. Однако южная империя не торопилась, все больше утверждаясь в своем праве на Анаторис, доселе являвшийся свободной торговой провинцией, предпочитающей патронат Мадры, но не более. Теперь же выходило так, что мадеране практически вторглись в границы рагардцев, расположившись лагерем в Лигидее, от которой рукой подать до Смирниса — самого южного из оплотов Рагарда, вассальных земель, обширных по территории и известных земледелием и скотоводством. Основная житница северян оказалась под угрозой вторжения. Конечно же, Ратимирк, нынешний правитель Рагарда, не мог оставить на самотёк подобные события и к осени выдвинул в Смирнис армию, возглавляемую главнокомандующим Тарадимом.

— Вот же шакал! — взвинтился Кассим, едва заслышал имя полководца. Естественное соперничество великих полководцев не менее великих государств являлось закономерным. Если Кирит мог тягаться со всеми вместе взятыми советниками и политиками Рагарда, то генерал мог волноваться только о Тарадиме. Тот был и опытней, и старше, и пост при государе занимал повыше, чем "яростный" Кассим, преуспевший в деле ратном, но возрастом не вышедший до главнокомандующего. И без него на эту должность очередь.

— Ты пойдешь щитом в Анаторис, — отрезал Кирит, морща лоб на доклад. Это уже не домыслы и сплетни, это не доносы шпионов, а официальное объявление войны. Весть разнеслась молниеносно: Рагард вторгся в Западный Мадерек под предлогом освобождения Анаториса от захватчиков. Понятно, что им безразличен по большому счету сам Анаторис, но воинов Мадры у собственных границ северяне не потерпят.

— Почему я? Разве туда не отправится основная армия?

— Нет, отправится. Но под твоим командованием. Там мне нужен верный человек.

— А как же главнокомандующий?

— Пускай и дальше греет пуфик императору. Его определим в защиту Мадры, резерв и подготовку новых пополнений.

— Но как же…

— Пусть попытается поспорить, вояка. От него толку больше здесь, ты же боевой генерал, тебе и возглавлять отпор вторжения. И помни, любой ценой мне нужен Анаторис. Это не завоевательная кампания, а оборонительная, их столица же под эгидой Мадерека, и упускать её не собираюсь.

— Мне всегда казалось, что Нагириез у нас картинка, а правишь ты.

— Ты шибко умный стал. Ступай.

Анаторис, год 2568

Наконец покинув расположение дворца и выехав за ворота Мадры, Кассим почувствовал себя в своей стихии. Он путался и пугался дворцовых стен, сановников, чиновников, советников. Любого из них покрошил бы в мелкую стружку, но ведь нельзя: придворные, благородные все, мечом не воспитаешь. Сам генерал происходил из дворян, но мелких, пышным титулом и богатыми поместьями не обладал. Всё, что смог дать отец Кассиму, — доброе имя, владение мечом и понятие чести воина. Оттого и не понимал он, и не принимал всех этих павлинов, наводнивших Мадру столь густо, что простому люду места не оставалось в стенах столицы. С каждым годом всё больше и больше лачуг, перерастающих в небольшие поселения, ютилось за границей города, оставаясь без защиты стен. Не понимал такого генерал, ведь с малых лет приучен защищать народ. Конечно, императора в первую очередь, но и простых людей, крестьян, мастеровых, купцов на худой случай. Но… зачем за стенами прятать высокородных? У каждого из них и собственный дворец, и собственная армия, да и поместья внутри страны, враг не грозит с границ. За подобные мысли Кассима считали недалеким, а иногда и глуповатым. Однако когда дело доходило до меча, то моментально вспоминали, что прозвище "яростный" он получил не в застольных перепалках, а на полях сражений. Высокий, жилистый, сам словно крепкий закалённый клинок, генерал являл собой образчик жителя пустыни: чернее ночи узкие слегка раскосые глаза, чуть посеребренные ранней сединой жесткие смоляные кудри. Весь вытянут и выправлен, и выглядит несколько старше своих лет, с хищным орлиным взглядом из-под кустистых бровей, вечно обветренным лицом, словно вытесанным из грубого камня неумелым мастером.

"Суров наш генерал, убьет, как не мечом, так взглядом", — поговаривали солдаты. И все же любили своего грозного командира. За простоту, за справедливость, за правильность решений и отвагу. Им, простым воинам, было непонятно, за что так недолюбливают генерала при дворе, почему посмеиваются, называя глупым. Да, не научен он интригам, но любое сражение проведет с минимальными потерями, все высчитает и проверит, и заглянет далеко вперед, опережая противника на несколько ходов. Так это ли не ум? Но не умеет шепнуть там и выслужиться здесь. Прямой как в стати, так и в поступках. Наверное, слишком простодушен для вычурных законов царедворцев и челядников.