Измена. Право на сына (СИ) - Арина Арская

что-то обсуждать? — Дина скрещивает руки на груди. — Но я запомню.

— злопамятная, да? — Макар вскидывает бровь.

— Очень.

И тут он, наконец, замечает меня на лестнице. Сердце, кажется, останавливается, а затем бешено бьется о ребра. И меня это злит. Я хочу возмутиться его пьяной наглости, а не бледнеть, будто влюбленная дура, которая ждала его. Любым.

— Уля… — хрипло тянет он.

— Ну вот — шипит Дина, всплеснув руками, — разбудили.

— Да замолчи ты, — мягко отпихивает ее в сторону и, пошатываясь, идет к лестнице. — Раскудахталась.

Останавливается у первой ступени, хватается за перила и смотрит на меня исподлобья. Он пришел меня убить? Взгляд черный и не обещает хорошей и приятной беседы.

— Зачем ты пришел? — тихо спрашиваю я.

И полицию бессмысленно вызывать. Он еще по закону мой муж и пришел он к себе домой. Пока не бузит поэтому сейчас моя задача, чтобы ночной гость не рассвирепел. А Макар, кажется, на грани этого.

— Я. — на несколько секунд замолкает, поднимается ко мне и выдыхает мне в лицо, — хочу увидеть сына.

У меня аж глаза слезятся. Его ведет в сторону, и он, держась за перила упрямо перешагивает ступени.

— Ты пьян, Макар.

— А то я не знаю, — делает короткую передышку и с уверенностью сворачивает в коридор.

— Макар, — шепчу я и кидаюсь за ним.

— Что? — оглядывается.

Точно прибъет. Поножовщина была, теперь время для пьяных нападок мужа, который выместит злобу на ненавистной жене.

— Это опасно.

— Соглашусь, — недобро щурится он. — На руки брать не буду. Только посмотрю.

Соскучился. Или я не имею прав соскучиться по сыну?

— И будить его не надо, — шепчу я. — Он плохо засыпает в последнее время

— Принято.

Стоит, смотрит на меня и не торопится идти к детской. Походит на зверя, который раздумывает над тем, разорвать свою жертву сейчас или обождать. Минута, две и он делает шаг ко мне.

Я не успеваю отступить. Хватает за запястья, рывком привлекает к себе и душит в объятиях, тяжело и шумно выдохнув в шею. Оцепенев, я могу лишь моргнуть.

Неожиданно он сползает на колени, утыкается лицом в мой живот, и его плечи вздрагивают.

Он плачет, и мои глаза округляются от шока.

— Макар, — кладу ладонь на его плечо.

А он не реагирует на мой голос и заходится сильнее в своей внезапной истерике. Я оглядываюсь.

У лестницы стоит Дина. Тоже с круглыми глазами, и медленно отступает к ступеням.

Через секунду ее уже нет в поле зрения. Бросила меня.

Пижама под лицом Макара — мокрая. Касаюсь его затылка, и медленно выдыхаю панику, которая меняется растерянностью.

— Макар.

Оседаю на пол, увлекая его собой. Рыдает у меня на коленях, и не над изменами.

Из него рвется что-то темное, одинокое и что-то, что было с ним долгое время.

Макару страшно и холодно. У него обнажена та часть души, с которой я не была знакома, а опьянение вскрыло ее.

— Макар… — пропускаю его волосы сквозь пальцы. — все будет хорошо… Я рядом… Рядом…

Закрываю глаза и медленно покачиваюсь из стороны в сторону. Человек может быть окружен толпой людей, но от одиночества и отчаяния они не спасут, если нет того, с кем в минуту слабости можно отпустить себя.

Макар затихает, затем отстраняется и садится у стены. Упирается локтями о согнутые колени, опускает лицо и молчит. Не знаю, останется ли в памяти минуты его слабости, но, кажется, он уже сейчас не рад тому, сорвался.

Я встаю, подхожу к нему и шепчу:

— Иди ложись спать.

Поднимает взгляд:

— Собери вещи, возьми Артёма и поехали.

Речь еще невнятная. Взгляд мутный, пусть и решительно злой. Он еще пьян. И, вероятно, без посторонней помощи не встанет.

— Куда?

— Мне этот дом не нравится, и жить ты тут не будешь.

— А где мне жить?

— со мной, — отвечает он и замолкает, не спуская с меня взгляда.

— Тебе надо отоспаться.

— Конечно, я же пьяный, — криво усмехается он. — А раз пьяный, то говорю глупости, о которых забуду? Хотя… — тихо смеется, — я в этом мастер.

— Есть такое, — соглашаюсь я.

— Но “забыть” не значит “избавиться”.

— Немного философии от Быкова, — протягиваю руку. — вставай, Макар. Поспи, а потом уже…

Перехватывает мое запястье и прижимается щекой к ладони, прикрыв веки.

— У тебя такая теплая рука.

От его тихого голоса сердце бьется чаще. Да, он пьян, но он впервые открыт и уязвим. Я чувствую, что одерни я сейчас руку и оскорби его злым словом, то это отпечатается в нем ожогом.

— Макар, ты правда очень пьян.

— Я знаю, — вновь смотрит на меня и шепчет — Ты такая красивая.

Глава 46. Я все помню

— Ложись, — в который раз мягко опрокидываю Макара на спину. — Или я тебя сейчас привяжу.

— Я буду сопротивляться, — вздыхает он и неловкими пальцами расстегивает рубашку, но на третьей пуговице сдается и роняет руки.

— Я позову Дину.

— Серьезная угроза, — хмыкает он и закрывает глаза, а затем подрывается и хочет меня схватить.

Я отскакиваю, а Макар в пьяном неуклюжем маневре падает с кровати.

— Ты цел?

— Мой великолепный план, — заползает на кровать и ложится лицом вниз, — не удался, — печально вздыхает. — Ты такая быстрая и ловкая…

— ты просто пьяный

— Я просто хочу тебя обнять, — бубнит в простыню и замолкает.

И я хочу его обнять, но разрешить себе этого не могу. Он пьян и потерян в реальности. Накрываю его одеялом, а он тяжело вздыхает в простынь. Сажусь на край кровати и поглаживаю его по лопатке:

— Спи.

— Мне плохо.

— Тазик принести? — неуверенно спрашиваю я и раздумываю, успею ли я спасти простыни от его “плохо”.

— Нет… — шепчет. — По жизни плохо, Уля… Тазик тут не поможет

— А что поможет?

— Я не знаю, — переворачивается на спину и смотрит на меня, — но сейчас мне лучше.

Я молчу, потому что мне и самой сейчас куда лучше, чем час назад. И я не хочу уходить. Я люблю Макара. И как же больно, что эта любовь к нему теперь искалеченная. В ней больше нет юной мечтательности, легкости и слепой привязанности.

Я знаю, что он мерзавец. Он обратил меня в маньячку, которая может взять нож и воткнуть его в бок. Он говорил мне отвратительные вещи, показал свою темную сторону души и утопил в отчаянии, но… Я люблю его. И я сейчас едва сдерживаю себя от того, чтобы не прильнуть к его груди.

Возможно ли излечиться? Любят говорить, что время лучший лекарь, но оно не избавит меня от воспоминаний, например, о нашем