Возвращение Одиссея. Будни тайной войны - Александр Надеждин

Через пару минут Олег уже получал от старушки в темно-синей униформе в обмен на белые пластмассовые номерки и так кстати пригодившийся ему маленький театральный биноклик свое коричневое пальто и норковый полушубок для дамы, которая в это время критически осматривала свой внешний вид, стоя перед длинным настенным зеркалом.

VII

– Товарищи офицеры! – зычно, даже как-то задорно пробасил, поднявшись, обладатель плотной, невысокой фигуры и немного грубоватых, характерно русских черт лица.

– Товарищи офицеры, – вошедший высокий, худощавый мужчина, с прибранными сединой висками и аккуратной щеточкой усов, небрежным движением запястья вновь усадил на место вставших по команде Аничкина и замерших в некоем подобии строевой стойки «товарищей», которые почти в том же точно порядке расположились за длинным совещательным столом, что и пять дней назад.

Это «почти» относилось к самому младшему из «товарищей» – старшему лейтенанту Иванову, занявшему на этот раз место отсутствующего Гелия Петровича Минаева, выведенного на прошлом совещании по вполне понятным, в том числе и ему самому, причинам из состава действующих участников начавшейся операции, первая стадия которой, сложно пока сказать, успешно или нет, но все же завершилась вчерашним воскресным вечером. Правда, чем именно в конце концов она завершилась, никто из присутствующих, за исключением, похоже, лишь только что вошедшего Ахаяна, так толком и не знал. Не знал этого даже непосредственный участник как вчерашних, так и позавчерашних событий Иванов, которого в преддверии появления самого большого начальника буквально затерзали вопросами все остальные присутствующие в этом просторном и строгом кабинете лица.

Иванов, хоть и достаточно лаконично, не уходя в пространные описания, но все же весьма бодро и даже весело доложил старшим «товарищам» обо всех перипетиях обоих дней своей занимательной «филерской» эпопеи. Он был в состоянии какой-то легкой эйфории, несмотря на практически полностью бессонную ночь, проведенную им накануне в доме у сестры за рюмкой крепкого чая. Хотя, почему несмотря? Может быть, как раз наоборот, именно благодаря этому, не успев расслабиться и размякнуть за время кратковременного сна, он, напротив, сумел максимально мобилизовать к утру все свои скрытые энергетические резервы. Голова его, к счастью, не болела и была ясна – коньяк, купленный перед посиделками, по выходе из театра, в магазине на Мясницкой, вполне оправдал остановленный на нем выбор. Единственным остаточным неудобством, напоминавшим о вчерашнем поклонении Бахусу, была легкая сухость во рту, которая, в добавление к присущей Иванову природной сдержанности и скромности, стала дополнительным стимулом к его, хоть и достаточно экспрессивному, но вместе с тем весьма дозируемому и контролируемому красноречию, в конечном итоге прерванному на полуслове давно ожидаемым появлением Ахаяна.

Заняв свое председательское место во главе стола, Василий Иванович выдержал, в лучших традициях школы Станиславского, длительную паузу, во время которой он, машинально похлопывая ладонью левой руки по тыльной стороне лежащей на столе руки правой, медленно, внимательным, но абсолютно бесстрастным взглядом, по очереди, прошелся по лицам сидящих перед ним по обе стороны этого стола персонажей, которые от сего взгляда, а если быть точным, прежде всего, именно от его бесстрастности, ощутили внутри некоторый, правда, надо заметить, не очень сильный дискомфорт. Наконец, молчание было прервано.

– Ну что, дорогие соратники... – опустил глаза вниз, слегка при этом нахмурившись, Василий Иванович, – подведем, так сказать, некоторые предварительные итоги прошедшей операции. – Он не спеша раскрыл принесенную им с собой коричневую складную папку, на которой, реликтом старых добрых времен, золотой тисненой вязью было выдавлено «На доклад», и, достав из внутреннего кармана пиджака плоский футляр, а из него, в свою очередь, аккуратные прямоугольные очки, позволяющие их пользователю во время чтения, периодически поднимая взгляд, оценивать складывающуюся вокруг него обстановку, нацепил их на кончик носа. – Для начала, однако же, позвольте мне ознакомить вас с заключительной частью вчерашней сводки службы наружного наблюдения. То есть, разумеется, как вы понимаете, речь идет о той ее части, где содержится отчет бригад, работавших вчера вечером по интересующим нас объектам. Весь отчет зачитывать не буду. Насчет того, что происходило до того... в первой части, я полагаю, вас уже просветил наш уважаемый Олег Вадимович... наш, как оказалось... можно с полным основанием утверждать... – Ахаян посмотрел поверх очков на упомянутую им персону и, наконец, слегка пожевав губами, подобрал, как ему показалось, наиболее подходящий эпитет: – Джек оф олл трэйдс[32]. Во всяком случае, весьма достойно проявивший себя в некоторых, несколько новых для него, ролях и качествах. На этот раз уже не разбойника, а казака.

Иванов, сдерживая улыбку, опустил глаза и негромко, как бы про себя, повторил эпитет, добавив к нему окончание:

– ...Джек оф олл трэйдс... энд мастер оф нан[33].

– Что ж, самокритика вещь похвальная. И полезная. Тем паче, как однажды заметил один наш, общий с господином Ивановым, знакомый... лорд Честерфилд... скромность есть самая лучшая приманка в погоне за похвалой, – прокомментировал сделанное добавление Ахаян. – Правда, здесь очень важно не переусердствовать, ибо, как учил другой, не менее замечательный и более близкий нам по географическому расположению человек, а именно Анатоль Франс, во всем надо все-таки соблюдать меру, в том числе в скромности. Иначе ее проявления могут рассматриваться вышестоящими товарищами не иначе как просто завуалированная издевка. – Василий Иванович, сам, как показалось, прилагая некоторые усилия для сохранения серьезного выражения лица, посмотрел на еще ниже опустившего свой взгляд, и на этот раз уже безо всякого подобия улыбки, Иванова и, в немного щегольском жесте, проведя ногтем большого пальца по седоватой щеточке своих усов, пододвинул поближе к себе раскрытую антикварную папку. – Итак, сводка. Цитирую: «...В двадцать часов семнадцать минут объекты номер „семь“ и „восемь“ вошли в вестибюль станции метро „Чистые пруды“ и, приобретя в кассах один билет на двоих, по очереди прошли турникет. Находясь на эскалаторе, объекты сначала самостоятельно передвигались вниз, по свободной левой стороне, затем, пройдя примерно половину пути, внезапно остановились и сместились вправо, воспользовавшись оказавшимся свободным пространством между пассажирами, стоящими с правой стороны, и пропустили, таким образом, вперед всех тех, кто первоначально спускался вслед за ними по эскалатору, что можно было косвенно расценить как элемент проверочных действий, характерных для обученных профессионалов...» – Ахаян оторвался от текста и обвел глазами аудиторию. – Знакомый элемент? А, господа профессионалы?

– Знакомый-то знакомый, – ответил за всех Аничкин. – Только уж что-то больно избитый. Для настоящего профессионала... классного, я бы сказал... некоторым образом... дурной тон.

– Мы сейчас не оцениваем степень и уровень профессионализма. Для нас сейчас важен в первую очередь что?.. – Василий Иванович перевел глаза чуть вправо, на сидящего сразу за Аничкиным товарища с гладко выбритым черепом.

– Сам факт принадлежности к... сонму профессионалов, – немного торжественно ответил товарищ, отвечая на взгляд начальства.

– Экзактеман[34], – подтвердило начальство и продолжило: – Идем дальше. «Спустившись с эскалатора на перрон, объекты сели в последний по ходу вагон поезда, следующего в сторону станции „Юго-Западная“. Выйдя, в двадцать часов двадцать шесть минут, на следующей станции „Лубянка“, к Театральному проезду, они тут же вошли в универмаг „Детский мир“, где пробыли до двадцати сорока пяти, посещая различные этажи и секции. Сразу же после захода в магазин объекты совершили переход по коридору служебного хода первого этажа, ведущего из правого в левое крыло здания, после чего, развернувшись на спуске и якобы разглядывая витрины, некоторое время визуально контролировали выход из коридора на предмет выявления следующих за ними лиц», – зачитав этот абзац, Ахаян снова поднял глаза над текстом и, вопросительно изогнув правую бровь, посмотрел опять в сторону бритоголового товарища, который за секунду до этого весьма выразительно хмыкнул. – Что такое, товарищ Соколовский?

– Да опять же избитый прием, Василий Иванович, – провел рукой по своему слегка поблескивающему бильярдному шару адресат его обращения. – Собственно даже, о приеме как таковом и говорить-то нечего, все ясно. Самое главное, место ведь само по себе слишком уж известное. Да, Николай Анисимович? – он повернулся к своему соседу справа.

– Известное, – степенно подтвердил Николай Анисимович. – Мы его в свое время, между собой, «пойти к уткам» окрестили. Раньше... при соцреализме... возле выхода, из коридора этого, как раз секция водоплавающей игрушки располагалась. Ее, точку эту, многие в свои маршруты учебные включали. – Он кивнул в сторону Иванова. – Молодежь-то тоже небось осведомлена. От старших поколений.