Вор в роли Богарта - Лоуренс Блок

В ответ я опустил еще один четвертак в щель.

— Ну к чему ты это все затеял, а, Берн? Я ведь все равно могу тебя отследить. Неужто так трудно доставить мне удовольствие — позволить позвонить в «Ласточку»? В конце концов, мне не так часто доводилось звонить в Нью-Гемпшир.

— А мне — не так часто слышать о мертвых бельгийцах, найденных в меблированных комнатах.

— Ты даже не спросил, отчего он умер.

— Я даже не спрашиваю, кто он. Но рано или поздно придется спросить, к чему ты рассказываешь все это мне.

— Рано или поздно окажется, что лучше бы ты вовсе не знал. Он умер от выстрела с близкого расстояния. Пуля попала в голову, точнее, входное отверстие находится прямо в ухе. Калибр двадцать второй. Весьма профессиональная работа.

— Убит именно там, где его обнаружили?

— Не обязательно, но наверняка сказать трудно, потому как детишки изрядно там наследили. Не важно, где он раздобыл этот паспорт, но умер довольно далеко от этой самой Бельгии. И на приличном расстоянии от Нью-Гемпшира, что, впрочем, относится и к нам с тобой.

— И все же я не понимаю…

— Охотно верю, — согласился он. — Как раз собирался подойти к сути дела. В карманах ничего. Ни ключей, ни жетонов на метро, ни маникюрных щипчиков, ни швейцарского складного ножичка. Зато на нем был очень симпатичный твидовый пиджак, а в этом пиджаке — потайной карманчик.

— Потайной карман?

— Ну уже не знаю, как лучше назвать карман, который расположен в довольно необычном месте: на спине, почти у самой задницы. Его вообще невозможно заметить, если только не искать специально. К тому же он на «молнии», застегивается и расстегивается. Но мы его обнаружили, расстегнули эту самую «молнию», и догадайся, что в нем оказалось?

— Еще один паспорт?

— Откуда ты знаешь?

— Так, значит, я прав. Это была всего лишь догадка, Рэй. Клянусь Богом, всего лишь догадка!

— Да. Паспорт. Только на этот раз итальянский и выдан он на имя Василия Байбака.

— Что-то мало похоже на итальянское, — заметил я. — А ну продиктуй по буквам. — Он продиктовал, но от этого имя не стало казаться более итальянским. — Вообще-то Василий — русское имя, — сказал я. — Ну, во всяком случае, славянское. А вот Байбак… Знаешь, это похоже на такую закуску, ее еще подают в «Русской чайной».

— Понятия не имею, — буркнул он. — Я как-то не хожу в экзотические места. Ладно, не важно, потому как и этот тоже оказался поддельным. Как бельгийцы сроду не слыхивали ни о каком Мармотте, так и макаронники о Байбаке. Но описания в паспортах совпадают, Берн, и подходят нашему покойнику, что называется, тютелька в тютельку. «Рост пять и девять, вес сто тридцать, д.р. пятнадцатого десятого тысяча девятьсот двадцать шестого, волосы светлые, глаза орехового цвета». Это из бельгийского паспорта, да и в итальянском почти то же самое. Вот только глаза они называют карими. Но, может, у них просто орехи не растут. «Лицо узкое, маленькие светлые усики…» Никого не напоминает?

— Пока нет. Да и почему, собственно, должно напоминать?

— Ну, вот мы и подошли к самой сути, — сказал он. — Видишь ли, сперва мы нашли один потайной кармашек, а потом пошарили с другого бока и нашли… Как ты думаешь, что? Правильно, второй, точь-в-точь как первый.

— Подумать только! А ведь многие люди сомневаются в существовании Господа Бога.

— И в том втором тоже был паспорт, на сей раз канадский, и не более настоящий, чем первые два. Выдан в Виннипеге, во всяком случае, именно так сказано в нем на добром американском английском, разве что выдан он сроду никому не был, а просто состряпан каким-то ловким мошенником. И та же физиономия на снимке. А теперь напрягись и подумай хорошенько, чье имя значилось в этом последнем паспорте, а?..

— Так ты скажи мне, Рэй.

— Хьюго Кэндлмас, — ответил он. — Ну чем еще это можно назвать, как не грандиозным совпадением?.. Ну, скажем, взять любого среднего человека. Живет он себе на свете и за всю свою жизнь так и не встречает ни единого Хьюго Кэндлмаса. А мне подфартило — на протяжении каких-то двух дней я повстречал сразу парочку этих Кэндлмасов. Причем, что характерно, оба — покойники.

— Это же прямо для музея диковинок Рипли, — заметил я. — «Хотите верьте, хотите нет…»

— И что характерно, этот парень ни чуточки не похож на того Кэндлмаса, что хранится у нас в морозилке, Берни.

— Что, неужели и на родственника не похож?

— Даже на свояка. Вот я и подумал, может, ты объяснишь мне, в чем тут фокус, а, Берни? Как получилось, что ты столько времени разглядывал этого жмурика в морге и опознал в нем парня, который окажется покойником только через день?

Тут снова встрял оператор и потребовал добавить монету, если я желаю продолжать разговор. Голос повторял те же слова тысячи и тысячи раз на дню на протяжении многих лет, так скажите: может ли это сообщение восприниматься как хорошая новость? Весьма редко, доложу я вам. Весьма редко, но это был как раз тот самый редкий случай.

Я взглянул на пригоршню монет и сунул их в карман.

— Мелочь кончилась, — сказал я Рэю. — Сейчас перезвоню.

— Ради бога, Берн! Ведь я прекрасно знаю, что ни в каком ты не Нью-Гемпшире! Давай номер, я позвоню.

— Какая-то сука стерла его с диска, — сказал я. — Ни черта не разобрать. Оставайся у телефона, Рэй. Я сейчас перезвоню.

Он стал что-то бурчать, но я решил не дожидаться, пока нас разъединит оператор, и сделал это сам.

Чуть позже, когда я перезвонил ему, с женой объясняться не пришлось. Трубку снял сам Рэй. Похоже, он так и просидел у аппарата все это время.

— Наконец-то, — проворчал он. — Сукин ты сын…

Я не ответил.

Он и сам довольно долго молчал, а затем произнес как-то робко:

— Алло? — Я нарочно выждал еще пару секунд, прежде чем ответить.

— Еще раз привет, — сказал я. — Ну что, рад слышать мой голос? Приятней ли он звучит на твой слух, чем, скажем, голос комиссара или дежурного, ведающего парковкой у здания Министерства внутренних дел?

— О Господи… — простонал он.

— Прости, что так долго, Рэй. Ты представить не можешь, какая это проблема, разменять один несчастный доллар.

— Еще бы! Тем более на Уолл-стрит в воскресенье. Я ведь знаю, где ты находишься.

— Слишком уж много ты обо мне знаешь, — сказал я. — Ладно, возвращаясь к Кэндлмасу…

— Да, давай все же вернемся к нему.

— Ты ведь помнишь, что тогда, в морге, стопроцентной уверенности у меня не было?

— Ты говорил только, мол, не любишь смотреть на покойников. Я так тебя понял.

— Да я вообще согласился на это опознание, только чтобы облегчить тебе жизнь. Я же говорил: я не уверен, что это он.

— Послушай, Берни, прекрати. Одно дело, если бы тем типом дело и кончилось. Но теперь у нас сразу два жмурика, причем похожими их можно было бы назвать, только если одному из них башку отрезать. Как ты мог смотреть на одного и утверждать, что это совсем другой?

Время обдумать ответ у меня было: ради этого я и повесил тогда трубку.

— Дело в том, что я познакомился с ними обоими сразу, — сказал я. — И они оба одновременно назвали мне свои имена. И я как-то не обратил внимания, ну просто не связал, что называется, имя и лицо. Честно сказать, я вообще пропустил имена мимо ушей. Но тот тип, которого вы нашли на Питт и Мэдисон, я думал, именно он был Кэндлмасом, поскольку это он купил у меня книгу.

— Так, значит, в морге…

— В морге я просто взглянул на него, и он оказался не тем, кого я ожидал увидеть. Но тоже что-то знакомое. Наверно, поэтому я и решил тогда, что перепутал. Подумал на одного, что он Хьюго Кэндлмас, а оказалось, Кэндлмас — это тот, другой.

— Ты, что ли, встретился с обоими этими деятелями в лавке?

— Да, там.

— И один из них купил у тебя книгу. А что же делал другой?

— Ничего.

— И они вместе вошли?

— О, я как-то не обратил внимания… Нет, не думаю, что они были вместе, но могу и ошибаться.

Я понял, что он хмурится. Почувствовал это, почти увидел.

— Знаешь, чем это пахнет? — вопросил он. — Итак, оба были у тебя в лавке, оба представились. А потом обоих находят мертвыми, причем неподалеку друг от друга. Того, кто оказался не Кэндлмасом, прикончили на квартире Кэндлмаса, а другого обнаружили на Питт-стрит, да еще с тремя поддельными паспортами. И один из этих Кэндлмасов купил у тебя книжку, на основании чего ты дал ему свой атташе-кейс, чтобы ему, видите ли, было удобней нести ее домой. Уж и не знаю, обидеться мне на тебя, Берн, что ты навешал мне на уши такой лапши и думаешь, я поверю. Или, наоборот, считать за честь, что ты не поленился насочинить с три короба.

Настало время менять тактику.

— Рэй, — сказал я, — когда сегодня твоя супруга подошла к телефону, я почему-то вспомнил, как помог раздобыть тебе для нее манто. Помнишь?

— Не совсем понимаю, при чем тут это, — ответил он, — но все равно занятно, что ты об этом заговорил. Потому как и я подумал о том же чуть раньше.