Двое строптивых - Старшов Евгений

Собрание здраво рассудило, что на повестке дня и так много важных дел. Незачем тратить время, чтобы голосовать за каждого в отдельности, однако перед вынесением решения оппозиция, подняв свою ядовитую главу и разинув зловонный зев, настояла на оглашении всего списка (а вдруг там окажется кто-то помимо рыцарей, не явившихся на капитул?). Это было явное проявление недоверия к великому магистру, но оппозиция на то и оппозиция. Однако этот змеиный выпад не помешал остальным участникам капитула единодушно одобрить весть список после его оглашения.

Далее перешли к хлебу: постановили покупать у турок, а также снарядить посольство во главе с арагонским рыцарем д’Альбалатом в Неаполь, чтобы закупить зерно там. Мера по задержанию привозимого на остров зерна в родосской крепости была одобрена. Но и это было еще не главное. Установленным порядком были избраны шестнадцать особых уполномоченных по сбору налогов с европейских командорств, после чего стал обсуждаться главный вопрос — о придании великому магистру д’Обюссону диктаторских полномочий до минования турецкой угрозы.

Вот тут и развернулись словесные баталии, так что, когда самому магистру предложили высказаться по данному поводу, он изрек:

— Этой чести я не прошу и тем паче не требую. Но это не только честь — это величайшая ответственность, которая, пожалуй, одному человеку не под силу. Как решит капитул — так и будет. Альтернатива проста: или моя диктатура, направленная на достижение победы, или равное распределение трудов между ответственными братьями, коих вы сами изберете, без моего влияния или давления. Не скрою, что многое, что я имею в мыслях сделать, вряд ли получит всеобщее одобрение. Для того и нужны чрезвычайные полномочия, чтобы потом не шушукались за спиной. Я всегда открыт к любым предложениям и справедливым упрекам, сознавая, что я не по титулу, а на деле брат всем вам.

— Господин и брат наш, — ответили ему после небольшого совещания представители оппозиции, — что же ты хочешь совершить такого, что может вызвать наше негодование или возмущение? Мы были бы рады услышать хоть что-нибудь о том, что задумано тобою. Незачем, как говорится, не глядя в петлю лезть.

— Отвечу, — спокойно проговорил великий магистр, — ибо полагаю, что здесь, среди вас, изменников нет, хотя недоброжелателей в избытке. Часто я слышал, что меня и без того именуют диктатором и тираном. Ваше дело, хоть апостол Павел и запрещает злословить начальство. Итак, вот что я вам скажу. Полагаю, все это не останется без пользы, если даже общее решение капитула склонится в пользу управляющей коллегии. В случае вынесения решения в мою пользу, знайте, что эти чрезвычайные полномочия я сохраняю за собой не пожизненно, но вплоть до отпадения угрозы завоевания Родоса султаном Мехмедом. Свои задачи я мыслю так: во-первых, избрать четырех адъютантов, скорее всего, из "столпов", и препоручить каждому четверть обороны города. Во-вторых, иметь право самому назначать рыцарей на ответственные посты, невзирая на приоритет "языков" и древность рыцарских родов.

Среди собравшихся поднялся было ропот, но почти сразу затих, а д’Обюссон продолжал:

— Я имею в виду, прежде всего, должности кастеллана Родоса, судей, бальи по торговле, комендантов замка Святого Петра и трех портовых башен — Ангелов, Найяка и Святого Николая, а также капитанов орденских судов. Кроме того в случае вакансии кипрского командорства, бальяжа Коса[35] и должности генерального прокуратора при папском дворе я буду иметь право заместить эти ответственные посты по своему выбору. В-третьих, я буду иметь право посылать "столпов" исполнять поручения туда, куда и насколько сочту нужным. В-четвертых: вся казна находится в моем распоряжении, и никто не имеет права вмешиваться в мои решения по финансовым вопросам.

При упоминании о казне ропот опять было поднялся, но снова затих, а д’Обюссон как будто не обращал на это внимания и говорил:

— К этому же примыкает распределение оружия и продовольственных запасов. А когда нападение врага будет неизбежно, я думаю сделать следующее… Прежде всего — снять урожай и назначить, куда скрываться людям в случае высадки врага, при этом непременно обеспечив их едой. Хотя бы только хлебом, но зато наверняка. Еще надо сделать так, чтобы врагу в случае высадки нечего было есть на острове — все сжечь, даже соломы на фураж турецким лошадям не оставлять! Сады с плодовыми деревьями и огороды извести, запасы тщательно схоронить. Необходимо найти удобные для высадки вражеского десанта места и путем рытья траншей приготовиться воспрепятствовать туркам осуществить это. В случае угрозы, полагаю, местное греческое ополчение хоть сколько продержатся до прибытия рыцарских отрядов — формирование подобных отрядов и руководство ими я поручил бы великому приору Бранденбурга брату Рудольфу. Этим нужно озаботиться уже сейчас.

Д’Обюссон ожидал, что тактика выжженной земли вызовет множество споров, однако возмущения не последовало. Кажется, отмена приоритета "языков" и установление единоличного контроля над орденской казной со стороны великого магистра вызвали у капитула гораздо больше эмоций.

— Вокруг родосской крепости надо сделать полностью лысое место, — продолжал д’Обюссон, — чтобы врагу негде было укрываться от нашего огня. Это значит, надо снести загородные особняки горожан, вырубить все деревья, в том числе сады. Да, тяжко, и ропот пойдет, но так надо. Сделать это придётся быстро, при первом известии о приближении врага. То же касается церквей, включая, как чудовищно это ни покажется, кладбищенский храм Святого Антония. И еще кое-что… Надо смотреть правде в глаза: даже если к нам прибудет изрядная подмога, все крепости оборонять мы не сможем. Я принял решение, учитывая скудость средств, оружия и защитников, подготовить к осаде, кроме столичной крепости, родосские замки Линдос, Монолитос и Фераклос, а также косский замок и Петрониум в Малой Азии. Прочие крепости будут служить лишь укрытием для населения, которые оно само в случае нужды будет оборонять при наличии минимума артиллерии, пары рыцарей для руководства и малого отряда пушкарей.

Д’Обюссон замолчал. Общественность зажужжала. Вопрос об орденских замках оказался так же чувствителен, как отмена приоритета "языков" и вопрос с казной.

— Однако ж ведь и в самом деле, все не удержать, — проговорил кто-то.

— Как же быть? — спросил другой участник капитула. — Положиться на неопытных в военном деле селян — это все равно, что отдать туркам наши твердыни практически без боя. Этих нечестивцев после не выковырять оттуда! Рушить? Но не для того мы строили!

— Замки, как я сказал, большая часть войск ордена должна покинуть, — повторил д’Обюссон. — Если османы их и займут — а я не уверен, что им будет до того — то после, зная систему подземных ходов и водоснабжения, мы всегда сможем отбить эти крепости или выморить врага голодом. Еще что?

Еще один участник капитула подал голос:

— Да простит мне господин наш и брат, может, я не расслышал… А что Филеримос?

— Его нет среди замков, которые я планирую оборонять. Крепость ветха, к долгой осаде неспособна, стратегических целей и преимуществ никаких обеспечить не может. Гибель людей и орудий — вот что означает оборона Филеримоса. Это тоже будет лишь форт для укрытия людей от турецких набегов. Липшие запасы и артиллерия будут оттуда вывезены в родосскую крепость.

— Но наша святыня!

— Икона, безусловно, будет перенесена к нам. Что же касается церкви… Из нее будут взяты все реликвии, священные сосуды и прочее — сам же храм, полагаю, будет разрушен, чтобы избежать осквернения турками.

Вот тут и началось полное возмущение, среди которого отчетливо раздался выкрик:

— Что ж такое! Своими руками половину всего разрушить, истребить сады, привести в негодность замки! А султан будет сидеть спокойно в Константинополе и смеяться. Ах, такие разрушения он смог причинить без армии и единого дуката! Поистине, его мечта!