Мой брат Наполеон - Фрэнк Кеньон

Глава восьмая

Чрезвычайно важное событие, — произнес Жозеф, оглядывая собравшихся за обеденным столом.

— Очень важное, — хором повторили мы, сосредоточив наши взоры на Наполеоне.

— Даже сверхъестественное, — добавил Жозеф.

— Сверхъестественное, — повторили мы, словно стая попугаев.

— Мы должны теперь называть тебя «Ваше Величество»? — спросил Жозеф хмуро.

— Пока еще этого не требуется, — ответил Наполеон довольно напыщенно.

Он не терял времени и действовал быстро. Еще не прошло и месяца после расстрела герцога Энгиенского, а в Трибунате уже выступил один из ставленников Наполеона — как их именовал Люсьен — и заявил, что настала пора распрощаться с политическими иллюзиями; победа, мол, принесла во Францию спокойствие, казна пополнена, законы обновлены, и теперь нужно закрепить достигнутое на вечные времена путем установления высшей наследственной власти в лице Наполеона Бонапарта и членов его семьи. Не только на Наполеона произвела сильное впечатление фраза: «В лице Наполеона Бонапарта и членов его семьи». Учреждая новую династию, Наполеон, не рассчитывая на возможность иметь собственных детей, решил использовать для придания веса и силы своим честолюбивым планам уже существующую семью. В дальнейшей речи депутат показывал, что титул «император», который следует присвоить Наполеону, более всего соответствует высокому престижу нации. Таково, по его словам, желание армии и народа. Всесильная армия стояла на первом месте, хотя данное обстоятельство старались не подчеркивать.

Только один депутат высказался против наследственной монархии. Но никто его не слушал. Предложение приняли и передали в Сенат. Исход был заранее предопределен — почти немедленное согласие с тем, чтобы, учитывая волеизъявление всех французских департаментов, провозгласить Наполеона Бонапарта императором Франции. Вот мы и собрались в Тюильри отметить это событие семейным обедом. Присутствовали вновь избранный император с Жозефиной, Жозеф и его жена Жюли, Луи и Гортензия (все еще вместе, но по-прежнему несчастливые в браке), Элиза с мужем, Мюрат и я, Люсьен пребывал все еще в ссылке, и мама, по собственному выбору, с ним. Полина находилась в Риме, а Жером, насколько известно, проявляя непослушание, путешествовал по Америке.

— Вопрос о твоем преемнике… — начал Луи, взглянув на Наполеона.

Мы все в ожидании посмотрели на него.

Наполеон внимательно оглядел нас по очереди и тихо рассмеялся.

— По этому вопросу, мой друг Луи, вскоре появится сенатус-консульт или постановление.

— Но можно ли узнать содержание этого важного постановления? — спросил Жозеф.

Лицо Наполеона сделалось непроницаемым.

— Ты хочешь, чтобы я выдал государственную тайну.

— Поскольку это затрагивает жизненно важные интересы членов семьи… — осмелилась я вставить.

— Зачем мучить нас неизвестностью? — заметил Луи раздраженно.

— Чтобы вы преждевременно не вцепились друг другу в глотки, — пояснил с таким же непроницаемым выражением на лице Наполеон.

— Или чтобы не вцепились в твою, — пробовала пошутить я.

— Бонапарт, пожалуйста! — умоляющим голосом проговорила Жозефина.

— Хорошо, — пожал плечами Наполеон, уступая. — В постановлении будет указано примерно следующее: «Империя — моя империя — наследуется по прямой мужской линии (он сделал паузу и, как мне показалось, с упреком взглянул на Жозефину). Если же у меня не окажется сына, то я имею право избрать своим преемником любого сына или внука кого-либо из моих братьев».

— Братьев, но не сестер! — заметила с возмущением я.

— Ну и ну, — проговорил Луи.

У Жозефа были только дочери, а у него два сына.

Не обращая внимания на комментарий, Наполеон продолжал вкрадчивым тоном:

— Если я откажусь от подобного избрания, то моими преемниками станут в порядке очередности Жозеф и Луи.

— Правильно, очень правильно, — радостно улыбнулся Жозеф.

Луи лишь хмурился.

— Этот вопрос еще окончательно не решен, — заявила я пренебрежительно.

— Постановление должно быть рассмотрено в департаментах, — напомнила Жозефина. — Могут пройти месяцы, прежде чем будет известна воля народа. Плебисцит — долгая история.

— Ну и что из этого? — заметил Наполеон высокомерно. — Мое желание известно. Я не намерен проводить месяцы в ожидании.

Ожидать пришлось менее восемнадцати дней. Восемнадцатого мая тысяча восемьсот четвертого года — через двадцать один месяц после того, как Наполеон был провозглашен пожизненным первым консулом — нас собрали во дворце Сен-Клу, где временно жили Наполеон и Жозефина.

Нашли мы их в галерее Аполлона. Жозефина оделась во все белое, как обычно, Наполеон облачился в новенькую военную форму. По сигналу гофмаршала мы сгрудились позади четы и стояли молча в наступившей тишине, напоминавшей церковную, пока не прибыли члены Сената. В этот день был опубликован сенатус-консульт, и достопочтенные сенаторы поспешили в Сен-Клу со своими поздравлениями. Наполеон и Жозефина — император и императрица! Станет ли Наполеон теперь, когда сделал Жозефину императрицей Франции, думать о разводе с ней? Едва ли. Вот вам и семейная война! Жозефина без всяких усилий со своей стороны одержала величайшую победу над Бонапартами.

После нескольких длинных и скучных речей Наполеон объявил свои императорские решения. Семнадцать генералов, в том числе и мой супруг, получили звание маршала империи.

«Будет ли этот красивый, но бесполезный маршальский жезл единственным вознаграждением Мюрату?» — подумала я, жадно вслушиваясь в дальнейшие слова Наполеона. Жозеф в мгновение ока превратился в великого Электора Франции, Луи — в коннетабля. Оба тут же были произведены в принцы. Его императорское высочество, принц Жозеф! Его императорское высочество, принц Луи! Меня буквально сбила с ног одна мысль. Теперь их жены — принцессы!

Я ждала, что Наполеон скажет еще, но он молчал, улыбаясь и как бы поддразнивая. Ничего для меня и сестры Элизы, абсолютно ничего! Только величайшим напряжением воли удавалось сдерживать ярость, меня буквально подмывало здесь же, в галерее Аполлона, в присутствии всех сенаторов, хорошенько отчитать нового императора.

Вечером состоялся семейный ужин, до смешного официальный и очень мрачный для меня и Элизы. Наполеон, казалось, преднамеренно старался унизить нас, обращаясь сперва к Жюли и Гортензии и с видимым удовольствием подчеркивая их новые титулы. Он походил на ребенка, забавляющегося новыми дорогими и ранее недоступными игрушками. Глубоко обиженная, я пила воду стакан за стаканом, воображая, что это вино, и даже почувствовала легкое головокружение.