Солдаты далекой империи - Максим Хорсун

Матросы притихли, внимая каждому моему слову. — Почти всю тяжелую технику они переправили обратно… Не знаю, куда именно. Прочь отсюда. Транспортировка техники требовала уйму энергии, поэтому «хозяева» сделали это сразу, в первые дни исхода. С Марса убрали машины, убрали заводы по преобразованию климата, почв, рельефа… А то, что сначала следовало бы сровнять с землей грандиозную ирригационную систему, это просочилось сквозь пальцы. Когда «хозяева» опомнились, на планете оставались считанные единицы техники. И вот поэтому, друзья, они осмелились на отчаянный шаг. Решили призвать с обитаемых планет миллионы рабов и их руками подчистить следы преступления. Миллионы рабов трудятся сейчас с лопатами в руках. Каждый день гибнут тысячи, и каждый день на Марс призывают десятки тысяч.

— Выходит, мы — рабочие муравьи. — Купелин почесал горб на переносице. — Они, выходит, великие боги, и дела у них — не плюнуть и растереть, а мы — всего-навсего насекомые?

— Но сколько жизней потребуется, чтоб сровнять хотя бы один канал? — спросил Северский. — Они ведь — что судоходные реки…

А вот это — в точку.

— Человеческой жизни бы не хватило, — ответил я, — это верно подмечено. А вот на других планетах обитают создания более… гм… продуктивные. Дело в том, что «хозяева» «тянут» рабов наугад. В других обстоятельствах они ни за что бы не осмелились связываться с людьми. Спросите почему? — Я приложил указательный палец к виску. — Просто у нас вот здесь работает немного быстрее, чем у них. У нас есть технологии и знания, при помощи которых мы можем оказать «хозяевам» достойное сопротивление. Они разделили нас на малочисленные группы, они опустили до скотского состояния, и все же мы сейчас на свободе, а там, — я ткнул пальцем вверх, — дымятся обломки летуна и дергает щупальцами простреленный цилиндр.

Сказать, что мой рассказ произвел на моряков впечатление — значит ничего не сказать. Под сводами тоннеля зазвучали оживленные голоса. Меня дергали за рукава, меня забрасывали вопросами. В глазах матросов читался и восторг, и недоверие; в общем, глядели они на меня, будто я стал, прости Господи, их пророком. Я же неожиданно понял, что эта роль мне в тягость. Какой из меня пророк? Вздумалось мне, помнится, стать лидером в старом лагере, и ничего путного из того не вышло. Гавриле на горбу всех пришлось вытаскивать.

Чумазый ясырь, захваченный в лагере каннибалов, — три молодые женщины, пожелавшие отправиться с нами в путь, — сидели, будто мышки. Молча грызли сухарики и слушали, слушали, слушали… Я заметил, что Галина… что эта чертовка приосанилась, что выпятила грудь чуть сильнее, чем следовало бы в ее положении. Никак уже присмотрела себе матросика усатого.

— Ваше благородие! — обратился ко мне тот самый усатый матрос-минер Тульский. — Полагаете, победим мы «хозяев»?

— Победим! — ответил за меня Северский. — И не смей сомневаться, каналья! Победим как миленькие!

— Если с голоду не опухнем, — проворчал Гаврила.

— Ну, вообще-то речь шла о том, что мы можем оказать сопротивление, — улыбнулся я. — Хотя… чем черт не шутит? Ох, простите, отец Савватий! «Хозяев» на планете мало: не больше пяти сотен «шуб» и «червелицых», несколько тысяч «стариков» и цилиндров. Полноценной боевой техники у них нет, и времени «подтянуть» на Марс что-либо смертоносное тоже не хватит: вот-вот нагрянут конкуренты.

— Доберемся до «Кречета», — подхватил Северский с известной всем горячностью. — Пушки ждут не дождутся, когда из них постреляют. Господа, предлагаю: возвращаем себе «Кречет» и превращаем его в полевую крепость. Вспомните: сегодня мы сбили летуна ружейной пулей, а на броненосце — «максимы», «гочкисы», тяжелая артиллерия. Если «хозяева» не выведут против нас иную боевую технику, их карта бита. А наземные войска — «старики», цилиндры или «червелицые»… да пусть они осмелятся подойти на дальность выстрела пушек Кане!..

— Останутся рожки да ножки, — пробормотал гальванер Лаптев.

— Итак, вы предлагаете запереться на «Кречете» и стоять, таким образом, до прибытия пресловутых конкурентов… — задумчиво проговорил Купелин, — отбивая любые атаки…

— Ну конечно, Владислав! — всплеснул руками Северский. — Другого выхода я не вижу! Другого выхода просто нет!

— Хорошо, — изрек штурман. — С этим более или менее ясно. Что мы можем ожидать от конкурентов? Павел, вам это известно? Миллионы рабов останутся на планете… Не сотрут ли их новые «хозяева» с лика Марса, точно пыль с комода? Зачем эта обуза конкурентам? Зачем лишние души на планете, которую они станут перекраивать вдоль и поперек по вкусу очередного заказчика?

Купелин был прав. Конкуренты совсем необязательно станут благодетельствовать врагам «хозяев». Формула «враг моего врага — мой друг» не есть аксиома для космических сообществ.

— Быть может, — продолжил Купелин, — конкуренты начнут работы на планете с того, что заменят воздух угарным газом.

Я развел руками.

— Ребята, вот что… Может всякое случиться. Чего ждать от конкурентов, я не знаю. Владислав Григорьевич прав: хочешь мира, готовься к войне. Нужно надеяться на лучшее, но…

Северский вскочил на ноги. Заметался туда и сюда.

— Не терплю нерешительности и пустословия! Вы ведете себя словно штабные тихоходы. Доведите меня до «Кречета», и стальная крепость оживет! Этот корабль, да будет вам известно, — самое совершенное оружие, построенное человеческими руками. Пусть выродки с других планет не надеются, что им удастся взять нас, не поломав зубов!

Мы с Купелиным переглянулись.

Северский не видал того, что довелось увидеть мне. Вмиг я вспомнил все. Вспомнил матросов возле разбитой «камбалы». Их тела были вплавлены в песок… в песок, ставший стеклом. Мы так и не узнали, какое оружие их сразило. Я вспомнил, как четко и слаженно движется полчище цилиндров, как дрожит горячий воздух над железными внутренностями. Вспомнил, что в сегментных щупальцах скрываются светящиеся нити, которые режут железо, точно ножницы бумагу.

Северский стал участником нескольких стычек, в которых нам чудом удалось одержать победу. Теперь ему подавай настоящую войну!

— Тоннели не предоставят нам постоянное укрытие, — сказал Купелин. — Скоро нужно будет подниматься на поверхность. А там — пустошь. Воды нет, пищи нет, в небе — летуны. До «Кречета» путь-дорога далека.

— Выдвигаемся немедленно, — предложил Северский. — Пока хватает сил для рывка!

Я усмехнулся.

— Сколько раз я слыхал подобное…

— Чего-чего? — переспросил Северский с фальшивым гневом в голосе. — Опять вздумали спорить, господин Пилюля?

— Выдвигаемся, — поддержал я. — По дороге к «Кречету» успеем вволю поспорить.

— Выдвигаемся, братцы! — объявил Гаврила матросам. Затем прочистил горло, харкнул себе под ноги и прорычал: — Чего расселись-то, селедки малосольные? Или слух отнялся? Вперед, варяги!

Северский подпер бока. Поглядел сверху вниз на растерявшихся девиц:

— Ну-ка, барышни! Подъем! Как доберемся до корабля, я вам — так и быть! — на фортепьяно побренчу. Кадрильку какую-нибудь или вальс. А пока вы обязаны выполнять приказы Гаврилы Аристарховича, будто простые матросы. Вам все ясно, канальи? Тогда чего сидите сиднем?!

Мы двинулись вперед по узкому тоннелю под каналом, под звон срывающихся со свода капель. Мы шли долго и, по-моему, наугад. Сворачивали на частых развилках совершенно случайным образом. И повсюду нас сопровождало мягкое свечение, льющееся со стен. Временами мне даже казалось, что ведут нас через подземный лабиринт эти самые неведомые строители тоннелей — древние властители Марса, оставившие о себе в качестве напоминания живые письмена и изображения людей со звериными головами.

12

На следующий день мы покинули подземелье. Поднялись по узким, не приспособленным для человеческих ног ступеням на поверхность Марса. Купелин что-то подсчитал, беззвучно шевеля губами, и потом заявил, что мы находимся в двадцати милях к северо-востоку от лагеря людоедов.

Было тепло — словно в погожий день бабьего лета. Маленькое красное солнце висело в зените. Вокруг нас шумели ветвями деревья. Высокие деревья негустого леса, протянувшегося вдоль северного берега канала.

Мы стояли, очарованные местом.

— Это никакая не пустошь… — обронил Северский. — Что-то вы, следопыты, перемудрили.

Ветер сдувал с крон листву бронзового цвета; листья медленно падали на землю, вращаясь в воздухе: сотни маленьких, изящных спиралек. Между ветвей, покрытых блестящей корой, порхали крошечные существа, как две капли воды похожие на земных колибри. Птички (или насекомые?) переговаривались друг с другом, издавая отрывистые трели. Шелестела вода — рядом, скорее всего, пробегал ручей или даже речушка.

Оазис!

Я почувствовал на глазах влагу.