Детские шалости - Генри Саттон

— Джем, — говорит он, стискивая ее руку, — пусть Лили думает что хочет, а мы идем туда. А ты, Лили, идешь с нами. Я не позволю тебе смыться в таком виде, без пальто и в этой глупой одежде, чтобы тебя подснял какой-нибудь извращенец. Вы тоже пойдете со мной, мисс, нравится вам это или нет.

Глава 6

Марк заходит в Boots на Лондон-стрит, в центральный магазин города, заходит туда со своими двумя дочерьми и с этим огромным списком барахла, которое Николь попросила его купить, и в списке значатся такие пункты, как шампунь, зубная паста и тампоны, упаковка Татрах без аппликатора Superplus. А Джемма и Лили ни с того ни с сего, что удивительно — и он понятия не имеет, почему, хотя надеется, что они ничего такого не задумали, он действительно надеется, что они не собираются в очередной раз проявлять упрямство, — ведут себя как шелковые. Они обе просто тихо и послушно идут за ним. В магазине толпы женщин, толпы отцов, и матерей, и других детей, и пахнет такими вкусными, такими женскими ароматами — этой невозможной мешаниной запахов духов и туалетной воды — что он чувствует, как будто шагнул в другой мир. Папа ведет своих детей в Boots. В то время как его жена веселится в своем офисе на рождественском ланче. В то время как его жена, конечно же, нацепила на голову болтающуюся шапочку Деда Мороза и вся опуталась мишурой — и расстегнула две верхние пуговицы на своей блузке, и, вероятно, ее юбка слегка вздернулась на бедра, и она специально демонстрирует всем верх своих натянутых чулок, он заметил, что сегодня утром она надела чулки, а не обычные повседневные колготки. И скоро она будет запрокидывать голову назад, отводя волосы от глаз, и громко смеяться, и флиртовать, и похлопывать мужчин по плечам и коленям, так, как она делает, когда слегка выпьет. Шлюха. Думает он. Сука. Как вышло, что он оказался в таком идиотском положении?

— Эй, Марк, — говорит Лили, хватая фен, светло-пурпурно-розовый фен, явно созданный, как он думает, для стильных молодых женщин, — почему бы тебе не купить себе вот эту штуку на Рождество? Я много раз видела, как ты укладываешься феном Николь перед зеркалом. И что это за штука, которой ты всегда укладываешь волосы? — Марк видит, как Лили пальцами обеих рук смахивает свои черные волосы вперед и взъерошивает их так, что они торчат во все стороны — в точности так же, понимает он, как он сам всегда пытается привести в порядок свои волосы, особенно когда укладывает их гелем. — Это тебе подойдет, — говорит она. — Правда же, Джемма?

— Заткнись, Лили, — говорит он, отводя от нее глаза и вновь возвращаясь к списку, приготовленному Николь.

— Это скучно, — говорит Лили, кладя фен не на ту полку. — В этом магазине скучно.

— Ну тогда я тебе придумаю развлечение, — говорит Марк, вручая ей корзину, — ты, черт возьми, вполне можешь ее подержать.

— Спасибо, Марк, — говорит она. — Я всегда мечтала стать твоей слугой.

— А еще ты можешь последить за Джеммой. Джемма, иди сюда, — зовет он, поскольку Джемма дошла до конца прохода и скрылась из виду. — Не смей, черт побери, слоняться здесь в одиночку.

Несмотря на то что за все эти годы он бывал в Boots бессчетное количество раз, он по-прежнему не может разобраться в планировке. Марк осознает, что раньше никогда не обращал на это внимания, его всегда водила Николь, а до нее — Ким, да-да, а он просто шел за ней, таща корзину, и пытался уследить за детьми. В этом была его роль. А теперь он тут главный, теперь он должен занять место сварливой женщины, и он пытается найти, где лежат Татрах, и при этом ему приходится бежать за своей младшей дочерью, потому что Лили ни черта не хочет ему помогать, впрочем, вряд ли ей вообще что-либо можно доверить.

Он несется к концу прохода и видит, что Джемма уже на полпути назад, идет по другому ряду, по ряду, в котором, кажется, выложена косметика, и почти все эти баночки красиво завернуты в специальную красно-серебряную упаковку от Boots. Он появляется в проходе, а Джемма хихикает и идет дальше, но у нее не получается убежать от него, и он хватает ее за руку, сильно щипает и думает, что теперь до нее все дошло и сегодня она больше не попытается от него убежать. Она хныкает, хотя не плачет.

— Забияка, — говорит Лили, когда они догоняют ее. Она по-прежнему держит в руках корзину. Лили поворачивается спиной к Марку и Джемме и идет назад, к полкам с косметикой, начинает заполнять корзину рождественскими упаковками с помадой и флаконами с лаком для ногтей, тушью, и карандашами для бровей, и пудрой — хватая косметику горстями.

— И какого черта ты тут вытворяешь? — говорит Марк. — Кто за это будет платить?

— Ты, — говорит она. — О, пожалуйста, Великолепный Марк. Просто пару вещиц. Пожалуйста. Мне никто никогда ничего не покупал. Я — твоя дочь. Ты разве не хочешь, чтобы на Рождество я выглядела красиво? Как Николь?

— Нет, — говорит он. — Нет, черт возьми. Сколько раз, черт бы тебя подрал, я должен повторять тебе нет? А теперь клади все обратно.

— Нет, — говорит она, вытаскивает своей скелетообразной правой рукой все коробочки из корзины и рассовывает их по карманам джинсов.

— Я сказал, клади на место, — говорит Марк.

— Нет! — кричит Лили. — Нет, нет, нет! Это мое! Это все мое. Марк оглядывается вокруг, не видит ли их кто-нибудь.

Удивительно, но рядом никого не оказывается, кажется, припадок истерики Лили пока не привлек ничьего внимания.

— Ну все, мы уходим, — говорит он, снова хватает Джемму за руку, уже не так яростно, но достаточно жестко, чтобы быть уверенным, что она не вырвется, и они вместе с ней идут к дверям, и он думает, хватит с него Лили, он думает, что Лили может оставаться там до тех пор, пока охрана не арестует ее за воровство и не отвезет в центральный полицейский участок. Он больше не собирается ей помогать. На этот раз он не будет выручать ее. Он сделал для нее все, что мог.

— Хватит с меня твоих выходок, — бросает он через плечо. — Меня тошнит от тебя.

Но она идет за ним к выходу, уронив на пол теперь уже почти пустую корзину, впрочем, она все равно не удосужилась опустошить свои карманы, даже не попыталась этого сделать, замечает он, трусливо оглядываясь назад. Она выходит за ним и Джеммой на улицу, и сигнализация взрывается сиреной — по крайней мере Марк уверен, что слышит этот пронзительный, прерывистый вой, перекрывающий звук рождественского гимна, который распевают на выходе уличные певцы, поют, и кричат, и орут на людей, которые толкают их, входя и выходя из магазина, и это «хо-хо-хо» — с таким смехом из Boots выходит их собственный Дед Мороз, он тоже стоит на тротуаре, состязается с певцами гимнов, пытается соблазнить последних покупателей, пока не закрылся магазин, ведь сегодня они закрываются рано, в четыре дня.

— Марк! — Марк слышит за спиной крик Лили, продолжает работать локтями, расчищая себе дорогу в отчаянной толпе, тащит за собой Джемму, дальше и дальше, на кипящую людьми дорогу, под туманное мерцание неоновых рождественских ламп на главной улице. — Не оставляй меня! — кричит она. — Не бросай меня, папа!

Глава 7

Когда в комнату вломился отец, Abba исполняли Fernando из Top of the Pops, в те времена эта песня была хитом номер один. Марк никогда никому не признавался в том, что вообще-то ему нравилась Abba, что вообще-то он тащился по девушке-блондинке, и особенно ему нравилась песня Fernando — поэтому он тут же поставил вместо нее Sailing. Он не мог признаться в этом перед своим отцом и уж точно не стал бы признаваться перед своими дружками.

Он уверен, что ни Ли, ни Стив понятия не имели, что он слушал Abba. Впрочем, у него не получилось так же хорошо скрывать, что он не мог справляться с большим количеством алкоголя, и что от того наркотика ему почти мгновенно стало плохо, и что однажды он пробовал «скорость», которую Ли купил у соседа, и думал, что умрет от сердечного приступа, или от кровоизлияния в мозг, или ото всего сразу — перед глазами прыгали только какие-то слепящие вспышки. Ему нравилось искать приключений на свою голову, угонять машины, воровать, он явно преуспел в этом, но он просто не мог переносить алкоголь и наркотики. И именно потому, подумал Марк теперь, он окончательно расстался с Ли, и Стивом, и Полем, и несколькими другими парнями, с которыми любил слоняться. Он пытался из всех сил, но не мог продолжать. Он не мог состязаться с ними физически. Его тело этого не принимало, его голова этого не принимала. Когда дело доходило до выпивки и наркотиков, когда доходило до любых веществ, изменяющих сознание, он был полным рохлей.

Марк знает, что потратил полжизни на попытки спрятать часть самого себя от глаз остальных людей, в основном он пытался спрятать свои слабости, к примеру, свое жалкое телосложение, а еще свою любовь к сопливым песням. И кто же застукал его, когда он слушал Fernando, вперившись в задницу блондинки, которая мягко покачивалась, идеально обтянутая парой белых атласных брюк? Когда Марк уже успел растрогаться от этой музыки? Его папаша. Его ебаный папаша, который сказал, что должен сообщить ему нечто важное.