Новый Михаил - Владимир Викторович Бабкин

в свою очередь, смогу пользоваться благами своего положения. Брат царя – это тебе не кум королю. Это куда перспективнее при грамотном подходе. Что конкретно я собирался делать после победы оптимизма-монархизма в одной отдельно взятой стране, мне было еще не совсем ясно, но то, что я не собираюсь прожигать жизнь в Ницце, а собираюсь конвертировать свои знания, опыт, хватку и доставшиеся мне от прадеда капиталы одного из богатейших людей России в развитие, я знал точно.

Для этого сейчас я должен сделать все, чтобы император остался у государственного руля и провозгласил хотя бы половинчатые реформы для успокоения брожения в стране. И я должен быть ну очень убедительным. Если мне удастся уговорить Николая повременить с отъездом, остальное будет уже делом техники. Даже если генералы позднее и будут продолжать заговор, то это будет уже иная история. Главное их разнести по времени с мятежом в Питере. И привлечь к наведению порядка в столице. Или взять под арест. Или расстрелять. Тут уж как карта ляжет.

Однако повторюсь, навести порядок в стране без значительных, а главное, энергичных реформ будет нереально. А значит, кроме того чтобы уговорить Николая не ехать, мне кровь из носу нужно сейчас уговорить его на некоторые довольно радикальные реформы, которые придется проводить недрогнувшей решительной рукой. И тут пожалеешь, что на престоле у нас сидит такой человек, как Коля Второй, а не такой крутой тиран, как Ваня Четвертый или Петя Первый. Поэтому разговор с царем нужно построить в жестком ключе, вплоть до запрещенных приемов.

Так что будем жестко давить на психику. Мягкие и почтительные разговоры с данным конкретным монархом всея Руси, как свидетельствует история, закончились катастрофой.

Вопреки опасениям Мостовского, до города мы добрались без всяких происшествий. На въезде патруль проверил наши документы, козырнул и выделил одного солдата для сопровождения к гостинице. Другого же солдата офицер отправил бегом вперед с предупреждением о нас. Предложение вызвать автомобиль мы, по совету Горшкова, отвергли, дабы не тратить зря время на его ожидание. Могилев – городишко совсем небольшой, тихий, да еще и набит войсками под завязку. Поэтому мы, ничего не опасаясь, двинулись в сторону центра города.

Итак, впереди ждет меня царь, которого я должен убедить, даже если он сам категорически не желает ни в чем убеждаться, и фактически заставить самодержца сделать то, чего он делать совсем не хочет. Потому что по-другому не получится, я в этом уверен на сто процентов, и на моей стороне есть самый беспристрастный свидетель – История.

Ведь не зря же я преодолел ту самую пропасть шириной в три миллиарда секунд оттуда, из будущего, и расстояние в шестьсот километров уже здесь?

Царское Село.

27 февраля (12 марта) 1917 года

Леопольд Иоганн Стефан граф Бенкендорф именуемый в просторечии Павлом Константиновичем, сидел недвижимо в кресле в своем кабинете. Александровский дворец затихал в тревожной полудреме. Суета последних часов все еще прорывалась отдельными звуками приготовлений к отъезду.

Шутка ли – за несколько часов подготовить выезд царской семьи? Особенно учитывая тот факт, что сборы нужно провести спешно, но не ставя в известность государыню и не беспокоя августейшую семью.

Даже это первое распоряжение императора расстроило обер-гофмаршала своей традиционной половинчатостью. Как обычно в последнее время, государь старался решать вопросы таким образом, что до конца мало какие дела доводились. И в прежние годы Николай Второй отличался определенной нерешительностью, но после убийства «друга» – Распутина, фатализм государя принял прямо-таки вопиющие размеры, которые все больше приближали, как чувствовал Бенкендорф, и Россию, и самого императора к катастрофе.

Вот скажите на милость, чем можно объяснить такое распоряжение – подготовить спешный вывоз царской семьи, но вывоза не осуществлять и в известность государыню не ставить? И это на фоне ужасных событий в столице!

Тем более что в течение дня по телефону из Петрограда сообщались просто ужасные новости. Государыня крайне расстроилась известиями об измене войск в столице, в особенности гвардейских. И то, что изменяли не кадровые части, которые были на фронте, а запасные батальоны, императрицу ничуть не успокаивало. Последнее известие об измене части Преображенского полка вызвало настоящий шок. Царица пыталась казаться спокойной, но всем было заметно, что она очень волнуется. Особенно с учетом болезни детей и того, что цесаревичу стало значительно хуже. Окружающие же старались ее не информировать об ужасах того дня.

Александра Федоровна слала мужу тревожные телеграммы. От нее, естественно, не укрылась вечерняя суета, но о подготовке к отъезду ей никто не сообщил.

Павел Константинович окончательно утвердился в ощущении грядущей катастрофы после реакции государя на сообщение от Родзянко. После того как пару часов назад генерал Беляев передал через генерала Гротена сообщение от председателя Госдумы, Бенкендорф был настолько уверен в грядущих указаниях императора, что еще до ответа из Могилева отдал все необходимые распоряжения о подготовке поезда для царской семьи. Ибо игнорировать совет Родзянко в сложившихся условиях было бы верхом легкомыслия или фатализма. Можно как угодно относиться к Михаилу Владимировичу, но никак нельзя отбрасывать совет сегодня же вывезти августейшую семью из Царского Села, ввиду того, что он ожидает уже завтра в первой половине дня прибытие восставших толп из Петрограда!

И вот теперь Бенкендорф буквально впал в прострацию после переданных генералом Воейковым повелений государя о том, что вместо вывоза семьи государь собирается прибыть в Царское Село лично. Обер-гофмаршал еще и еще раз перебирал в уме возможные варианты и не мог представить более странного и необъяснимого решения императора в сложившейся ситуации.

Петроград. 28 февраля (13 марта) 1917 года

Вот уже четверть часа члены Временного комитета депутатов Государственной думы напряженно поглядывали на двери, за которыми скрылся Родзянко. Бурные события последних дней, казалось, достигли кульминации в ночь на 28 февраля. Переворот приобрел реальные черты, и теперь от решений собравшихся в этой комнате во многом зависел исход революции. Революции, которую готовили и подталкивали так много фигур разного калибра. Но в которую, как оказалось, почти никто из них не верил, и готов к ней не был. Когда