Колымский призрак - Эльмира Нетесова

— А те двое? Их ты снял?

— Нет. Ребята. Я промазал.

— Завтра всех в зону надо отвезти.

— Почему всех? Семушкина. А этих закопают зэки и все. Возиться еще будем с ними! Кому они нужны? Их на воле хоронить нельзя. В зоне даже зэки их не признали. Близко не подпускали к себе.

— Да, что-то в этом есть. Хоть и сами не без горбов, но не вовсе души потеряли. За позор сочли в барак принять.

— Насильников, ты же знаешь, на всех этапах «петушат», во всех зонах. Чаще — до смерти. Но Упрямцев говорит, что он такое в своей зоне запретит под страхом дополнительного срока.

— Ни хрена у него не выйдет. Обиженный со страху промолчит, а козел не расколется, — встрял в разговор старший охраны. И, подвинувшись ближе к огню, сказал — Каждого пидора мы не станем охранять. Дерут их зэки и правильно. Я им за такое по бутылке выставлял бы. А козлов в расход, и рука не дрогнула бы.

— Давно вы в зонах? — спросил его Валерий.

— Скоро на пенсию. Всякого насмотрелся. Особо тут, на северах… Сегодня мне дают зэка под строгий надзор, завтра — его с цветами забирают. А случалось, приезжают освободить, а зэк — с год как окочурился.

— А зачем сажали?

— Черт их знает. Калечат людям жизни. А потом мы во всем останемся виноваты. Кто ж еще? Ведь в нашей зоне умер. А по мне, так кроме убийц и насильников, всех бы через год из зоны метлой выгонял. Пусть на воле вкалывают. Человеку, коль сердце в нем есть, года хватит, чтоб опомниться, понять. А коли все потеряно, так хоть до смерти держи — негодяем сдохнет.

— Может, это и верно, — вздохнул кто-то из охранников.

— У меня в Воркуте был случай. Конвоировал я зэков. Махровых ворюг. Глаз с них не спускал всю дорогу. А когда в зону приехали, двое словно испарились. Из спецмашины. Год их искали. Накрыли в Свердловске. Они с этапа опять сбежали. Через два года поймали. В наручниках везли, они — слиняли. Через три месяца опять поймали, едва не сбежали. Во фокусники-умельцы. На все руки мастера. И смелые мужчины. Гады! Но нельзя не удивляться им, — говорил старший.

— А как от вас сбежали?

— Пол пропилили пилкой. И на полном ходу выскочили без единой царапины. Видать, опыт у них был большой.

Аслан почувствовал, как первая крупная капля дождя упала ему на лицо. Он отодвинул бригадира, разбудил его и позвал в палатку, не оглядываясь на охрану.

Под утро дождь загнал в палатки всех до единого. Он хлестал по горам холодными длинными струями. А потому обычной поверки в это утро не было. В моросящий дождь зэков посылали работать. Этот — проливной — решили переждать. Авось через час-другой прекратится. Но тучи наползали одна мрачней второй, и неба, казалось, никогда не коснется день.

Дождь шел такой, что с гор водопады полились. Они сметали на своем пути все живое. Вот первая глыба оторвалась и с грохотом покатилась вниз, в ущелье. За нею — вторая — с хохотом и стоном. Люди испугались.

Куда деваться, где спрятаться понадежнее? Под скалой? Но где уверенность, что не придавит, не засыплет заживо?

Охрана сбилась в кучу. Куда бежать? Впереди — водопады, тугие, грязные. Целые реки льют на головы с каменным градом. Внизу — гул воды, оползни. Уйти в ущелье, укрыться там? Но куда уж теперь? Внизу река вместо ручья. Вся в воронках, в плывуне, в пузырях.

Но нельзя же оставаться вот так на месте, боясь, что какая-нибудь дурная глыба вдавит в скалистый грунт неожиданно, разбрызгав в стороны тепло и кровь. Она не будет разбираться где зэк, где охрана.

«Ко-лы-ма-а!» — грохнул обломок горы почти у ног старшего охраны.

Сколько лет работает на северах человек, с такой ситуацией столкнулся впервые. Растерялся. Не только людям, себе помочь не может.

— Вверх надо всех выводить. И как можно скорее, — подсказал выход Аслан, хорошо знавший особенности гор.

Северные иль южные, они везде остаются горами. И при всей разнице климатов и высот, есть у них много общего.

— Вверх, пока не поздно, — повторил Аслан.

Грозным предостережением сорвалась сверху громада

скалы. Полетела вниз головой, разлетаясь в брызги, унося с собой все живое на пути.

— Всем наверх! — заорал визгливым пересохшим горлом старший охраны и первым рванулся вперед.

Едва он сделал два прыжка, как, от горы, будто отрезанная, отделилась часть грунта. Она с шипением опрокинулась навзничь, осела, поползла вниз, гонимая потоками воды.

— Живей, мужики! — крикнул кто-то потонувшим в шуме голосом.

Зэки, охрана, срывали палатки, хватали кто что может и неслись вверх. Одни — согнувшись под тяжестью груза, едва волоча ноги, другие — вприскочку, торопливо, гонимые дождем и страхом.

Даже мужики с Орловщины под тяжестью груза согнулись. Глаза дождем или потом заливает. Не ведомо никому.

Знали, никто не оплатит им эту работу. От того досадно на сердце. Но подниматься вверх порожняком было бы слишком наглядно.

Впопыхах не видели, что взвалила им на плечи охрана.

На каждом шагу вздрагивали зэки. То коряга срывалась с обрыва и рогатым чертом бросалась под ноги, то осколки-обломки гремели совсем рядом, обдавая холодом брызг, ознобом ужаса.

Тощий желтоглазый интеллигент, которого в зоне уважали за ровный, рассудительный характер, волок наверх свернутую комом палатку работяг. С нее текли струи на спину и лоб. Но ведь без палатки нельзя, ни в какую погоду.

Кила тащил кирки и ломы. Аслан — ворох лопат. Никто не шел наверх с пустыми руками.

Молодой охранник, помимо винтовки и ломов, нес на закорках обессилевшего от страха старика педераста.

Остальные — кухню впереди себя толкали, несли продукты, котлы, посуду.

Обиженники тянулись вверх гуськом. Палатку и барахлишко свое крепко ухватили. Не перегрузились. А вот идейные носом гору чуть не пахали. Чей груз на плечах — сами не знали.

Горы, на время утихнув, словно дав людям короткую передышку, вскоре снова разразились камнепадом. Того и гляди огреет обломком по голове.

Гудели, ревели потоки дождя и воды: кого пощадят, кого накроют.

Первым на вершину выбрался Аслан. Стряхнул с себя лопаты, и, не передохнув, не оглядевшись, пошел помочь Киле. Вытащив, снова — другим на помощь.

Под сапогами скользкое месиво горной породы. Ноги мокрые. Подошвы сапог давно отпоролись — рты поразевали. Да кто на это обратит внимание? В хорошую погоду — некогда. Теперь и тем более…

Серый поток зэков, как длинная змея, карабкался по склону горы там, где должна пройти трасса.

И только охранники, не доверявшие теперь никому, плелись в хвосте длинной колонны.

«Все когда-то кончится. И этот невыносимый подъем, и дождь», — думалось старшему. Ведь и не такое видывал и пережил. Просто надо успеть опередить беду. Конечно, начальник зоны поднимет крик, не увидев на месте палаточного поселения. За самовольство выговорит, скажет, надо спрашивать. Да где? У кого? Не было времени. Да и связь где возьмешь? Тут уж на собственный страх и риск действовать надо. Зэков спасать. Да и себя, если удастся, конечно.

— Черт! Уж лучше бы внизу остались, чем так корячиться. Бухнул какой-то зэк и мы, как стадо, за ним, словно без своих мозгов! На черта мне сдалось из-за уголовников надрываться! Я не собираюсь с ними кентоваться. Буду я под дудку всякого плясать! Нет уж. С меня хватит? Меня сюда служить послали, а не у зэков в сявках ходить. Мне и начальник зоны в том не указ, — убрал плечо от походной кухни один из охранников. И добавил: — Помог бы, будь моя воля, всех из одного пулемета…

На него никто не оглянулся. Ни слова не сказали. Кто-то из охранников, сделав шаг шире, молча занял место ушедшего. Тот плелся сзади, отставая с каждым шагом.

Не знал человек, что, когда люди вместе — тяжесть легче, дорога короче, смерть дальше. Она — последняя — любит настигать одиночек. И этого отставшего подкараулила, свернувшись к его ногам внезапным оползнем, закрутила, сбила с ног, укрыла, запеленала, задавила и унесла в распадок — молчаливого, изломанного, беспомощного.

Старший случившееся почувствовал. Оглянулся. Но поздно. Поймать, вырвать, спасти хотя бы мертвого, было невозможно. Да и не подойти…

— Хана, — вырвалось у старшего охраны невольное. Он сцепил зубы, отчаянно воткнул плечо в кухню, покрасневшее вмиг лицо покрылось соленым потом, его тут же смывал дождь.

Аслан уже многим помог подняться наверх. Теперь он и Кила вытаскивали уставших, ослабших.

Аслан вместе с бригадиром, не теряя времени, развернули палатку. Поставили, закрепили ее. Потом вторую рядом примостили.

— Как спать будут люди? На сыром простынут. А тут ни обогреться, ни обсушиться негде, — огляделся Федор.

Аслан подтащил к палатке разлапистую корягу, застрявшую в расщелине. Потом — вторую, третью. Прикрыв собой от дождя, развел под ними огонь. Коряги задымились, искры вылетали стрелами из шипящего дерева. Зэки, завидев дым костра, пошли на подъем веселее..