Прекрасный желтый Дунай - Жюль Верн

За Траянским мостом находится пограничный пост Коброво, где заканчивается дорога, смело проложенная инженерами-путейцами сквозь горы, затем — Радуевац — последняя сербская пристань, у которой останавливаются пароходы. И наконец показались Филордин[112], красивый болгарский городок, и на левом берегу Калафат, где Илья Круш весьма выгодно продал свой улов, хотя никто не знал о его прибытии.

В целом, по мере того как они удалялись от крупных городов Австрии и Венгрии, известность Ильи Круша падала. Возможно, звуки медных труб славы сюда просто не донеслись. Огорчало ли его это? Конечно нет. Продавалась бы хорошо рыба, а большего и желать не надо!

Впрочем, если бы в Калафате его постигла неудача, он мог бы перебраться на правый берег. Там находится другой турецкий город — Видин, с довольно развитой торговлей, площадями, кафе, базарами… Здесь легко сбыть свой улов, если торговаться живее, чем это делают восточные люди, коим свойственно безразличие, если не сказать оцепенение. Господин Егер отправился туда, пока Илья Круш занимался коммерцией в Калафате, и с большим трудом раздобыл себе сменную одежду, хотя готов был втридорога заплатить за нее.

Берега реки, омывающие валашский берег с левой стороны и болгарский — с правой, весьма разнообразны. Земли здесь неплодородны, пересечены оврагами и покрыты холмами. Плотность населения — неравномерная. На территории Валахии городки и деревни, прячущиеся под сенью раскидистых деревьев, следуют друг за другом. Рыбная ловля здесь пользуется особым почетом. Мужчины, а также женщины предаются этому благородному занятию под широкими красными зонтами мавританской формы, которые защищают их как от ливней, так и от солнечных лучей. Что до оснащения, то тут им было далеко до лауреата «Дунайской удочки». Должно быть, рыба в этих краях отличается удивительной любезностью, раз соглашается ловиться на столь примитивные орудия местных рыболовов.

Если бы Илья Круш говорил по-турецки или горожане понимали по-венгерски, то наш славный герой охотно дал бы им некоторые советы, присовокупив к ним отборные крючки. Но из-за языкового барьера ему пришлось отказаться от этой идеи.

Река здесь богата рыбой, сюда часто заходят осетры огромных размеров — от трех до пяти метров длиной и весом до тысячи двухсот фунтов. Осетра употребляют в свежем и соленом виде, а его икра является известным деликатесом.

Во время плавания господин Егер и Илья Круш с живейшим интересом наблюдали за рыбами-исполинами.

— Хе, хе, — не удержался однажды господин Егер. — Если одна из этих тварей набросится на нас, от лодки только щепки полетят.

— Вы правы, — согласился Илья Круш. — Поэтому не стоит искушать судьбу, давайте держаться ближе к берегу, там нет никакой опасности.

У болгарского селения Раково[113] Дунай стал еще шире и превратился в настоящий морской залив с белыми гребешками пены на волнах. Глаза едва различали силуэт валашского берега.

Так же как лодка, баржи держались поблизости от берега. С плоскими днищами и неповоротливыми формами, они совсем не предназначены для открытой воды и могут потерпеть бедствие при шквалистом ветре. Плавание вниз по реке продолжали только пять или шесть барж, что весьма удивляло Илью Круша. И когда господин Егер спросил его:

— В бытность лоцманом, господин Круш, вам приходилось доводить корабли до самого устья?

Он ответил:

— Несколько раз, господин Егер, но, знали бы вы, как это опасно!

— И с вами никогда не случалось никакой беды?

— Никогда, нет, никогда, потому что я знаю мой Дунай!

— Как вы думаете, среди этих барж есть такие, что пойдут дальше Галаца?

— Есть, но не все! В море есть несколько бухточек, там их дожидаются парусники или пароходы, которые переправят груз в черноморские порты.

— А много ли в дельте рукавов? — поинтересовался господин Егер.

— Есть два основных, разделенных островом Лети[114], самый крупный из них — Килийский.

— Вам знакомы все рукава?

— Все, господин Егер, на Дунае нет лоцманов, которые не знали бы их…

— Значит, можно предположить, что баржи, которые идут рядом с нами, направляются к Черному морю?

— Можно, господин Егер, и, честное слово, я не удивлюсь, если одна из них, та, у которой хороший лоцман, дойдет до устья.

— Вы уверены? — настаивал господин Егер, который, казалось, придавал этому разговору весьма серьезное значение.

— Почти. Впрочем, скоро мы все узнаем наверняка. Баржа уже не может пользоваться парусом — слишком рискованно, учитывая ее загруженность. Можно встать боком к волне и перевернуться… Лоцман не допустит такой ошибки… А поскольку течение одно для всех, оно не понесет ее быстрее, чем нас… И если баржа направляется в Черное море, значит, мы придем туда одновременно.

И тогда господин Егер задал последний вопрос:

— Что до визитов полиции или таможни, то этой барже они уже не грозят?

— Нет, господин Егер. В низовьях контроль почти невозможен, не то что наверху… Река здесь все шире и шире, что прикажете делать полицейским, когда они на берегу?

— Я так и думал, господин Круш, и потом, эти корабли уже прошли контроль в Оршове, и раз таможня пропустила их, значит, на них нет контрабанды…

— Совершенно справедливо, господин Егер. Вряд ли Лацко даст себя схватить на одной из этих барж!

— Вы, как всегда, правы, господин Круш!

Четвертого июля довольно поздно вечером путешественники закрепили свой швартов за одним из кнехтов маленького дебаркадера у набережной Никопола в месте впадения Алулы[115], на правом берегу Дуная. Этот город, основанный Августом, связует Восток и Италию. Здесь заканчивается в настоящее время трансадриатическая линия телеграфа. В Никополе находится резиденция греческого[116] архиепископа и католического епископа.

Было уже так темно, что господин Егер и его спутник не могли осмотреть Никопол. Турист пожалел бы об этом и, несомненно, задержался бы здесь на несколько часов. В городе насчитывается двенадцать тысяч жителей, он живописно раскинулся меж двух холмов, на одном из которых высится замок, а на другом — крепость.

Илья Круш спросил господина Егера, не хочет ли тот провести в Никополе весь следующий день.

Поблагодарив за предложение, господин Егер сказал, что знает Никопол, у города нет от него секретов, поэтому лучше отправиться дальше на заре, благо погода стоит хорошая.

— Как хотите, господин Егер… Снимемся на рассвете… Но если, к примеру, вам захочется остановиться на денек в Рущуке…[117]