Бен Гурион - Майкл Бар-Зохар

«Благодаря Хаиму эту партию мы проиграли. Я и представить боюсь ту катастрофу, которая нас ожидает из-за этого человека. Теперь мне ясны причины всех наших политических провалов».

В большинстве своем лидеры Рабочей партии Палестины разделяют эту точку зрения (разве что выражая ее менее резко), согласно которой Вейцман является козырем сионистского движения, за которым надо хорошенько «приглядывать», чтобы он не принял каких-нибудь неуместных решений. Вейцман это прекрасно понимает: «Они выбирают лидера, но хотят не лидера, а пустое место», — замечает он с горечью в одной из бесед в Лондоне.

Вейцман был невысокого мнения о Бен-Гурионе. В своих «Воспоминаниях» он упоминает о нем лишь дважды, да и то не признавая за ним тех явных достоинств, на которые Бен-Гурион будет иметь законное право. (В момент выхода книги в свет он даже изъял из нее несколько страниц с резкой критикой Бен-Гуриона.) Возможно, это было следствием страха, который он испытывал к этому амбициозному лидеру, считающему себя его конкурентом на пост главы сионистского движения. Зато Бен-Гурион восхищался «очарованием» Вейцмана, его блестящим ораторским даром, его поступью, что не мешало его критиковать. Дневник Бен-Гуриона за 1936 год полон безжалостных обвинений в адрес президента Сионистской организации.

В Палестине продолжаются кровавые инциденты. В Сафеде, Яффе и Иерусалиме имеются убитые евреи. За одну только ночь нападению подвергались тридцать восемь поселений. На дорогах участились случаи нападения на транспорт, повреждены нефтепроводы и железные дороги. Мятеж, возглавляемый Кауджи, принимает ярко выраженный антибританский характер. Сперва «Хагана» подчиняется приказам «Еврейского агентства» проявлять «сдержанность», но, ввиду заметно возросшего за лето числа убийств, получает разрешение на применение репрессий. Что касается британских властей, то они с одобрением относятся к дополнительному набору полицейских евреев. Бен-Гурион поздравляет себя с усилением этой «еврейской армии», но противится проведению «Хаганой» антитеррористических действий, боясь, как бы англичане не прекратили поставку оружия евреям.

2 сентября на заседании британского кабинета, посвященного палестинскому кризису, принимается решение не поддаваться шантажу арабов: еврейская иммиграция будет продолжаться, а мятеж будет подавлен, и если надо — подавлен силой стоящей в Палестине дивизии. Однако англичане предпочитают пока не вводить войска, так как мятеж начинает затихать. Арабские руководители во главе с Нури-Саидом ведут закулисные переговоры и приходят к договоренности, которая позволит им «сохранить лицо». Группа высших чиновников и руководителей арабских правительств обращается к палестинским арабам с призывом восстановить мир и «довериться добрым намерениям нашего друга Великобритании, которая заявила о готовности справедливого разрешения конфликта». Их призыв был услышан, и 11 ноября арабский верховный комитет объявляет об окончании забастовки и мятежа. Сионистские руководители считают, что одержали большую победу.

Но подобный оптимизм явно преждевремен. Не успели они передохнуть, как происходит событие, которого так опасался Бен-Гурион. Незадолго до конца ноября в Палестину приезжает Королевская следственная комиссия во главе с лордом Пилем. Вейцман, Шарет и Бен-Гурион с ближайшими соратниками собирают совет для выработки наилучшего способа защиты дела евреев. Соперничество Вейцмана с Бен-Гурионом вспыхивает с новой силой. Решение о возложении на Вейцмана полномочий представлять движение принимается сразу же; Бен-Гурион, опасаясь, в частности, что личность великого человека затмит его собственную, решает на комиссию не ходить.

Сперва это кажется разумным. Выступление Вейцмана на открытом заседании отличается смелой, блестящей речью, которая не может не вызвать восхищения его соперника: «Хаим вновь завоевал свои позиции в глазах еврейского народа, — пишет Бен-Гурион в своем дневнике. — Его слова, несомненно, будут способствовать объединению сионистского движения». Через несколько дней, когда до него дойдет текст комментариев, сделанных при закрытых дверях, он возобновит свои нападки. Ответы Вейцмана на вопросы об иммиграции казались ему расплывчатыми. Обсуждая ситуацию с кем-то из своих коллег, он выражает мнение, что Вейцмана «нельзя было допускать к разговору при закрытых дверях. Он полезен в нападении и когда говорит один. В дебатах он безоружен».

Вейцман продолжает выступать свидетелем перед комиссией, отчего Бен-Гурион впадает в ярость: «На мой взгляд, его выступление является политической катастрофой». По поводу опасности, угрожающей миллионам евреев Европы, Вейцман заявляет, что из них могли бы спастись только два миллиона: один — если приедет в Палестину, другой — если иммигрирует в другие страны. Сколько времени уйдет на интеграцию евреев в Палестине? «Трудно сказать точно. Примерно двадцать пять — тридцать лет», — отвечает он. Более того, он дает понять, что иммиграция вышеназванного миллиона евреев могла бы полностью удовлетворить потребности сионистского движения, и хочет, чтобы этот план иммиграции был принят к исполнению как можно быстрее, «но мы должны сознавать, что если пойдем слишком быстро, то рискуем поломать себе кости».

Ярость Бен-Гуриона вполне оправданна. Не посоветовавшись с другими руководителями, Вейцман одним махом поставил под вопрос все планы по установлению еврейского большинства на земле Израилевой и свел задачи сионистов по иммиграции и интеграции в западной Палестине только к одному миллиону евреев, растянув процесс на тридцать лет!

Бен-Гурион отсылает Вейцману уведомление о своей отставке с поста руководителя политического отдела «Еврейского агентства» со следующим пояснением: «После долгих и горьких размышлений мне стало совершенно ясно: во всем, что касается вопроса сионистской политики, мои идеи не совпадают с вашими». Это письмо производит на Вейцмана настолько сильное впечатление, что по инициативе своих ближайших сотрудников он соглашается обсудить это с Бен-Гурионом, который после состоявшейся встречи забирает свое заявление и через неделю, в свою очередь, предстает перед комиссией.

Собрав десятки свидетельских показаний (в числе которых показания Шарета, Жаботинского и известных арабских руководителей), комиссия завершает свою работу в Палестине. Проявив нескромность, Вейцман узнает, на чьей стороне перевес. Сэр Стаффорд Криппс работает над проектом разделения Палестины на два государства — арабское и еврейское. Впрочем, эта новость его не удивляет, поскольку еще 8 января 1937 года комиссия в конфиденциальной обстановке задала ему вопрос, что он думает о такой возможности. Зато Бен-Гурион полон энтузиазма. Можно ли было мечтать, что Великобритания предложит создать независимое еврейское государство? Он собирает у себя Центральный комитет Рабочей партии и заявляет: «На первый взгляд, этот план мог бы показаться невероятным и был бы таковым год назад или на следующий год, но только не сегодня». Эти слова не вызывают ожидаемого энтузиазма, но десять лет спустя, после чудовищного геноцида в Европе, его товарищи вынуждены будут признать, что, поддерживая идею разделения в феврале 1937 года, он был прав.