Проклятие Ирода Великого - Владимир Меженков

Рассказ об итогах поездки к Антонию возвратившейся в Иерусалим депутации вызвала брожение в умах горожан. Снова пошли разговоры о том, что иудеями должен править чистокровный иудей, то есть иудей, происходящий из евреев, а на идумеянин, лишь по видимости перешедший в иудейскую веру. Наиболее горячие головы предложили проверить, обрезан ли Ирод. Таким возразили: «Как вы собираетесь это сделать? Смотрите, как бы он сам не обрезал, а отрезал ваши детородные органы». «Надо спросить об этом Дорис и Мариамну. Уж они-то наверняка знают, обрезан их муж или нет». Послали женщин расспросить Дорис и Мариамну. Дорис, желая досадить Ироду, сказала, что тот необрезан, а Мариамна расплакалась и велела охране прогнать женщин вон.

Позже Ирод, узнав о демарше жителей столицы, приказал казнить всех женщин, которые ходили к Дорис и Мариамне, а их мужей кастрировал, превратив их в евнухов. Но это случилось позже, а пока Антоний настоял на том, чтобы Ирод и Гиркан сопроводили его в Тир, где он намеревался разобраться в мотивах захвата тирянами трех крепостей в Галилее и продолжить торжества по случаю победы над Кассием.

Сюда, в Тир, прибыла морем новая депутация иудеев, состоящая на этот раз из тысячи человек. Тщетно уговаривали их вышедшие им навстречу Ирод и Гиркан возвратиться домой и не гневить Антония, который не меняет единожды принятого им решения. Иудеи не послушались и стали требовать встречи с Антонием. Тогда из-за стен города выскочила конница во главе с Марионом, желавшим загладить свою вину перед Антонием за поддержку Кассия, и стала рубить строптивых иудеев. Копыта лошадей вязли в прибрежном песке, где несколькими месяцами ранее нашел свою смерть Малих, это злило конников и они с еще большим остервенением продолжали рубить безоружных иудеев.

Паника охватила многочисленную депутацию. Оставив на берегу убитых и раненых товарищей, они бросились бежать. Конники преследовали их, продолжая свое черное дело до тех пор, пока лошади под ними уже не стали спотыкаться о тела убитых. Прибывший на следующий день в Тир Антоний, сопровождаемый Клеопатрой, узнав о резне, устроенной на берегу, одобрил действия Мариона, пятнадцать арестованных иудеев из числа первой депутации, прибывшей к нему в Дафну, приказал казнить, а Ироду в присутствии Клеопатры и Гиркана выговорил:

– Делай свою работу сам, а не перекладывай ее на плечи других, чтобы выглядеть в глазах своего народа добреньким.

С тем Антоний, изменив свое первоначальное намерение посетить Иерусалим, отбыл с Клеопатрой на ее вызолоченной галере в Александрию, а Ирод и Гиркан, похоронив зарубленных под Тиром иудеев, возвратились домой. Известие о расправе римлян над мирной депутацией повергло столицу в шок.

В Александрии, как сообщали тамошние иудеи в Иерусалим, Антоний, опьяненный победой над Кассием и уверовавший в свою исключительность, позволявшую ему поступать так, как заблагорассудится, пустился во все тяжкие. Клеопатра всячески потакала ему, строя какие-то свои далеко идущие планы. Она, писали иудеи, ни на минуту не оставляла Антония одного: шумным празднествам, скачкам на колесницах, охоте на львов и ночным оргиям не видно было конца. Клеопатра называла себя новой Исидой, а Антония новым Дионисом [109]. Пресытившись пирами и оргиями, Клеопатра облачалась рабыней, а Антония выдавала за своего хозяина-торговца, прибывшего в Египет за товаром, и вместе с ним отправлялась по притонам, где не умолкала самая грязная речь и происходили еще более грязные сцены. Наутро, возвратившись во дворец, Клеопатра со смехом рассказывала за завтраком о своих с Антонием ночных похождениях, вызывая у своих и Антониевых приближенных восторг и зависть.

У Клеопатры были серьги с жемчужинами размером с голубиное яйцо, которые были бесценны и о которых ходили легенды. Однажды во время очередного пиршества она вынула их из ушей, приказала одну из жемчужин растолочь в порошок, всыпала его в кубок с вином и выпила за здоровье Антония. Вторую жемчужину она также хотела растолочь и предложить выпить с вином Антонию за ее, Клеопатры, здоровье. Антоний, знавший толк в ценностях, не позволил уничтожить и вторую жемчужину. Тогда Клеопатра подарила ее своей любимой рабыне.

Во дворце Клеопатры была собрана коллекция старинных ваз, расписанных лучшими греческими художниками. Антоний как-то похвалил эту коллекцию и тонкий вкус Клеопатры. Клеопатра тотчас распорядилась доставить всю коллекцию в дом, где разместился на время визита в Александрию Антоний со своей свитой. Антоний был безмерно благодарен Клеопатре за ее щедрый подарок, но подасадовал на то, что отныне ее дворец многое потеряет в убранстве. Клеопатра лишь улыбнулась в ответ и пригласила Антония со всей его свитой посетить ее дворец на следующий вечер. Каково же было изумление римлян, когда, прибыв к ней на следующий день, они увидели, что весь дворец уставлен новыми, еще более прекрасными вазами.

Антоний не желал уступать своей гостеприимной хозяйке ни в роскоши, ни в расточительности. Никто не брался в точности подсчитать, какие баснословные суммы тратит он на одну только провизию. Некто иудей Филот, врач по профессии, писал в Иерусалим, как его однажды пригласил главный повар Антония для освидетельствования качества продуктов, предназначенных для приготовления обеда. Филот, увидев запасы, которых хватило бы, чтобы накормить не одну сотню людей, поинтересовался у повара, на какое число персон готовится обед. «На двенадцать», – ответил повар. «Как?! – вскричал изумленный Филот. – Неужели восемь кабанов и вся эта провизия предназначены только на двенадцать персон?» «Да, – подтвердил повар. – Не забывай, что время обеда не определено и неизвестно, когда господам захочется есть. Приходится готовить обед каждый час из свежих продуктов, иначе Антоний выгонит меня со службы».

Тем временем служанка Фульвии Ревекка, не знавшая, что ее патрон Малих убит и ее письма читают Фасаил и Ирод, продолжала слать из Рима свои донесения. Фульвия, писала она, раздосадованная поведением своего мужа в Александрии, вознамерилась отомстить Антонию и пригласила к себе Октавия, где предстала перед ним в голом виде, полагая, что молодой триумвир тут же набросится на нее. Октавий, однако, со смехом отверг предложенную ему любовь, заявив, что Фульвия по возрасту годится ему в матери, а он свободен от комплекса Эдипа [110]. Тогда Фульвия, не оставляя своего намерения сделать Октавия союзником по мести Антонию, сосватала ему свою дочь от первого брака с Публием Клодием Клавдию, которой еще только шел двенадцатый год и по закону она не могла вступить в брак. Молодой Октавий поначалу согласился с предложением Фульвии, но вскоре раскаялся в том, что пошел на поводу у вздорной женщины. Фульвия с первых же дней помолвки стала слишком активно вмешиваться в политику, диктуя Октавию условия, на которых он должен порвать всякие отношения с Антонием, расправиться с третьим товарищем по триумвирату Лепидом и взять власть над Римом и его провинциями целиком в свои руки. Октавий расторг помолвку и отослал Клавдию назад, объяснив свой поступок «несносным характером тещи».

Фульвия пришла в ярость от такого поведения Октавия и уговорила Луция, брата Марка Антония, поднять мятеж против «несмышленого мальчишки». Луций Антоний поддался на уговоры Фульвии и, полагаясь на свой консульский сан и могущество брата, поднял мятеж. Октавий заставил его отступить в Перусию [111]. Вынудив Луция сдаться, Октавий казнил множество пленных. Пощады не было никому. Всех, кто пытался оправдаться своим неведением относительно планов Луция, он обрывал словами: «Ты должен умереть». Отобрав из числа пленных триста человек всех сословий, он погнал их, скованных цепью, пешком в Рим, где в мартовские иды, в шестую годовщину убийства Цезаря, перерезал всем им горло, как жертвенному скоту, у подножия статуи Цезаря, где догнивали головы Кассия и Брута.

Эта неслыханная жестокость молодого триумвира отрезвила многие головы, но только не голову Фульвии. Она стала распространять слухи о том, будто Октавий развязал войну с Луцием Антонием с единственной целью обогатиться за счет конфискации имущества казненных римлян.

Не лучшим образом развивались события и в Иудее, население которой, оправившись от шока, вызванного известием о расправе римлян с мирной депутацией иудеев под Тиром, все более громогласно выражало недовольство правлением Ирода. Его обвиняли во всех действительных и вымышленных грехах, и больше всего в том, что он, предав интересы нации, самим Предвечным избранной для соблюдения данных людям законов, целиком и полностью продался римлянам и злейшему врагу всех иудеев Марку Антонию.