Проклятие Ирода Великого - Владимир Меженков

Пьянки с оргиями, начавшиеся еще в Греции, продолжались и здесь. Едва Ирод с Гирканом вошли в огромную пиршественную залу, сплошь заставленную ломящимися от обилия изысканнейших яств столами, как им навстречу поднялся Антоний, облаченный в расшитую золотыми пальмами тогу [108]и золотым венцом, усыпанным драгоценными камнями, на голове – подарок, отправленный Иродом и Гирканом Антонию в Ефес.

– Кого я вижу! – заорал Антоний, заглушая гул голосов и звуки музыки в зале, пробираясь к гостям из Иудеи и заключая Ирода в объятия. – Смотрите, кто пожаловал к нам в гости, – продолжал он, обращаясь к присутствующим, – это не кто иной, как храбрый Ирод, который помог мне покончить с бунтовщиком Бассом Цецилием под Апамеей! – Язык Антония заплетался, он явно был пьян. Но мысль его работала четко – он помнил все, что нужно было Ироду, а если бы и забыл, то Ирод сумел бы напомнить ему о делах не таких уж давних дней. – Ирод, – продолжал Антоний, все еще обнимая его, – ты почему не посетил Рим, хотя я тебя приглашал туда в качестве моего личного гостя?

– Наверное, потому же, почему и ты не посетил Иерусалим, хотя я тоже приглашал тебя в Иудею в качестве моего гостя.

– Ты прав, друг, все дела и дела, которые мы не можем передоверить никому. – Антоний похлопал Ирода по плечу. – Мы с тобой в этом отношении похожи: для нас на первом месте долг перед отечеством, а уж все остальное мы откладываем на потом. Сегодня это потомнаступило. Пойдемте, друзья, вы займете места за столом рядом со мной.

Ирод с Гирканом протиснулись сквозь толпу пляшущих гостей к освобожденным для них по левую руку от Антония ложам. Прежде чем возлечь, как это принято у римлян во время трапез, Ирод ополоснул руки в серебряной чаше с лепестками роз, поданной ему кудрявым мальчиком-рабом, и вытер ладони о пышные светлые волосы рабыни с тонкими чертами лица северянки, опустившейся перед ним на колени. Гиркан, которому закон запрещал садиться за один стол с язычниками, жестом отослал мальчика-раба и светловолосую рабыню, и уступил свое ложе другим гостям, которое тут же было занято. Ирод, пока слуги накладывали на блюдо перед ним кушанья, цепким взглядом окинул с головы до ног женщину, возлежавшую по правую руку от Антония. Женщина ему не понравилась: уже не первой молодости – на вид ей было не меньше тридцати лет, – с огромным носом-клювом и маленьким скошенным подбородком, она если и могла обратить на себя внимание, то разве что только своим изысканным нарядом и крошечной диадемой в густых черных волосах. Зато Антоний, несмотря на свои сорок с лишним лет, был по-прежнему хорош собой: с гордо посаженной на сильной шее головой, прямым носом и чувственным ртом, он привлекал к себе внимание решительно всех женщин, находившихся в зале.

Как ни был пьян Антоний, он заметил критический взгляд, которым Ирод окинул его сотрапезницу, и спросил, обращаясь одновременно к Ироду и своей соседке:

– Вы не знакомы? Это храбрый Ирод, сын Антипатра, который помог Цезарю одержать победу в Александрийской войне, а это Клеопатра Филопатра, верная союзница и опора Рима в Африке.

Ирод чуть было не поперхнулся сочным куском мяса, который не успел прожевать. Так вон она какая, эта знаменитая Клеопатра! Чем она покорила Цезаря, который не устоял перед ней и от которого она, по слухам, родила сына, названного в честь любовника Цезарионом? Клеопатра улыбнулась Ироду, и улыбка эта несколько смягчила черты ее некрасивого лица.

– Я имела случай познакомиться с твоим отцом, – сказала она мелодичным голосом, и Ирод догадался, что женщина с такой улыбкой и таким голосом может привлечь к себе внимание мужчин. – Мне жаль, что он погиб, но я надеюсь, что мы с тобой станем добрыми друзьями.

Ирод, тщательно прожевывая мясо, пробормотал в ответ:

– Я тоже на это надеюсь.

Антоний, что-то вспомнив, хлопнул себя по высокому лбу, на который ниспадали тщательно расчесанные волосы, и обратился к Ироду:

– Ты, я слышал, женился на внучке Гиркана, и внучка эта необыкновенна хороша собой?

При упоминании о Мариамне Ирод почувствовал, как на него нахлынула теплая волна и закружилась голова. Тут же в воздухе, будто издеваясь над ним, выткалась окровавленная фигура Малиха, ощерившаяся беззубым ртом.

– Предлагаю выпить за молодых, – громко предложил Антоний, поднимая кубок. – А куда делся Гиркан? Ну да оставим старика в покое. Твое здоровье, Ирод, и здоровье твоей юной прелестницы жены. Как ее хоть зовут?

– Мариамна, – ответил Ирод, поднимая кубок. – Благодарю тебя, Антоний.

– Твое здоровье и здоровье твоей Мариамны, – сказала и Клеопатра, отпив из своего кубка глоток, и еще раз улыбнулась Ироду.

А Малих все качался и качался в воздухе, щеря свой беззубый рот.

На следующий день в Дафну прибыла депутация иудеев, составленная из ста самых знатных граждан Иерусалима. Антоний, полагая, что они приехали поздравить его с победой, устроил в ее честь пышный прием. Каково же было его удивление, когда иудеи вместо поздравлений стали жаловаться на Ирода и Фасаила, обвиняя их в насильственном захвате власти в стране, и требуя назначить царем Иудеи Гиркана. «У Гиркана есть все основания стать царем Иудеи не только по праву первосвященства, – заявили депутаты, – но и по праву крови, поскольку Гиркан происходит из рода Маттафии Хасмонея». Антоний был раздосадован. Клеопатра, сощурившись, презрительно смотрела на иудеев. Кто-то явственно произнес: «Какая неслыханная дерзость – предъявлять требования победителю!» Ирод чувствовал себя оплеванным. Тогда слово взял молодой сенатор Валерий Мессала, с которым Ирод успел накануне познакомиться. От этого Мессалы он узнал, что тот состоит в близких отношениях с Октавием, который советуется с ним по всякому поводу и ни на шаг не отпускает от себя. Мессале стоило больших трудов уговорить триумвира на время включить его в свиту Антония с тем, чтобы он лично изучил обычаи, существующие на Востоке, и, усвоив восточную мудрость, впредь мог использовать ее в интересах Рима. С этим-то Мессалой Ирод просидел за столом до глубокой ночи, состязаясь с ним в искусстве произносить здравицы. Теперь Мессала экспромтом произнес речь в защиту братьев, и речь эта, как отметил про себя Ирод, сделала его победителем в затеянном накануне состязании в красноречии. На Антония речь Мессалы также произвела благоприятное впечатление. Дождавшись ее окончания и поаплодировав молодому сенатору, он обратился к иудеям со следующими словами:

– Итак, вы не желаете, чтобы вами и впредь правили братья Фасаил и Ирод?

– Истинно так, – подтвердили иудеи.

– Вы требуете, – продолжал Антоний, – чтобы вами властвовал один человек?

– Истинно так, – повторили иудеи.

– Гиркан, – обратился Антоний к первосвященнику Иудеи, – кто, по твоему мнению, из двух братьев, Ирод или Фасаил, более способен к правлению?

Гиркан, как и вся депутация иудеев, не ожидал такого поворота разговора, и на минуту замешкался.

– Я жду ответа! – нетерпеливо произнес Антоний.

– Ирод, – поспешно сказал Гиркан, облизывая языком пересохшие от волнения губы.

– Все слышали решение первосвященника? – обратился Антоний к депутации. – Отныне правителем Иудеи по решению Гиркана и моему, императора Марка Антония, одобрению назначается один только Ирод. Донесите это решение до всех ваших соотечественников, которых мы считаем нашими верными союзниками.

Решение это никоим образом не удовлетворило депутацию иудеев. Они заговорили все разом, перебивая друг друга и не слушая друг друга. Иудеи, говорили они, действительно настаивают, чтобы над ними стоял один правитель, а не два, но этим одним правителем должен быть Гиркан, а вовсе не Ирод.

– У вас, полагаю, – сказал Антоний, понижая голос, в котором явственно зазвучала угроза, – от дальнего путешествия случилось что-то неладное со слухом. Я на свой слух не жалуюсь. Я, равно как все присутствующие в этом зале, ясно слышал, как на мой вопрос, кто, по мнению Гиркана, имя которого вы упомянули в числе трех названных здесь имен, этот один, наиболее достойный править Иудеей, первосвященник назвал не себя и не Фасаила, а Ирода. И я от лица Рима и всего римского народа одобрил его выбор. Вопрос исчерпан.

Иудеи снова недовольно загудели. Тогда Антоний приказал арестовать пятнадцать самых крикливых из них, а остальным убраться с глаз долой, пока он не принял в отношении них более крутые меры.

Рассказ об итогах поездки к Антонию возвратившейся в Иерусалим депутации вызвала брожение в умах горожан. Снова пошли разговоры о том, что иудеями должен править чистокровный иудей, то есть иудей, происходящий из евреев, а на идумеянин, лишь по видимости перешедший в иудейскую веру. Наиболее горячие головы предложили проверить, обрезан ли Ирод. Таким возразили: «Как вы собираетесь это сделать? Смотрите, как бы он сам не обрезал, а отрезал ваши детородные органы». «Надо спросить об этом Дорис и Мариамну. Уж они-то наверняка знают, обрезан их муж или нет». Послали женщин расспросить Дорис и Мариамну. Дорис, желая досадить Ироду, сказала, что тот необрезан, а Мариамна расплакалась и велела охране прогнать женщин вон.