Мэри Поппинс для квартета (СИ) - Тур Тереза

23-2

Я вздохнула. Как-то мне было тревожно. Потому что такая ясная белая полоса не могла длиться так долго. Хотя… сколько? Третья неделя пошла? Может быть… Что- то я много думаю. Не к добру это. И вот я не удивилась ни разу, когда после беготни, пения, снова беготни, съемок, ругани Евгения, оператора, осветителя, после божественного поведения Клеопатры, которая единственная позировала как надо, делала с первого раза то, о чем ее просили, не капризничала и двигалась в такт — вот после всего этого ко мне подошла Машка с крайне непростым лицом и кивнула на телефон. На новый телефон, кстати говоря. Кажется, этот флагман недавно рекламировали повсюду. И стоил он как самолет. Интересно девки пляшут. Я пристально посмотрела на дочь, но она была так поглощена сообщением в телефоне, что не обратила никакого внимание на мои орлиные взоры.

— Вот, — сказала Маша с видом человека, который признается в особо тяжком преступлении. Но похоже, не в том.

— Что там? — спросила я. И порадовалась, что все разъехались и мы в доме были только в женском составе. Но в телефон заглядывать не стало. Еще не хватало. Во- первых, личное пространство никто не отменял. А во-вторых, меньше знаешь — крепче спишь.

— Там папа.

— И что он хочет? — удивилась я. Мы уже про бывшего мужа месяца четыре ничего не слышали. Машка как-то пыталась ему звонить, он поговорил с ней так, что она проплакала день. И, насколько я понимаю, перестала общаться. А тут. Внезапно. Да еще и не в Питере родном, а аж в Подмосковье.

— Папа хочет приехать, чтобы повидаться со мной.

— Так это же замечательно, — сказала я дочери неправду. Потому как радости особой мне этот факт не доставил.

Но мордочка дочери просто расцвела. Она улыбнулась, совершенно счастливая. И у меня по сердцу резануло: ладно я, плохая с точки зрения экса жена, потому как «от хороших не гуляют» — как мне было сказано. Ну, там много чего на самом деле было сказано в мой адрес. Бог то с ним. Не жалко. Но дочь. Она при чем. Как можно это светлое существо, которое сияет от осознания одного лишь факта, что папа приехал. Ее вот так за что?

— Ой, мама, — застрекотала Машка. — Я хочу повести его на тренировку. И к преподавателю вокала. И… Ты же не против?

— Ни в коему случае.

— Мама, ты супер. Слушай, — дочь на меня как-то хитро посмотрела. — А пойдем гулять? Парни писать — и потом домой, а завтра улетят. Я б с ними хотела.

— Что-то сил нет на такие подвиги.

— Ладно, успеем еще. А пока, может, куда выберемся?

— К озеру сходим, наконец. — Я вспомнила, что мне, при приеме на работу обещали пляж и бассейн. И если с бассейном как-то получилось. Хотя немного и не так, как я думала, то с пляжем.

— Нет. Поехали в торговый центр. Вадим отвезет.

Мне стало смешно. Как быстро Машка привыкла. Просто юный барчук. С личным шофером.

— Можно съездить. Только зачем?

— Я наушники хочу. И тебе купить ноутбук новый. И…

— Погоди, Маш. На тот ноут, что я хотела себе купить, еще подсобирать надо. А мне выплатят все по завершению контракта И сначала я получу деньги и отдам расплачусь с банками, а потом уже ноутбук. И то надо все посчитать, нам ведь еще жить целый год!

— Мама, — снисходительно так. — Деньги есть. Покупаем сейчас же! И надо подумать, куда поедем отдыхать. Через неделю же отпуск.

Любопытненько. Крайне.

— Маш. Откуда вдруг у тебя деньги?

Дочь поняла, что Штирлиц близок к провалу. Насупилась и замолчала. А я продолжала, уже все понимая:

— И кто тебе денег дал? Томбасов или «Крещендо»?

В конце концов, надо же знать, кто отработал у меня за спиной. И с кем педагогикой заняться. Вот странные люди. Вроде должны были понять, что мои решения стоит уважать. И не стоит действовать у меня за спиной, а уж тем более через ребенка. И ложь я не приемлю. Ни в каком виде. Низко это.

— Деньги наличкой дали или на карту?

Молчит. Злится.

— А то, что я была против — и для тебя не аргумент?

— Да почему против то?! — закричала дочь.

— Маша, да потому что с друзей нельзя брать деньги. Потому что они с тебя денег не берут, потому что это…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я заработала! Вот ты знаешь, сколько они спускали с той фирмой? — дочь поморщилась. И гримаса у нее стала точь-в-точь Лева, когда еще не злится, но уже перманентно недоволен. — И ты знаешь, сколько они Димке заплатили?

— Димка — это?

— Ну, брат моего одноклассника, он монтировать умеет. Ты сама про него говорила.

— Хорошо. Допустим. Но прежде чем брать деньги, можно было обсудить все со мной.

— Что с тобой обсуждать?! Ты только истеришь! И все портишь. И одно: нельзя- нельзя-нельзя. Унизительно. А сама?! Все время в своей школе, со своими учениками! Или сейчас — снова занята. На меня у тебя никогда нет времени!

Выпалила. Сама испугалась — вон слезы на глазах. Я задышала, пытаясь избавиться от стучащего в голове дятла.

— Давай. Мы. Успокоимся. И тогда поговорим.

— Ни о чем я говорить не буду. И деньги не отдам! Я их заработала! Сама!

И выскочила.

— Маша!

— Не хочу с тобой говорить.

Я подскочила, чтобы броситься за ней. И чуть не упала — голова закружилась так, что я замерла, опершись о стол в гостиной. Да что ж такое! Еще не хватало, чтобы из-за квартета, денег и Томбасова лично, я стала ссориться с дочерью. Не было же такого. Мы всегда были близки, а за этот год вообще стали соратницами и союзницами. А тут?

Что стало вдруг не так?

Странно, но мне думалось, что как только мы решим вопрос с этими распроклятым деньгами и долгами, как только сможем вздохнуть без ежемесячной удавки на шее

— так все сразу станет просто расчудесно. Мы начнем больше общаться, я избавлюсь от чувства вины от того, что мало времени уделяю дочери. Мы решим вопрос с занятиями по вокалу. Поедем в отпуск.

Но никогда до этого дня дочь не заявляла, что не желает со мной разговаривать.

Выпрямилась, обхватила себя руками. И вдруг поняла, что сама себя и загнала в ловушку. Сама приняла решение приехать в этот дом, в другую, неизвестную мне жизнь. И словно бы попала на другую планету. И… расслабилась. Вот и получила.

— Олеся…

Я не слышала, как подошел Томбасов. И вздрогнула, когда он обнял меня. Вот чего сейчас не хотелось, так эти видеть его, чувствовать и осязать.

— Ты знаешь, — он губами легонько коснулся моей шеи. — Сегодня был препоганый день. Все и сразу. Как с ума все посходили. Ничего не выходит так, как запланировано, а это просто недопустимо. Но. Я подъезжал к дому и понял, что ты меня ждешь. Машка тут. И я поймал себя на том, что улыбаюсь.

— Машка? — глухо сказала я. — Даже так?

Он развернул меня к себе и внимательно взглянул:

— Что случилось?

— Скажи мне, откуда у моей дочери такой дорогой телефон?

— Я подарил. — он все еще не понимал, что случилось. — Ей же нужен был телефон с хорошей камерой.

— Ага. И зачем? Чтобы ты мог за моей спиной переводить ей деньги?

— Олеся… — Тамбасов выставил вперед руку, призывая остановиться, но именно этот жест разозлил меня еще больше.

— А ты подумал, на что она могла потратить эти деньги? Огромные, шальные?

— Так. Стоп.

— Ты не имел никакого права за моей спиной решать вопрос с деньгами и настраивать мою дочь против меня.

— Я не…

— Денег не переводил?

— Олеся, — он потрепал меня по плечу, как какого-то глупого спаниеля, со снисходительностью хорошего хозяина. — Я, конечно, пытаюсь понять тебя, но, извини, ты ведешь себя глупо.

Я молчала. Дятел в голове, который вроде затих, снова завел свой монотонный стук.

— Ты уперлась с этими деньгами. Вот скажи, почему? И ладно бы я или Лева просто так собирались с тобой поделиться, потому что нам благотворительностью вдруг захотелось заняться. Так нет. Ты их заработала. Как и Маша, кстати.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я села — ноги не держали. Олег нехотя, но выпустил меня.

— К тому же, позволять твоему мужу…

— Бывшему. И не моему, — поправила я на рефлексе.