Богатство кассира Спеванкевича - Анджей Струг

— Боже милостивый… Сбережения всей моей жизни… Боже милостивый!

— Если правда, что банк отходит к государству, то государство вернет вам капитал целиком.

— Банк Польский выплатит.

— Нет, Дирекция сберегательных касс.

— Никто ломаного гроша не даст, говорю вам: оба директора вместе с вашими денежками за границу удрали.

— Восемнадцать тысяч злотых. Боже, Боже…

— Славный капиталец…

Вместе с причитающей дамой Спеванкевич в окружении толпы завернул за угол и очутился у закрытых ворот бокового проезда. Двое полицейских пытались разогнать любопытных. Спеванкевич протиснулся к одному из них, но стоило ему открыть рот, как полицейский на него накричал.

— Я служу в этом банке…

— Расходитесь!!! Сейчас прибудет помощник комиссара!.. Расходитесь!!! Говорите с помощником комиссара, а мне не велено никого пускать. Расходитесь!!!

— Пан полицейский, что случилось?

— Ничего не случилось — расходитесь!

— Пустите меня немедленно! Мои деньги, мои деньги — восемнадцать тысяч злотых!

— Расходитесь!!!

— Всюду обыск, бандиты расползлись по дому, как вши…

— Один даже через крышу бежал…

— Этого поймали аж на Желязной…

— Вы что, с ума сошли? Отсюда… И на Желязной поймали?

— На Сосновой! На Сосновой!

— А через Велькую так он даже с крыши на крышу перескочил, вот удалец, ха-ха-ха…

— Какие глупости вы говорите… Это Грабский доллары конфискует, дай Бог ему здоровья, хватит воровства!

— Во всех банках сегодня доллары забирают… За мошенничество, за дороговизну!.. Довольно на злотом поиграли.

— Как же, дождетесь вы этого в Польше! Держи карман шире!

— Скажите, пожалуйста, что здесь происходит?!

— Кассир ограбил банк…

— Три миллиона злотых и полмиллиона долларов!

— Так им и надо! Браво, кассир!

— Ведь вы же против порядка говорите… Имейте в виду, вас дети слушают… А вроде интеллигентом себя считаете…

— Правильно говорит! Правильно! Я такому кассир еще помог бы в трудную минуту.

— Вору?! Ну поздравляю…

— Да, да! По крайней мере протест против мерзостей всех этих господ. Браво, кассир!

— Браво!

— А у меня в прошлом году вклад девальвировали: за тысячу долларов — шесть злотых девятнадцать грошей! Не жди справедливости ниоткуда — так им и надо! Этого кассира я бы расцеловала.

Сомнения Спеванкевича рассеялись. Был момент, когда, вслушиваясь в разговоры, он было уже предположил… В сущности, все возможно, удивляло только стечение обстоятельств… Но, поглядев на коротконогую полную даму без шеи, которая так жаждала его расцеловать, он простился со всеми иллюзиями. Ничего другого и быть не может. Тем не менее он выбрался из толпы и побрел по боковой улочке. В голову пришла новая идея…

Единственно справедливая и спасительная! К черту смягчающие вину обстоятельства!.. Он не намерен унижаться, клянчить о снисхождении, ползать перед Сабиловичем и Згулой, изворачиваться перед полицией. Нет, он не будет выжимать из себя слезы раскаяния, не станет беспокоиться о жене и детях… Было б это отвратительно, жалко, воистину достойно Спеванкевича и все равно привело б за решетку.

Нет! Он вступит в банк с гордо поднятой головой, растолкает зевак, полицейских, сослуживцев. Велит доложить о себе как о мистере Эдвине Харв Мак-Клинтоке, знаменитом миллиардере из Ойл-Сити (штат Пенсильвания)… Он прибыл помочь Польше, вот его первый незначительный авансик в пользу скудной польской казны вместе с гарантией займа в двести пятьдесят миллионов долларов — yes! Он никого не узнаёт, держит себя большим барином, говорит только по-английски. Он стоит на своем, и с толку его не собьешь. Наслаждается всеобщим изумлением, наблюдает за физиономиями директоров, сенатора Айвачинского, депутата Кацикевича, служащих, комиссаров — надо только взять себя в руки, чтоб в этот момент не расхохотаться… Он открывает портфель и высыпает все прямо на пол, выворачивает карманы — люди стоят истуканами над кучей денег. А он засовывает руки по локоть в карманы брюк, как это делают американцы, и произносит большую речь, состоящую из невнятного бормотанья, носовых и горловых звуков, с некоторой долей знакомых английских слов и выражений… Четверо членов шайки стали на колени у груды денег, точней сказать, у его ног, они не верят своим глазам. Наконец они срываются с места и принимаются плясать от радости как одержимые.

Тут он не выдержал и вслух рассмеялся. Помедлил. Повернулся и посмотрел на банк. Да, да, бедняга Спеванкевич рехнулся. Кто б мог подумать?.. Впрочем, он всегда был чудаком, нелюдимом. Но что за характер! Какой служащий! Он и с ума-то сошел весьма приличным и рассудительным образом, а главное, оказался лоялен в отношении банка. Всякий иной безумец на его месте скрылся бы и растранжирил деньги, разбросал по улице, раздал людям, сжег, уничтожил, или спрятал, да так, что никто никогда не найдет. Но кассир Спеванкевич не мог сойти с ума столь пошлым образом.

Сослуживцы под наблюдением шайки торопливо пересчитывают деньги, проверяют согласно приложенному реестру, и директор Згула объявляет громогласно толпе служащих, репортеров, комиссаров и полицейских: «Касса банка „Детполь“ в полном порядке! Господа служащие — по местам!» Шайка окружает Спеванкевича: его гладят по щекам, ласкают, целуют — на все это он отвечает: «Yes, yes, indeed»[16]. Двое явившихся по специальному вызову врачей забирают его и везут не в какие-нибудь Творки, а в первоклассный, самый что ни на есть дорогой санаторий за счет банка, который не знает, каким образом проявить теперь свою благодарность. Там, в белоснежных стенах, среди цветов, окруженный трогательным вниманием, он в течение долгих месяцев выздоравливает в обществе вырождающихся, но все же очаровательных графинь и княжон, а также министров и депутатов, повредившихся в уме после недавнего столь долгого и тяжелого правительственного кризиса, и прочих сливок общества. Он входит в высший свет, возбуждая всеобщее уважение и интерес…

Впрочем, Боже ты мой — в самом ли деле нужна симуляция? Разве он не по-настоящему лишился рассудка? Разве не одержим он манией вот уже несколько лет подряд? Зачем мучить себя, держать в узде, зачем приспосабливаться к гаденькому образу жизни нормальных людей и прикидываться, будто ты такой же, как все? Зачем скрывать и прятать свои тайные мечты, желания, зачем стыдиться самого себя? Довольно! Пора обнажиться перед всем миром — вот он я, вот подлинный Иероним Спеванкевич!

Карьера сумасшедшего привлекала его свободой и независимостью. Она открывала перед ним глубины непознанного мира, захватывающие и страшные. Вот когда расцветет, словно заколдованный цветок, все то, что было угнетено и подавлено, растоптано и осквернено, вот когда воскреснет его поруганная мечта. Оживут и станут явью мысли, видения, повести, драмы, фильмы, галлюцинации, среди которых он существовал столько лет, сознавая, даже в минуты забытья, что это все фикция и бред, призванный всего-навсего скрасить убожество жалкой его жизни да так и не скрасивший, ни разу, никогда. Уйти с головой в хаос безудержной фантасмагории, признать ее единственным видом действительности, жить и выжить с непоколебимой логикой сумасшедшего… Совершить грандиозный переворот — опрокинуть мир вместе со всем тем, что в нем существует, поставить его вверх дном, запутать, переиначить и заставить служить себе и только себе, единственному хозяину и владыке, сотворившему все сущее и ежесекундно творящему то, что ему заблагорассудится…

К этому толкала, принуждала его идиотская ситуация, в которой он очутился, но едва ли не больше был соблазн погрузиться в пучину безумия, познать его тайны… Уйти навсегда из опротивевшего ему мира, устраниться — пусть люди кричат вслед сколько влезет: «Сумасшедший! Сумасшедший!» Перенестись в страну своей собственной правды, выше которой нет ничего на свете! Такой, например, «маг» летает себе вечерами на Полярную звезду и никто не выбьет этой дури у него из головы. «Магу» доступны экстазы, о которых никто, кроме него, понятия не имеет. Он колоссальная фигура своей эпохи, с ним борется и не может его одолеть всесильная государственная машина. Желая во Что бы то ни стало вырвать у него тайну производства золота, правительство засылает в Творки тысячи шпионов, где те прикидываются больными, мало этого, не считаясь с миллионными затратами, специально для него строят радиостанцию. «Маг» велик, недосягаем и наперекор всем преследованиям счастлив!

Нет ничего проще, чем сойти с ума, имея к тому некоторую склонность и дар воображения. Делается это весьма простым способом — надо только решиться и совершить первый шаг, по настоящему безумный, надо устроить демонстрацию, иначе говоря, сжечь за собой мосты, а остальное придет само собой. Это все равно как через волшебную дверцу проскользнуть из одного мира в другой. На границе между нормой и безумием нет нейтральной полосы, эта линия математическая, иначе говоря, доля секунды. Необходимо лишь краткое усилие воли, а дальше включится автоматическое устройство великого преображения, оно подхватит и понесет безумца. Прочь унизительную симуляцию! По собственному желанию, не придавая значения дурацкому происшествию, которое заставило его… какое там заставило, — просто предоставило возможность осуществить давно задуманное дело — переступить порог иного мира, он станет и в самом деле миллиардером, Мак-Клинтоком из Ойл-Сити, другом покойного президента Вильсона, восприемником и глашатаем его четырнадцати пунктов и многих прочих идеалов. В этой благородной роли, подкрепленной займом в двести пятьдесят миллионов, он прибывает на родину Костюшко как благотворитель и апостол, и весь мир взирает на него.