Великий понедельник. Роман-искушение - Юрий Вяземский

– «Встань позади Меня и делай то, что Я говорю», – повторил Иуда и растерянно улыбнулся.

Фаддей кивнул.

– «Возьми меч и иди на бой», – то ли процитировал, то ли спросил Иуда.

– Да, если не хочешь служить Злому Духу и быть врагом Спасителя, – ответил Фаддей.

– А что это за меч? Как им пользоваться?

– Прежде всего это меч Веры. Ты не знаешь, как выглядит Вера и как ею пользоваться?

Иуда виновато посмотрел на Фаддея и спросил нежно и тихо:

– А ты знаешь?

Фаддей ответил незамедлительно и твердо:

– Я знаю, что скоро начнется Великая Битва, в которой Спаситель на нас особенно рассчитывает. Мы жизни свои за Него должны положить…

– И когда эта Великая Битва начнется?

– Она уже началась, – сказал Фаддей. – Войско уже выступило в поход. Помнишь, когда несколько дней назад мы покидали Ефраим, Спаситель шел впереди, а мы – сзади. Даже Петр не смел к Нему приблизиться. Такое в Нем было величие и такая решимость! И на повороте дороги Спаситель остановился и обернулся. Ты помнишь Его взгляд? В этом взгляде всё было: блеск щитов, сверкание мечей, зарево грядущих пожарищ, шум битвы, победные крики, стоны раненых… И страшно стало. Даже Андрей, который ничего не боится, замер и ужаснулся… Неужто не заметил?

– Заметил, но другое, – сказал Иуда. – Мне показалось, что в то утро Иисус был как-то особенно одинок, и это его одиночество нас словно отталкивало. Даже Иоанн не решился к Нему подойти. А он всегда бывает рядом с Иисусом, когда тому плохо… Мне показалось, что Он шел, как идут на казнь. А когда обернулся, во взгляде его я увидел тоску и печаль… Нет, страха я не ощутил. Мне стало вдруг больно и стыдно, что, вот, мы отстали от Него и Он идет впереди одинокий и всеми покинутый.

– Истинное величие всегда одиноко, – сказал Фаддей. – Перед решающей битвой великий полководец выглядит торжественно и недоступно, а люди думают про него, что он одинок и печален.

– А потом, – сказал Иуда, – потом Иисус отозвал нас в сторону, чтобы женщины и другие ученики не слышали, и сообщил нам – уже не в первый раз, – что Он будет предан первосвященникам и книжникам, что Его осудят на смерть, что язычники распнут Его, но в третий день Он воскреснет… Ты это называешь Великой Битвой, Фаддей?

– Я таких слов не слышал, – ответил маленький бородатый апостол. – Я вообще не помню, чтобы Спаситель отзывал нас в сторону. Войско на походе не останавливается, и всякие рассуждения только мешают решительному движению… Мы остановились только на ночлег, неподалеку от Иерихона. И тогда у нас действительно возник разговор. Иаков и Иоанн подошли к Спасителю и попросили его, чтобы Он разрешил им командовать правым и левым флангами.

– Ты так понял их просьбу? – спросил Иуда.

– А как ее иначе можно понять? – ответил Фаддей. – Я, правда, не уверен, что в Великой Битве вообще будут какие-то фланги. Но желание любимых учеников быть по правую и по левую руку от Полководца… Не вижу в этом ничего предосудительного. И зря Петр разозлился, а Зилот выскочил вперед, как будто кто-то хотел ударить Петра или уже ударил. Просьба вполне естественная. И думаю, что не сами Иаков и Иоанн до нее додумались – их надоумила Саломия, их мать. Ведь она приходится двоюродной сестрой Марии, и, стало быть, Иаков и Иоанн – троюродные братья Спасителя.

– Фланги тут ни при чем, – вдруг подал голос Филипп. – Они хотели сесть по правую и левую руку от Учителя на пире, который многие называют мессианским.

– Правильно, – сказал Фаддей. – Так многие подумали. И рассердились, полагая, что братья Зеведеевы домогаются каких-то особых для себя почестей. Но речь, повторяю, шла не о пире, а о том, чтобы в гуще сражений быть ближе всего к Спасителю и, стало быть, больше остальных подвергаться опасности и рисковать жизнью. Но Спаситель сказал им, что Господь Мудрости сам решит, кому доверить командование правым и левым флангами…

– И этого Он не говорил, – сердито прервал его Филипп. – Учитель сказал им, что они не знают, о чем просят. Что они понятия не имеют о той чаше, которую Он должен будет испить, и о том крещении, которым Он будет креститься.

– Совершенно верно, – опять поддержал его Фаддей. – В битве, которая нам предстоит, Иаков и Иоанн едва ли будут на первых местах. Конечно, Бог всех расставит. Но лично я ближе всех к Спасителю вижу Петра и Андрея…

– А себя ты где видишь? – вдруг ехидно спросил Филипп.

И совершенно серьезно Фаддей ему ответил:

– В разведке. Потому что, как мне кажется, я лучше всех остальных учеников чувствую, слышу и вижу бесов и демонов.

Филипп усмехнулся и затряс головой. А Фаддей вдохновенно продолжал:

– До этого я их только чувствовал. Но седьмого нисана, когда рано утром мы подходили к Иерихону, я стал их слышать… Сперва я услышал их запах. Возле Иерихона всегда прекрасно пахнет, так как вокруг растет много бальзамовых деревьев и других благоуханных растений. И вот, среди этих благоуханий я вдруг почувствовал вонь – как бы сгустками или отдельными облачками, словно, проходя по саду, вдруг попадаешь в отхожее место – из аромата в зловоние, а потом снова в аромат. И там, где пахло смертью и разложением, я слышал либо шуршание в траве, либо жужжание в воздухе, либо крадущиеся шаги и треск сухих сучьев, как будто какое-то животное пряталось, а я его не видел. И какое-то тихое рычание, или боязливое скуление, или тоскливый вой… Я сразу догадался, что Злой Дух выслал своих дозорных, чтобы следить за нашим движением… А когда слепцы стали кричать: «Помилуй нас, Господи, сын Давидов!», в толпе сперва зашипели: «Перестаньте нарушать порядок!»; потом закаркали: «Не приближайтесь к Назарею, Он – мятежник и объявлен в розыск!», затем завыли: «Если Он прикоснется к вам – смертью умрете!..»

– Опять сочиняет! – вздохнул Филипп. – Слепцов пытались успокоить Петр и Зилот, которые шли впереди и оберегали Учителя.

– Я их слышал в Иерихоне! А в Вифании стал наконец видеть! – радостно воскликнул Фаддей. – Когда взошли мы на гору Елеонскую и Мария Клеопова помазала Спасителя на битву! Сбывается древнее пророчество…

– Ты полагаешь, она Иисуса на битву помазала? – спросил Иуда, пристально глядя на Фаддея.

– «Дева помажет. Сверкающий Славой, окутанный Силой, Правдой исполненный, выступит в битву с Ложью-злодейкой, Астват – Эрэта», – торжественно процитировал Фаддей и пояснил: – Есть такое древнее пророчество.

– Зороастрийское, разумеется? – усмехнулся Филипп.

– Некоторые женщины и священные собаки способны видеть и чувствовать то, что нам, мужчинам, не дано, даже если мы тысячи книг прочли, – отвечал Фаддей, не обращая внимания на его реплику. – И чутки они не только к приближению смерти, но и к наступлению битвы… И вот, когда Мария приступила к помазанию, я видел, что рядом со Спасителем встали два ангела: один – по правую руку, другой – по левую. С этой минуты я тоже стал не только слышать, но и видеть. Ангелов – редко. Бесов и демонов – почти каждую минуту.

– Сейчас тоже видишь? – спросил Филипп.

– Вижу. Вон там, за деревом, – ответил Фаддей, сурово глядя в темноту пальмовой рощи.

– За деревом?! За каким? – наигранно удивился Филипп и, приставив руку ко лбу, стал демонстративно разглядывать близрастущие деревья. Но когда из-за пальмы вдруг вышел какой-то незнакомый человек в наброшенном на голову капюшоне и быстрым шагом пошел в сторону Виффагии, Филипп сразу же перестал гримасничать и даже вздрогнул от испуга.

Фаддей же не обратил на этого человека ни малейшего внимания.

Иуда, к которому стала возвращаться его церемонность, покачал головой – изысканно, почти царственно, а потом задумчиво произнес:

– Марию трудно назвать девой. Ведь она жена Клеопы.

– «Дева» не всегда значит «девственница». Женщину с благими мыслями, творящую добрые дела, тоже можно назвать девой за ее чистоту и праведность, – ответил Фаддей.

– И насколько я слышал и помню, – продолжал Иуда, – Иисус не говорил: «Она приготовила Меня для битвы…»

– А для чего же еще?! И с какой стати утром девятого нисана Спаситель въехал в Город на осле, а не на коне, как, я знаю, уговаривал Его Петр?

– Действительно, с какой стати? – осторожно спросил Иуда.

– Я всё теперь выяснил! – возбужденно ответил Фаддей. – Осел этот, а вернее, осленок, родился ровно год назад, то есть на прошлую Пасху, от ослицы, которую привели из Таррихеи. А Таррихея, как ты знаешь, находится в Галилее, на берегу Геннисаретского озера, в том месте, где из него вытекает Иордан.

– Ну и что?! – вскричал Филипп.

– На что это указывает? – тихо спросил Иуда.

– Тот осленок, на которого сел Спаситель, был не простым ослом. Потому что родился он в Иерусалиме, а зачат был в Таррихее, у Геннисаретского озера. Его мать привели и отдали Клеопе, чтобы они оба ждали назначенного часа. Догадываюсь, что он потомок того священного первоосла, которого Каин заклал на первом жертвеннике. Рассказывают…