Приключения Ариэля, рыцаря двух миров. Том I - Сергей Юрьевич Катканов

Она не засыпала меня на дорогу множеством полезных советов, понимая, что в этом нет никакого смысла, лишь несколько раз повторила, чтобы я никогда не забывал о Боге и непрестанно молился. Я легко это пообещал, не понимая смысла собственных слов.

И вот в моей жизни начались приключения и подвиги. Громкая слава пришла ко мне гораздо раньше, чем этого можно было ожидать. С детства я обладал огромной силой и ловкостью, так что оружием овладел легко и быстро. Я не знал, что значит страх, потому что не догадывался, как много в этом мире того, чего следовало бы по-настоящемубоятся,и всех удивлял своей невероятной отвагой. При дворе Артура мне объяснили, что рыцари должны служить добру и бороться со злом, защищать слабых от сильных, если в этом есть необходимость. Я всё понял и бросился остервенело «творить добро», на самом деле быстро превратившись в законченного носителя зла, потому что в глубине души служил только самому себе, своей славе и был совершенно нечувствителен к чужой боли и вообще к тому, что чувствуют люди вокруг меня.

До 16-и лет я вообще не сталкивался с реальными проявлениями зла, не знал, что это такое, а потому зло вошло в мою пустую душу легко, без сопротивления, как к себе домой, ведь я вообще неимел навыков противостояния злу в самом себе, полагая, что всё зло вне меня. Моя матушка, не тем будь помянута, желала оградить меня от зла, но это привело ктому, что я совершенно не умел противостоять злу, не умел распознавать его в себе. Она думала, что моя душа таким образом будет чиста, но она оказалась не чиста, а пуста, совершенно лишена сопротивляемости и открыта для всего плохого. Вскоре я стал чудовищем – бесчувственным и безжалостным. Не было такой жестокости, какой я не сделал бы для ради умножения своей славы, и всё это якобы «во имя добра». И слава моя гремела, и я всё больше сходил с ума. Молиться я перестал теперь уже даже формально, ведь ритуальное молитвословие было для меня частью домашнего быта, а оставив дом за спиной, я естественно позабыл все связанные с ним ритуалы.

Наконец в мою жизнь пришло настоящее горе, и я познал настоящую боль, огромную и чёрную, как ночное небо. Я потерял любимую женщину. Внутри меня обрушилось всё, что ещё каким-то чудом держалось. Впервые я искренне и от всей своей помрачённой души обратился к Богу, но это были слова проклятий. Я обвинил Бога в чудовищной несправедливости по отношению ко мне и отрёкся от Него. На самом деле это я был несправедлив по отношению к Богу. Упиваясь отравой славы, разве я когда-нибудь вспоминал о Господе? Разве я благодарил Его за то, что Он помогал мне одерживать победы? Разве я когда-нибудь просил у Него прощения за свои грехи? Разве я относился к Богу, как к Отцу? А тут я вдруг обратился к Богу, как оскорблённый сын, которого отец не захотел защитить. Все свои заслуги я приписывал себе самому, а в несчастьях тут же обвинил Бога. Мне почему-то казалось естественным, что Тот, о Ком я и думать не хотел, просто обязан дарить мне непрерывное счастье. Разве справедливо было этого ожидать? Но Бог выше справедливости, Он всегда заботился о своём неблагодарном чаде, и горе это Он послал мне не как наказание, а ради моего исправления, и боль моя была дана мне, как лекарство, а я в ответ отрёкся от Его отцовской заботы. Каких только безумных богохульств я не изрыгал, и тогда рассудок оставил меня, я не помнил даже, кто я. Это тоже было Божьей милостью, оставаясь в рассудке, рыцарь-безбожник мог бы натворить куда больше бед, а Бог по-прежнему меня берёг от окончательной погибели души. И матушка, о которой я забыл, не забыла обо мне, она, видимо, крепко за меня молилась.

Лет пять я был безумцем, пока наконец не набрёл в лесной глуши на хижину отшельника, святого человека, который смог вернуть меня к реальности, а главное – он вернул меня к Богу. Он объяснил мне, что со мной произошло, его растворённые любовью и скорбью слова достигли самых глубин мой души, вызвав во мне такое сильное раскаяние, что я опять чуть не лишился рассудка, но лить слёзы покаяния мне суждено было уже в здравом уме и твёрдой памяти. С Божьей помощью душа моя начала оживать, я решил жить теперь по-другому. Я каялся в том, что оставил мать, причинив ей страшную боль, и никогда не молился за неё. Я уже собирался отправится к ней, чтобы высушить её слёзы и попросить прощения, но тут пришло известие о её кончине. Этот удар я принял уже будучи кающимся грешником. Матушка с небес видит моё раскаяние, её страдания завершились, а я в этой жизни уже не смогу попросить у неё прощения, мне суждено носить в себе эту боль ради очищения моей грешной души. Так хочет Бог.

Некоторое время они ехали молча, потом Ариэль осторожно сказал:

– Ваша история, благородный Персиваль, для многих людей могла бы послужить серьёзным уроком. Поневоле задумаешься – в чём причина ваших бед? Поймите меня правильно, я ни в коем случае не хочу опорочить светлую память вашей матушки, но не в её ли странном воспитании эта причина?

– Это так и есть, дорогой друг, – Персиваль тяжело вздохнул. – Не мне судить матушку, она очень любила меня, и я теперь люблю её так, как только способен. Но она совершила большую ошибку, которая дорого вышла нам обоим. Её можно понять, она видела в жизни так много боли и слёз, что поневоле хотела оградить от всего этого сына. Вот только в этой жизни никуда не спрятаться от зла, и, если человек не готов встретиться с ним, он легко может погибнуть. Разумнее было бы не ограждать ребёнка от зла, а научить ему противостоять, не устранять из жизни все искушения и соблазны, а разъяснять, в чём их опасность, и научить бороться с ними. Хорошо бы вовсе прожить без искушений, но ведь эта встреча всё равно неизбежна, и либо ты обучен невидимой брани, либо погибнешь.

– Но вот чего я никак не пойму. Воин становится воином не на тренировках, а на войне. Тренировки нужны, конечно, но не достаточны – только настоящая война может выковать настоящего бойца. Но тогда получается, что это справедливо и для невидимой брани со злом в своём сердце? Пока