Жизнь Амброза Бирса (главы из книги) - Уолтер Нил

«Епискособлазнялы» – так он называл епископалов и особенно священников этой церкви. Он утверждал, что епископальные священники чаще, чем все другие священники вместе взятые, становятся предметом поклонения жён, сестёр, кузин и тётушек остальных людей. В светском обществе такая привязанность обычно заканчивается тем, что жена сбегает от мужа к соблазнителю[130]. Он с удовлетворением отметил, что сейчас в разгаре замечательная реформа – он обратил внимание, что органисты теперь, в основном, мужчины.

IV

Те, кто читали все сочинения Бирса, понимают, что он высоко оценивал Иисуса – не Иисуса, которого дали нам христиане, а Иисуса-человека. Он считал, что это был лучший человек, который жил на земле, и что у него была самая здравая философия. Более того, Иисус выполнял свои предписания. Бирс считал, что Иисус не был божеством, не был сыном бога, он был великим и хорошим человеком. Бирс беспощадно высмеивал тех людей, которые придавали Иисусу свои собственные черты. По Амброзу Бирсу, Иисус, который действительно существовал, был примером для подражания, достойным высмеивания не больше, чем добродетель. Бирс шёл по жизни рядом с Иисусом и сделал очень много хорошего и мудрого. Бирс не был склонен верить, что Иисус был более благороден по природе, чем множество других людей, но он был достаточно хорошим. Возможно, никого лучше него никогда не было. Поэтому Бирс ни разу в разговорах со мной не позволил себе бросить тень на человека Иисуса, перед которым он благоговел. Его выпады были направлены против того Иисуса, которого создали христиане и только христиане, а не приверженцы других религий. Те, кто хочет посмотреть на Иисуса – богоподобного человека – глазами Бирса, должны прочитать его эссе. Здесь нет места, чтобы приводить его.

«Кажется, что князь мира, – сказал Бирс, – ни в малейшей степени не преуспел в своём посольстве. Атташе, ответственные за выполнение его задач, непрерывно ссорились между собой с тех пор, как он впервые явился на землю. Если бы обеспечил себя современным биноклем, его дальность обзора охватила бы века. Он со святым Петром мог бы заложить более мудрый план для единства своей церкви. Он был недальновиден».

Духовенство было слишком абсурдно, чтобы Бирс возмущался им – так же, как богом (или множеством богов), которого они создали. Всё же у него были знакомые среди священников, особенно среди раввинов. Их глубокая образованность, почтение к своим традициям, терпимость к другим религиям заслуживали его благосклонность. Но «маленький, круглый, толстый, елейный божий человек»[131] был слишком комичен, чтобы вызывать возмущение. Бирса он просто забавлял. И хотя колкая насмешка Бирса заставляла священника морщиться, в его словах не было яда.

«Как жаль, что проповедники бросили привычку напиваться! – заметил однажды Бирс. – Какой удар по основам христианства! Пьяный священник на кафедре (такими были все хорошие ораторы государственной церкви несколько десятилетий назад) был самым красноречивым. Джон Ячменное Зерно[132] произнёс больше проповедей, чем любой викарий. В том, что в церкви пусто, обвиняют автомобили, гольф, что угодно. Но почему не возлагают вину на отсутствующего Джона Ячменное Зерно?»

Когда Бирс это говорил, мистер Волстед[133] ещё не был известен.

Бирс думал, что улучшить нравственность священников можно только одним способом: прекратить их общение с порочными людьми. Поэтому он не надеялся на их исправление. «Худые сообщества развращают добрые нравы»[134], – сказал сам святой Павел. От действия афоризма, произнесённого евангельским посланником, нельзя освободиться. Это сложное положение. От общения со священниками порочные люди не исправятся, а священники станут более развращёнными.

«Профессиональный религиозный моряк – это необходимое зло, – говорил Бирс. – Но он заработал свои деньги, поскольку он думает за свою команду, а его моряки всегда находятся в море. Выдавая шкиперу церковного корабля жалованье и порицая себя за скудость жалованья, давайте помнить, что хотя небесный навигатор не получает большую плату за пребывание на земле, но когда он достигнет гавани, райской гавани, великий казначей возместит ему убытки. А часто он не заслуживает лучшей платы. Расчёты делаются с ошибками, и моряк попадает в порт Сатаны, в зияющую пропасть, где он получает всё, что заслужил».

V

«Нил, я однажды заметил, что богу явно не удалось создать мир по моему вкусу. «Неужели рука гончара тогда дрожала?[135]» Да, дрожала. Она неистово тряслась, когда лепила несколько литературных светил западного побережья. Например, нашего старого друга Джорджа Стерлинга, несовершенные творения которого производят потрясающее впечатление. И, наверное, вы вспомните, что я выиграл долгий спор с Чарли Шинном, когда мельком заметил в «Болтовне», что он «пишет, как дьявол, и выглядит точно так же». Но, думаю, лицо и фигура человека не всегда портят его литературные работы, даже когда выставляются на фронтисписе. Как издатель вы, наверное, часто видите, что чем уродливее человек, тем больше он хвастается этой ошибкой бога, выставляя её напротив титульного листа своей книги».

VI

Так размышлял Бирс во время прогулок и бесед со мной. Он постоянно заводил речь о боге, как будто всегда думал о нём. Поскольку он так много рассуждал на темы жизни и смерти, было бы странно, если бы он исключил из своих размышлений и разговоров языческих, еврейских и христианских богов.

В письме к одной умной женщине, которая никогда не видела Бирса, но прочитала все его доступные сочинения, я упомянул о нём как о «хорошем и великом человеке». Через несколько недель я встретился с ней, и она выразила сомнение насчёт прилагательного «хороший». Я снова подтвердил своё описание, говоря, что я умышленно выбрал такое слово, которое подходит к моему другу. Вскоре я сообщил об этом случае Бирсу, и он сказал, что я был прав. Во всяком случае, он считал себя хорошим человеком. Не ангелом, не полубогом, но хорошим человеком. Его техника добра временами могла быть предметом критики, но материал был достойным, а исполнение искренним. Диссонанс возникал из-за вторжения духовых инструментов.

Глава XIII

Бог как автор

I

Бирс то и дело рассматривал бога как автора литературных произведений. Его восхищало божественное «собрание сочинений». Он считал бога величайшим писателем. Разумеется, ни бог, ни его сын не написали ни слова, но того, кто диктует свои сочинения, тоже называют писателем. В широком смысле, он был и писателем, и автором.