Голубая луна - Лорел Гамильтон

В дверь постучали.

— Это мы, — раздался голос Джейсона.

Дамиан посмотрел на меня. Глаза его успокоились и лишь слабо светились, кожа почти обрела ту же молочную безупречность, что сходила за норму.

Я кивнула.

Дамиан открыл дверь. Вошел Джейсон, волоча аптечку первой помощи, превосходившую по размерам небольшую сумку для поездок. Может быть, Черри в другой жизни была герлскаутом. Темной и мрачной тенью шел за Джейсоном Джемиль.

— В этой аптечке нет ничего, способного остановить действие этого яда, — сказал Ашер.

Я поглядела на него, не сразу поняв, что он сказал.

— То есть ты хочешь сказать, что он...

Я даже произнести этого не могла.

— Умрет, — закончил Ашер тем же абсолютно спокойным тоном, которым говорил с самого своего прихода.

Я встала. Руки Натэниела цеплялись за меня. Я посмотрела на Черри, и она подошла помочь мне, от него отцепиться. Я хотела сказать Ашеру то, что не предназначалось для ушей Натэниела. Зейн залез на кровать с другой стороны, Натэниел вцепился в его руку. Зейн и Черри держали его, подставляя руки под его сокрушительную силу. Леопарды-оборотни глядели на его судороги, на закатывающиеся глаза. И на меня. Я была их Нимир-ра, королева леопардов. Я должна была их защищать, а не втягивать в такие неприятности.

Я отвернулась от их осуждающего взгляда и вместе с Ашером подошла к дверям.

— Почему ты говоришь, что он умрет?

— Ты видела вампиров того типа, что умеют разлагаться и восстанавливаться снова?

— Да. А что?

— Один из них укусил Натэниела.

— Меня тоже кусал такой вампир. И Джейсона. С нами ничего такого не происходило. — Я оглянулась и увидела, что Джейсон держит руку Натэниела, а Черри пытается обработать раны на груди. Почему-то я понимала, что перевязка ран не поможет.

К нам подошли Джемиль и Дамиан, и мы встали кружком, разговаривая под крики Натэниела.

— Это один из редчайших талантов, — сказал Ашер. — Я думал, что лишь Мор д'Амур, Любовница Смерти, член Совета, на это способна. Колин тщательно выбрал сообщение. А порезы — это дистанционное действие силы.

— Жан-Клод не умеет поражать на расстоянии, — сказала я.

— Нет, и никто больше не умеет распространять порчу от своего укуса. Никто в этой стране.

— Ты говоришь — порча. Что это значит конкретно?

К нам подошла Черри с марлевыми салфетками в руках. Веснушки выделялись на внезапно побледневшей коже как нарисованные. На марле были желтые и зеленые пятна гноя.

— Вот это из ран на груди, — тихо сказала она. — Что это за чертовщина?

Все посмотрели на Ашера, даже Дамиан. Но именно я сказала это вслух:

— Он разлагается заживо.

Ашер кивнул:

— Порча у него в крови. Она будет распространяться, пока он не сгниет.

Я посмотрела в сторону кровати. Джейсон что-то тихо говорил Натэниелу, гладя его по голове, как больного ребенка. Зейн смотрел на меня.

— Что-то же мы должны суметь сделать, — сказала я.

Лицо у Ашера было замкнуто так тщательно, как я раньше и не видала. Вдруг одно воспоминание Жан-Клода об Ашере пронзило меня с такой силой, что пальцы закололо. Это не было воспоминание о конкретном событии — я узнала постановку плеч Ашера. Я понимала язык его тела — поняла за многие годы наблюдения. За больше лет, чем я живу на свете.

— Ашер, что ты скрываешь? — спросила я.

Он поглядел на меня светлыми-светлыми глазами, пустыми и непроницаемыми, окруженными сияющим кружевом ресниц. И улыбнулся. Так, как всегда улыбался — весело, чувственно, приветливо. Улыбка эта пронзила меня как нож — я помнила ее еще на целом лице. Помнила, как от нее у меня захватывало дыхание.

Я мотнула головой, и это физическое движение помогло. Удалось стряхнуть воспоминания. Они ослабели, но не изменилось то, что я увидела, что я узнала.

— Ты знаешь, как его спасти? Правда ведь, Ашер?

— Насколько сильно ты хочешь его спасти, Анита?

Этот голос уже не был безразличным, нейтральным. В нем прозвучала злость.

— Я его сюда привезла. Я его подвергла опасности. Мне полагалось его защитить.

— Я думал, это ему полагается быть твоим телохранителем, — сказал Ашер.

— Он — ходячая еда, Ашер, и ты это знаешь. Он даже себя защитить не может.

Ашер испустил долгий, глубокий вздох.

— Натэниел — pomme de sang.

— Что это еще такое?

— Это значит «яблоко крови». Прозвище, которым Совет называет добровольную еду.

Эту мысль закончил Дамиан:

— Вампир, который питается от pomme de sang, должен их защищать — как пастух защищает своих овец от волков.

Дамиан посмотрел на Ашера, и этот взгляд не был дружелюбным. Они из-за чего-то поссорились, но сейчас было не время.

Я тронула Ашера за руку. Она была твердой, деревянной, даже не живой. Он отстранился от меня, от этой комнаты, от всего происходящего. Он готов был дать Натэниелу умереть, даже не пытаясь спасти. Неприемлемо.

Я заставила себя стиснуть эту деревянную неживую руку. Я терпеть не могла, когда Жан-Клод становился таким на ощупь. Это мне напоминало, кем он был — и кем не был.

— Не дай ему умереть — умереть вот так. Прошу тебя, mon chardonneret.

Он вздрогнул, будто от удара, когда я назвала старое прозвище, которым называл его много лет назад Жан-Клод. Если его перевести, то оно звучит как-то глупо — «мои щегол», но выражение лица Ашера было не глупым — просто ошеломленным.

— Никто меня так не называл уже двести лет. — Его рука под моими пальцами стала снова мягкой, теплой, живой.

— Я не часто кого-нибудь прошу, но в этот раз готова.

— Так много он для тебя значит? — спросил Ашер.

— Он жертва всех и каждого, Ашер. Кто-нибудь же должен о нем позаботиться, в конце концов. Прошу тебя, mon...

Он приложил мне палец к губам.

— Никогда так не говори, Анита, — никогда, если не говоришь это слово всерьез. Я его спасу — ради тебя.

У меня было чувство, будто я чего-то не поняла. Вспомнить ласкательное прозвище Жан-Клода для Ашера я смогла, но не могла вспомнить, почему Ашер боится исцелить Натэниела. И когда я смотрела ему вслед, как он идет к кровати Натэниела и золотые волосы сверкают искрящимся занавесом на его плечах, мне казалось, что это упущенное воспоминание очень важно.

Ашер протянул руку к Дамиану.

— Пойдем, брат. Или хваленая смелость викинга изменила тебе?

— Я косил твоих предков еще тогда, когда ты был отблеском в глазах своего прадедушки.

— Значит, это опасно? — спросила я.

Ашер опустился возле кровати, оглянулся на меня, отбросив волосы на изуродованную сторону лица, прикрыв ее волосами. Он стоял на коленях, золотистое совершенство, и улыбался, но горько.

— Мы можем взять порчу в себя. Если у нас не хватит сил, она войдет в нас, и мы умрем. Но твой драгоценный леопард в любом случае останется жив.