Жена моего любовника - Ирина Ульянина

— Не секрет, двое.

— А муж?

— Что — муж?

— Ну, муж-то у вас имеется?

— Был, да сплыл. Но при чем тут это?

— Как же ни при чем? Это круто меняет дело, — возликовал пес Барбос. — Абсолютно другой коленкор!

— А я так не считаю. До свидания, Владимир Иванович. Всего вам самого наилучшего!

Зачем я проболталась об отсутствии мужа? Сказать «до свидания» нужно было сразу после «доброго вечера». Тем более что ничего доброго он не предвещал… Клиент завелся, как газонокосилка, — трещал со скоростью двести слов в минуту:

— Что вы, Катенька?! Нашу встречу отменить нельзя! Сегодня — День святого Валентина, праздник всех влюбленных. Вы только задумайтесь: ведь не случайно судьба свела нас именно в этот знаменательный день. Я хочу вас поздравить, дорогуша, и пожелать целого моря любви!

— Спасибо, конечно, я вам тоже желаю моря… Но…

— Погодите благодарить. Сейчас подъеду, еще не то скажу при личной встрече.

— Нет, не стоит ехать! Вы поставите меня в неловкое положение. Я не могу вас принять. У меня же дети!

— Возражения не принимаются. Катерина, уверяю вас, я обожаю ребятишек. И они ко мне потянутся, вот увидите!.. Адресок ваш у меня имеется. Скажите только, какие цветы вам нравятся?

— Мне нравятся ирисы, но они не цветут в феврале…

Признание вырвалось нечаянно: ни ирисы, ни орхидеи, ни даже миллион алых роз от Владимира Ивановича мне даром не нужны. А вышло, что я лишь подзадорила седого жуира.

— Ирисы?.. Ну и славненько! Поздравляю, у вас очень тонкий вкус, Катенька. Мне тоже ужасно, уж-ж-жасно импонируют ирисы — они такие изысканные, с нежным ароматом, прямо как вы!.. Найду из-под земли, обещаю! Из-под снега раскопаю, как Падчерица в сказке «Двенадцать месяцев»!

Он отключился, когда я в очередной раз открыла рот, чтобы попросить: «Не надо!» Пи-пи-пи — пойманной мышкой пищал телефон. Какая досада! Разве можно принимать клиента — ценителя красивых пейзажей — в этой разоренной комнате? Вот если бы он был поклонником батальных сцен, пейзажей после битвы… Что же делать? Может, не впускать его, не открывать дверь, как вчера для Лидки и развратного Буренко?..

— Катя, а почему у тебя нет мужа? Ты ведь уже старая, — огорошила меня Ксюха.

— Без комментариев, — по-взрослому отрезала я. — Сама ты старая!

— Обалдела, да? Какая я тебе старая? Я молоденькая!

— И я молоденькая. Видишь, мне влюбленные дядьки звонят, в гости просятся. Давай-ка помогай мне прибираться.

Естественно, она воспротивилась: «не умею» да «не хочу». Но я привела угрозу, при помощи которой мама в детстве боролась с моей ленью:

— Мало ли что не умеешь. Учись! А то выйдешь замуж, свекровь придирками со свету сживет.

— А кто это — свекровь?

— Тетенька типа Бабы-яги.

Более конкретного сравнения я привести не могла, поскольку со свекровкой мне крупно повезло — видеть ее довелось лишь однажды. Валеркина мать жила в Перми, откуда приезжала на наше скромненькое бракосочетание. Помню, эта бабка-ежка сильно возмущалась, что мы потратились на застолье и наряды, а еще настырно советовала не спешить заводить ребятишек. В принципе свекровь, наверное, сжила бы меня со свету, как предрекала мама, но я не предоставила ей такой разрушительной возможности, не маячила пред ее суровыми очами. Валерий ездил к своей мамаше в Пермь в одиночку…

— Др-р-рянь, — не замедлил поддержать меня Азиз. Умник. Словечек знает немного, зато мечет их прямехонько в цель.

— Катя, мне не нравится прибираться. Я лучше, как ты, не буду замуж выходить, — рассудила Ксения.

Возможно, мы бы еще долго препирались, но тут опять зазвенел телефон.

— Катрин, — раздался эротичный зов Волкова, и от неожиданности я села на мешавшийся под ногами пылесос:

— Ой, Серенький!.. Как ты? Где ты?!

— Сейчас приеду, расскажу.

— Погоди!.. Сейчас не надо. Ко мне нельзя!.. Я не одна. — Стоило представить, как возле моей двери столкнутся Владимир Иванович с Сергеем Владимировичем, как в жар бросило. Они же не Гаевая с Евгением Павловичем, целоваться на лестничной площадке не станут…

— Имеешь наглость изменять мне в такую минуту? — возмутился далеко не самый верный из мужчин. — Кто у тебя?.. А, не важно кто. Гони всех в шею, Катрин!

— Не получится, Серый. Во-первых, у меня клиенты. А во-вторых, дети, Тема и Ксюша.

— Моя ты виноградная косточка! Нянюшка, — хохотнул он. — Водишься с моими отпрысками. И как они тебе?

— Прекрасные ребятишки, мы с ними душа в душу…

— А почему ты не послушала меня, не отправила их в Красноярск?.. И где Ольга?

— Понятия не имею. Разбирайся сам со своей стрекозой! — Я была даже рада, что Лялька снова улизнула. Неудержимо, до спазмов в горле захотелось увидеть Серегу, прижаться к его шершавой, небрито-чеченской щеке. Спросила: — Серый Волк, ты небрит?

— Какая разница? Что ты тянешь волынку? — взбесился он и, прежде чем сыграть отбой, заявил: — Короче, я еду, это не обсуждается! Жди.

— Тебе волк звонил? Разве волки умеют разговаривать? — поразилась Ксенька.

— Мой умеет, он дрессированный, — слукавила я.

Практика показывает, что не прожить мне в мире этом без вранья… О! Прямо песня выходит! Я замурлыкала мотив полузабытого шлягера «Листья желтые», на ходу переиначивая текст: «Не прожить нам в мире этом, не прожить нам в мире этом без вранья, без вранья-а-а…» Напевая, взялась за пылесос — наполнила вдохновением неблагодарный труд уборщицы. И решила: будь что будет! Обниму своего любимого Серегу, пошлю подальше мажористого Владимира Ивановича… И тут мой взгляд ненароком скользнул по зеркалу, в котором отразилась чудовищно, непотребно зачуханная баба в платке. Этакий раненый боец — «голова обвязана, кровь на рукаве». Ксения не зря говорила, что я некрасивая, это еще мягко, деликатно сказано… Натуральная убитая белка, если пользоваться Лялькиной терминологией…

— Дур-р-ра! — выкрикнул Азиз, не покидавший люстру. Непонятно, правда, кого он имел в виду… Кажется, Артема, который в отсутствие штанишек и памперса измазался в собственных какашках, черных от вкраплений земли.

Ксения демонстративно зажала нос двумя пальчиками: «Фу, как навонял!» Мне фыркать было некогда, скорее потащила малыша отмываться, кстати, третий раз за этот день. Обрядила Темыча в очередную неказистую, выцветшую футболку, доходившую ему до пят. Мальчик в ней напоминал обездоленную воспитанницу приюта, но это бы ладно. Хуже, что майка затрудняла ему передвижение. Пришлось устроить для ребенка загородку из четырех табуреток. Я кинула туда мягкого бурундука и прочие мелочи, пригодные для игр, — картонную коробку, железную миску и свои бигуди — и вернулась в ванную, чтобы развесить выстиранные детские одежки на просушку. Заодно замочила новую партию бельишка, намылив пятна. Из-за шума воды не сразу услышала, что в дверь позвонили. Ксюшка, в свою очередь, не расслышала мое предостережение: «Не открывай!» Справилась с английским замком ловчее опытного медвежатника.