Базар житейской суеты. Часть 4 - Уильям Теккерей

— Мнѣ очень пріятно, что вы позаботились объ этомъ инструментѣ, сказалъ майоръ весьма нѣжнымъ и чувствительнымъ тономъ, — я полагалъ, напротивъ, что вы оставите его безъ всякаго вниманія.

— Какъ это можно! воскликнула мистриссъ Эми, я дорожу этимъ фортепьяно болѣе всего на свѣтѣ.

— Неужели, Амелія, неужели! вскричалъ обрадованный майоръ.

Хотя майоръ никогда не говорилъ Амеліи о подробностяхъ покупки этого инструмента, но до сихъ поръ ему и въ голову не приходило, что она не знаетъ настоящаго покупщика. Такимъ-образомъ естественно было подумать на его мѣстѣ, что она дорожитъ старымъ фортепьяно, какъ подаркомъ, полученнымъ изъ его рукъ.

— Неужели! повторилъ онъ съ особенной энергіей, и на губахъ его уже вертѣлся вопросъ — великій вопросъ его жизни. Амелія отвѣчала:

— Странно, какъ вы объ этомъ меня спрашиваете, Вилльямъ, развѣ не онъ подарилъ его мнѣ?

— А! воскликнулъ ошеломленный Доббинъ, и лицо его вытянулось во всю длину. Я не зналъ этого, мистриссъ Джорджъ, не зналъ.

Эмми сначала не обратила на это обстоятельство никакого вниманія, и даже не замѣтила, отчего такъ печально вытянулось лицо ея друга. Послѣ, однакожь, она думала объ этомъ долго, и принуждена была, съ сердечнымъ сокрушеніемъ, дойдти до печальнаго заключенія, что фортепьяно было куплено Вилльямомъ, а не Джорджемъ, какъ она воображала.

И такъ одинъ, всего только одинъ подарокъ получила она отъ своего милаго друга, да и тотъ оказывался не его! Зачѣмъ же она такъ любила, такъ лелѣяла этотъ негодный инструментъ? Зачѣмъ ей нужно было повѣрять ему свои мысли и чувства о незабвенномъ Джорджѣ? Зачѣмъ она просиживала надъ нимъ длинные вечера, разыгрывая на его клавишахъ всѣ свои лучшія меланхолическія аріи, и обливала его своими горькими слезами? Вѣдь это не Джорджевъ подарокъ. Онъ ничего не подарилъ ей.

И фортепьяно потеряло въ глазахъ мистриссъ Эмми всю свою цѣну. Когда, черезъ нѣсколько времени послѣ этого печальнаго открытія, старикъ Седли попросилъ ее поиграть, мистриссъ Эмми отвѣчала, что фортепьяно ужасно разстроено, что у нея страшно болитъ голова, и что она совсѣмъ не умѣетъ играть.

Затѣмъ, по заведенному порядку, она усердно принялась упрекать себя въ неблагодарности, и рѣшилась загладить передъ честнымъ Вилльямомъ свой проступокъ. Однажды послѣ обѣда, когда они сидѣли въ гостиной, и мистеръ Джой дремалъ въ своихъ креслахъ, Амелія сказала майору Доббину трепещущимъ голосомъ:

— Я должна передъ вами извиниться, Вилльямъ.

— Въ чемъ это?

— Я еще ни разу не благодарила васъ за это маленькое четвероугольное фортепьяно; вы подарили мнѣ его давно, прежде чѣмъ я вышла замужъ. Мнѣ все казалось, что я получила этотъ подарокъ отъ другой особы. Благодарю васъ, Вилльямъ.

Она протянула ему руку, причемъ сердце бѣдной женщины облилось кровью, и водяныя шлюзы, какъ водится, заиграли въ ея глазахъ.

Вилльямъ не могъ болѣе обуздать восторженности своихъ чувствъ.

— Амелія, Амелія, сказалъ онъ, — я точно купилъ для васъ это фортепьяно. Тогда, какъ и теперь, я любилъ и люблю васъ. Откровенно говорю вамъ это первый, и, быть-можетъ; послѣдній разъ. Любовь моя, мнѣ кажется, начинается съ той минуты, какъ я впервые увидѣлъ васъ, когда Джорджъ привелъ меня въ вашъ домъ, чтобъ показать сеою невѣсту. Тогда вы были дѣвочкой въ бѣломъ платьицѣ, и я какъ сейчасъ смотрю на прекрасные ваши локоны. Вы сошли внизъ, и напѣвали какую-то пѣсню: помните ли вы это? Тогда мы всѣ отправились въ воксалъ. Съ той поры я думалъ только объ одной женщинѣ въ мірѣ, и этою женщиною были вы. Не было впродолженіе двѣнадцати лѣтъ ни одного часа, когда бы я не мечталъ о васъ. Я хотѣлъ сказать вамъ объ этомъ передъ отъѣздомъ въ Индію, но тогда вы не расположены были слушать. Вы не обратили на меня ни малѣйшаго вниманія, и, казалось, было для васъ все-равно — остаюсь я, или ѣду.

— Я была очень неблагодарна, проговорила мистриссъ Эмми.

— Нѣтъ, только равнодушны, продолжалъ майоръ, — и это въ порядкѣ вещей. Такой человѣкъ, какъ я, ничѣмъ не можетъ привлечь къ себѣ сердце женщины. Могу догадываться, что вы чувствуете въ настоящую минуту. Вы страдаете по поводу открытія объ этомъ несчастномъ фортепьяно, и вамъ больно, что подарокъ сдѣланъ мною, а не Джорджемъ. Я забылъ, что мнѣ совсѣмъ не слѣдовало говорить объ этомъ. Не вы, а я долженъ просить у васъ прощенья. Мнѣ казалось, впрочемъ, что годы постоянной преданности и любви могутъ послужить для меня оправданіемъ.

— Вы становитесь жестокимъ, Вилльямъ, сказала Амелія съ особеннымъ одушевленіемъ, — Джорджъ, одинъ мой супругъ, здѣсь какъ и на небесахъ. Могу ли я полюбить кого-нибудь, кромѣ него? Я принадлежу ему теперь точно такъ же, какъ въ ту минуту, когда вы въ первый разъ увидѣли меня, любезный Вилльямъ. Онъ первый сказалъ мнѣ, какъ вы добры, великодушны; и первый научилъ меня любить васъ какъ брата. Послѣдствія оправдали отзывъ моего супруга. Послѣ его смерти, вы остались для меня и малютки Джорджа единственнымъ покровителемъ и другомъ. Вы замѣнили для насъ все, что только есть драгоцѣннаго на свѣтѣ. Пріѣзжайте вы изъ Индіи нѣсколькими мѣсяцами раньше, я увѣрена, вы бы освободили меня отъ этой… этой страшной разлуки. О, это почти убило меня, Вилльямъ!.. Но вы не пріѣхали въ свое время, хотя я молилась о вашемъ возвращеніи… опоздали вы, Виллъямъ, и они безжалостно отняли у матери ея единственнаго сына. Какой онъ умный, благородный мальчикъ, Вилльямъ: не правда ли? Продолжайте, умоляю васъ, продолжайте быть нашимъ покровителемъ и другомъ.

Здѣсь голосъ мистриссъ Эмми заколебался, задрожалъ, и она поспѣшила укрыть свое лицо на плечѣ своего покровителя и друга.

Майоръ обвилъ ея станъ своими руками, и держалъ ее въ объятіяхъ, какъ ребенка, что впрочемъ не мѣшало ему цаловать головку мистриссъ Эмми:

— Я не перемѣнюсь, Амелія, сказалъ онъ, любйте меня какъ брата, больше я ничего не требую. Позвольте мнѣ только видѣть васъ какъ-можно чаще.

— О, да; приходите къ намъ какъ-можно чаще! подтвердила мистриссъ Эмми.

Такимъ-образомъ майору Доббину предоставлена была полная свобода смотрѣть во всѣ глаза, любоваться на свою возлюбленную и облизываться, сколько ему было угодно. Такъ, по обыкновенію, мальчишки-школьники, у которыхъ нѣтъ ни пенни въ карманѣ, облизываются при взглядѣ на лукошко пирожницы, тартинки и тминныя коврижки.

ГЛАВА LIX

Новая жизнь и новыя лица

Фортуна вновь обратилась лицомъ къ мистриссъ Эмми и подарила ее ласковой улыбкой. Намъ пріятно вывести ее изъ этой низшей сферы, гдѣ она, такъ сказать, пресмыкалась до сихъ поръ, и мы съ удовольствіемъ идемъ за нею въ образованный, высшій кругъ, далеко, впрочемъ, уступающій тѣмъ истинно-великимъ и утонченнымъ обществамъ, среди которыхъ еще такъ недавно вращалась другая наша пріятельница, мистриссъ Бекки. Тѣмъ не менѣе, однакожь, новыя лица, окружающія скромную вдову, объявляють рѣшительное притязаніе на принадлежность къ джентльменскому и, во всѣхъ отношеніяхъ, фешнэбльному кругу, и это, конечно, дѣлаетъ имъ великую честь. Столичные пріятели мистера Джоя были всѣ изъ трехъ президентствъ, и новый его домъ находился въ комфортэбльномъ англо-индійскомъ кварталѣ, центромъ котораго служитъ Мойра-Плесъ, Минто-Скверъ, Большая улица лорда Клайва, Уарренова улица, Гастингсова улица, Ochterlony Place, Flassy Square, Assaye-Terrace: кто не знаетъ всѣхъ этихъ почтенныхъ жилищъ уединившейся индійской аристократіи, наслаждающейся европейскими благами въ кварталѣ, который, совершенно незаслуженно, получилъ отъ нѣкоторыхъ остроумцевъ, въ томъ числѣ отъ мистера Венгема, характеристическое названіе Черной Ямы? Ограниченныя средства Джоя и не совсѣмъ блистательное значеніе его на Базарѣ Житейской Суеты не позволяли ему обзавестись домомъ на Мойра-Плесѣ, гдѣ могутъ жить только отставные чины ост-индскаго Совѣта и партнеры индійскихъ торговыхъ домовъ. Эти господа, по обыкновенію, переводятъ на своихъ женъ сотни тысячь фунтовъ стерлинговъ кашггала, и затѣмъ, объявивъ себя банкротами, живутъ очень скромно въ философическомъ уединеніи, довольствуясь только четырьмя тысячами фунтовъ ежегоднаго дбхода. Мистеръ Джой занялъ комфортэбльный домикъ втораго или третьяго разряда на Джимиспай-Стритѣ. Ковры, зеркала и всю драгоцѣнную мёбель новѣйшаго фасона работы Седдонса, Джой скупилъ отъ агентовъ мдстера Скепа, бывшаго въ послѣднее время партнеромъ калькуттскаго торговаго дома гг. Фогля, Краккемана и Фека. На этотъ палаццо средней руки мистеръ Скепъ усадилъ до семидесяти тысячь фунтовъ, составлявшихъ все его стяжаніе продолжительной и честной жизни. Онъ занялъ мѣсто Фека, удалившагося въ Суссексъ, гдѣ отдѣлали для него великолѣпнѣйшій палаццо. Фогльсы уже давно выдѣлились изъ фирмы и не мѣшаетъ здѣсь замѣтить, что глава этой фамиліи, сэръ Горацій Фогльсъ скоро надѣется быть пэромъ Англіи подъ именемъ барона Банданны.