Оборотный город - Андрей Белянин

— Мамма миа! Нон чизоно скритто, кретино-импотенто? — приветливо раздалось из львиных зевов, украшавших медные ворота. — Если кто чего не понял, то я рада тебя видеть, Иловайский! Заходи!

Я кое-как встал на ноги, проверил, все ли части тела на месте, ничего не отбил, ничего не отколол? Потом снял венок с шеи, аккуратно сложил всё в побитую крышку гроба и, не дожидаясь мстительных родственников покойного, вместе с довольными прогулкой псами вошёл внутрь двора. Оба зверя, на прощанье лизнув мне руку, отправились к своим товарищам за ограду, а я поднялся по уже знакомым ступенькам наверх. А там меня ждал роскошно накрытый стол и сияющая Катенька в мужских штанах и облегающей кофте под горло.

— Что, огорчён? Да, декольте сегодня не будет, пялиться не во что, можешь смотреть мне в глаза, а не туда, куда облизываешься. Дай чмокну в щёчку! — Она церемонно, словно на Пасхе, похристосовалась со мной в обе щеки и пригласила присесть. — В прошлый раз ты меня угощал, сейчас я накрываю футбольное поле. Образно выражаясь, конечно, наша полянка поменьше. Смотри сюда. Это консервы, открытые, с паштетом из шпротов. Сама не ем, но ты попробуй, они на любителя. Это бананы, это киви, ты таких фруктов у себя на Дону не видел, едят без кожуры. Бутерброды с колбасой, сыром, ветчиной и крабовыми палочками. Типа «палочки» натуральных крабов, но из рыбьего жира, красителя, усилителя вкуса и соевого белка. Есть пепси и меринда, тебе чего налить?

— Э-э… благодарствуем, на твой вкус, — вежливо выкрутился я, потому как половина названий являлась для меня абсолютной китайской грамотой. Хотя на вид вроде вполне съедобно.

— Ясненько. — Катя понятливо кивнула. — Давай проще, хватай то, что беру я, и поступай с ним так же, как я поступаю. Вздрогнем?

Она протянула мне маленький металлический бочонок с дыркой. Я храбро отхлебнул — холодная пузырящаяся жидкость сладко обожгла нёбо и ударила в нос. Сейчас чихну…

— Ты ешь, ешь, закусывай, пепси такая вещь, не зажуёшь — посадишь желудок. Я, что могла, тебе выяснила. Немного, но ты ж у нас голова, справишься. Чавкай на здоровье, а я пока покажу, чего нарыла.

Моя красавица встала, потянулась и нажала кнопку на волшебном ноутбуке. Экран приветствовал нас уже привычной мелодией, загорелась картинка рабочего стола, изображающая ту же Катеньку в тёмных очках, с девичьей косой до пояса, стоящую в полупрозрачном летнем сарафане у берёзы, с яркой надписью вдоль экрана: «О да-а, я хочу-у… Да не тебя, а в отпуск!»

— Вот, смотри сюда. — Она быстро пощёлкала клавишами, и передо мной открылась старая карта. — Это то, что ты мне оставил, а вот то, что удалось восстановить. Как, впечатляет?

Я охнул и едва не прикусил себе язык, увлёкшись бутербродом. На экране высветилась совершенно чёткая, незамызганная и непорванная карта, такая, какой она была в момент своего создания! Все надписи с обратной стороны были восстановлены, перевод не составлял труда, и шансы найти клад сразу выросли до небес!

— С тебя вобла и сало, благодарных поцелуев не надо, — сразу расставила все точки над и гостеприимная хозяюшка. — Вот без обид, Илья, не впадай в комплексы, сам подумай — у тебя служба, у меня работа, ты там, я тут, что нам светит? Хочешь, банку пепси с собой подарю? Забирай! Пусть потом археологи вешаются…

— Благодарствую, не стоит, а старую карту можно ли вернуть?

— Запросто. И новую дам в распечатке. Только не брался бы ты за это дело. Всем, чем хочешь, чую, что нехорошее оно. Не так там всё просто, и не надо тебе в кладоискатели на кладбище играть.

— А вам-то что с того, разлюбезная Катерина, простите, не знаю отчества? — как мне казалось, резонно спросил я, переходя на «вы» и вставая из-за столам За хлеб-соль спасибо, за объяснения тоже поклон земной, более с намёками да чувствами приставать не стану, сам гордость казачью имею. В Оборотный город тоже не вернусь, а случится в помощи моей нужду иметь, так Моню со Шлёмой пришлёте — я у вас в долгу…

— Уйти, значит, хочешь? — тихо прошептала она, опустив дивные ресницы. — Бросаешь меня, да? Ну и пошёл на фиг! Больно надо, жила без тебя, и ещё проживу! Мне, может, до смены какие-то полтора года отпахать осталось, сама справлюсь как-нибудь, не маленькая! Гордость у него казачья… А у меня? А обо мне ты хоть на минуту башкой своей чубатой подумал? Или ты другим местом думаешь?! Как на грудь мою пялиться, так он тут первым набежал, а как я глухо, без декольте, так сразу «вы, вам, спасибо, приставать не стану, я у вас в долгу…». Тьфу! Бери свою карту и уходи!

— Вы… ты… чего орёшь-то? — как-то даже опешил я.

— Кто на тебя орёт, кому ты нужен?! — Она шагнула назад, едва не смахнув со стола свою же книгу-ноутбук, в сердцах швырнула на доску с кнопками и шпеньками полотенце, громкоговорящая серая «груша» упала на пол, а Хозяйка встала ко мне спиной, надутая, как енот-полоскун у грязной речки в половодье.

— Катенька, свет мой…

— Ага, лампочка электрическая! Получил, что хотел, и вали!

— Да мне ж без твоей любви никакой клад не в радость…

— Какой любви? Ты, вообще, о чём, Иловайский?! У тебя поперёк папахи кириллицей написано — «дай за титьку подержаться» и «хочу секса без обязательств»!

— Чего я хочу? Уж больно слово мудрёное…

Хозяйка развернулась было объяснить, да не судьба, взгляд её пал на какой-то скромный шпенёк, вроде бы наклонённый не в ту сторону, и личико её нежное так исказилось, что я вздрогнул невольно.

— Микрофон включён! Нас же слышно было на всю площадь, я х… матом не ругаюсь, это был просто выдох, заткните ушки ватой, дети… А не то поубиваю всех на хрен!!!

— Как скажешь, матушка, — гулко донеслось в ответ едва ли не спевшимся хором. — А тока очень уж интересно, чем там у тя дело-то с хорунжим закончилося, коли он ужо получил, что хотел?

Катя метко опустилась на вертящийся стул и молча закрыла лицо руками. Ну вот, нешто я опять во всём виноват?

— Так уж ты не серчай на меня, дурака, я ж не со зла, а по неведению, — как можно мягче произнёс я, дерзнув осторожно погладить её по склонённой голове. — Как я мог знать, что весь народ нас слышит? Ну хочешь, сию минуту к ним спущусь и скажу, что ничего не было?! Не было ничего!

Красавица, не поднимая глаз, выдернула шнурок из какой-то дырки. Надеюсь, знает, что делает, а то ломать-то дело нехитрое, а вот как обратно вставить…

— Знаешь, я ведь тебе серьёзно говорила по поводу этого клада, французский сам знаешь или у автопереводчика спросить?

— Разберёмся, чего там… — Мне хватило одной минуты, чтобы бегло прочесть вслух: — «Дорогой Шарль! Когда ты получишь это письмо и карту, меня скорее всего не будет на этом свете. Поход в Россию был авантюрой, армия разбита, каждый из нас пытается спасти хоть какую-то часть военных трофеев. Мы с Жаном попали в плен, сумели бежать, долго скитались по суровой земле русских и на одной из просёлочных дорог нашли брошенную карету, а в ней настоящее сокровище. Оно могло бы обогатить всех нас, но идти с золотом во Францию не было никакой возможности. Увы, жестокий рок заставил нас скрыть его среди могил и поставить для охраны страшных стражей…»

— Ставь галочку! — подняла указательный палец Хозяйка, впрочем, так и не отодвинувшаяся от меня.

Продолжая гладить её по голове правой рукой, я левой поднёс белый лист с распечаткой текста на латинице поближе к глазам, кивнул и продолжил:

— «Древнее баскское заклятие на крови защитит клад и не отдаст его в чужие руки. Ты знаешь его наизусть, твой дядюшка учил нас этому, когда мы были безмятежными детьми и маялись зубной болью. Я составил план, уверен, что ты всё поймёшь правильно. Если мне не суждено больше увидеть прекрасную Францию, то мои товарищи, поочерёдно храня карту, вручат её тебе. Ты честно вернёшь каждому уцелевшему его долю. Не медли, ибо демоны…»

— Ещё одна галочка!

— «…ибо демоны всегда голодны и не будут ждать вечно!» Что, уже всё?

— Практически, — вздохнула Катенька. — Ниже только адрес этого Шарля, занюханной рыбацкой деревеньки пригорода Лиона, и просьба о передаче привета крошке Марго, с чьим локоном на груди автор и надеется замёрзнуть на нашей исторической родине. Итак, что мы имеем? Да ты сядь, спасибо за ласку, но хватит гладить меня, как кошку, скоро искры по волосам побегут от статического электричества. Или мурлыкать начну, а это ещё хуже…

Я вновь присел на табурет, выбрал кусок хлеба и шматок колбасы потолще, пепси пить не буду, но, может, чай есть? Катерина одобрительно улыбнулась и, проследив мой взгляд, нажала на оранжевую кнопку чудного белого чайника со шнурком.

— А тебе точно ничего не будет… ну из-за этого микрофона?

— Да плюнь на них с покатой крыши, сплетней больше, сплетней меньше… Главное, чтобы боялись, а трепать языками они обо мне могут всё что угодно. Я от этого сыпью не покрываюсь и по ночам спать не перестану. Короче, что скажешь о письме?