Ведьма войны - Андрей Посняков

Она заглянула дальше, в глубину величавого чума, разглядела золотой отблеск, но к идолу не пошла. Отыскала на полу кувшин с маслом для светильников, разлила часть вокруг, полупустую посудину метнула дальше. Судя по звуку – она разбилась.

– Тем лучше. – Взяв ритуальное кресало, юная чародейка высекла искру.

В этот раз святилище занялось с первой попытки. Девушка вышла, аккуратно опустила за собой полог.

Пусть горит! Пусть горят все эти бубны, амулеты, руны, свитки, списки… Пусть горит все! Пусть исчезнет от святилища самый след, а над его пепелищем поднимется простой и лаконичный деревянный крест. Чем меньше на земле сир-тя останется людей, умеющих пользоваться колдовской силой, тем больше станет значить ее мудрость.

– Если я останусь единственной чародейкой на всем свете, кто в этом мире сможет мне перечить? – зажмурилась ведьма, подставляя лицо жару, идущему от ревущего пламени.

Когда недавнее величественное строение осыпалось на горячего идола грудой головешек, Митаюки вспомнила, что шаманская мудрость хранилась не только у мужчин. Существовала еще школа девичества, в которой юных сир-тя учили не только тому, как соблазнять и приручать мужчин, как повелевать ими и другими людьми, но еще и приворотам, заговорам, порчам и приготовлению зелий.

Юная чародейка спустилась к берегу, вдоль самой реки пошла верх по течению, вскоре увидев крытый шкурой длинношея дом – именно там, где положено по обычаю: в стороне от селения, отделенный от города небольшим ручейком. Ведь, уходя в Дом Девичества, девочки вступают на первую ступеньку взросления, покидают родной очаг и живут уже своей личной жизнью, постигая женские мудрости и готовясь к первой встрече с мужчинами. Если оставить их в городе – какое тут может быть воспитание? Какая подготовка? При любой сложности завсегда к маме с папой за помощью дети кидаться станут. И хотя понятно, что девочки и домой часто бегали, и знакомых среди мальчишек имели, однако большую часть времени все едино жили наособицу, а не в общей кутерьме.

Сейчас Дом стоял тихим и пустым. Воспитательницы, конечно же, попытались увести доверенных им детей от опасности. Смогли, нет – неведомо. Но – ушли.

Следуя своему замыслу, Митаюки собрала все амулеты, все руны и вообще все связанные с колдовством предметы, вынесла, бросила за порогом, а когда стала обшаривать Дом дальше – неожиданно наткнулась на спрятанную за одной из постелей новенькую кухлянку. Сшитая из толстой, в палец, кожи, она была выделана столь искусно, что все равно оставалась мягкой. По вороту шла опушка из брюшных перьев волчатника, на рукавах и подоле был подшит лисий мех, на плечах и поясе нанесены знаки, отводящие сглазы, наветы, несчастья и болезни. Нанесены – но не заговорены, Митаюки это бы ощутила.

– Ну, заговорить я и сама успею! – решила ведьма, осматривая нежданную добычу. – А ведь моя, старая, уже и износилась вся…

Решительно содрав прежнюю одежду и метнув ее в кучу к амулетам, юная чародейка добежала до реки, нырнула в ее холодные воды, немного поплавала, вернулась на берег и переоделась в новое, чистое.

– Новую жизнь начинаю во всем новом! – вслух объявила она, опоясываясь трофейным колдовским поясом. – Ничего-ничего! Когда я начну править миром, у меня будет столько одежды, сколько захочу. Особая кухлянка для лета, особая для зимы и еще одна красивая на праздники. А еще теплая малица… Нет, две малицы. Нет даже, у меня будет четыре кухляки! А может быть, и пять! И три малицы из разных шкур!

С такими мечтами о будущих богатствах чародейка сгребла в охапку собранные амулеты и понесла их на площадь, к очагам. Мысль о том, что можно разжигать огонь где-то еще, ей даже в голову не пришла!

– Тоже развлекаешься, чернокнижница? – перехватил ее на полпути Ганс Штраубе, пошел рядом, поминутно оглядываясь. Судя по девичьим стонам, Митаюки отвлекла немца от чего-то очень важного.

– Это мусор, – ответила девушка. – Сожгу, дабы не мешал. Прибираюсь в доме, где остановится на отдых атаман.

– Отдых хорошо, – понизил голос немец, – но у нас в ватаге осталось восемь бойцов. Четверо из них ранены, но, слава святой Бригитте, могут драться. Остальные уже не могут.

– Зато мы добыли еще одного идола.

– Золото мало добыть, его нужно еще и увезти!

– В городе есть челны и большие лодки. И лопоухий Сехэрвен-ми, который с радостью укажет нам водный путь обратно к своему дому. И много пленных, каковых можно посадить на весла вместо раненых.

– Много пленных, невольниц, раненых, золота и всего восемь здоровых казаков, чернокнижница! – повысил голос Штраубе. – Нам не выбраться из этого мира при таких раскладах. Сгинем в дороге. Надорвемся от натуги, но до острога не дойдем! Похоже, мы просто обожрались от жадности. Слишком много добычи для такого маленького отряда. И оставаться нельзя. Если на нас нападет хоть полсотни дикарей, ныне нам уже не отбиться. Мы на пределе…

– Зачем нам уходить в острог? – пожала плечами Митаюки. – Окрест еще так много городов и племен! И у каждого есть святилище с золотым божком…

– Ты меня слышишь, чернокнижница? У нас больше нет воинов!

– Ты их получишь, немец. – Митаюки наконец-то дошла до костра и бросила охапку знахарского добра на еще красные угли.

– Откуда? Ты их родишь?!

Ведьма отерла ладони и повернулась к немцу. Прямо и спокойно, как муж на двунога, посмотрела немцу в глаза. Выдержала многозначительную паузу, а затем сказала:

– Ты обещал меня слушаться, сотник.

– Не слушаться, а помогать, – поправил ее Штраубе.

– Ну так помогай! – Митаюки укоризненно вздохнула, покачала головой. – Ступай, немец, отдыхай. Тебя ждут красивые молодые пленницы, жареное мясо, сытные отвары. Люби, ешь, пей! Не забивай свои мысли тем, что тебе не по силам изменить. Я же пойду приготовлю дом для моего мужа и твоего господина. Когда казаки устанут веселиться, снаряди лодки для перевозки добычи. Остальное моя забота.

– Доннер веттер, я хочу знать, что ты задумала!

– Просто слушайся, – ласково посоветовала ему ведьма, похлопав ладонью по груди. – Я уже нашла вам золото, нашла добычу и женщин. Найду и воинов. Много. Сотни молодых и сильных храбрецов. Ты просто слушайся, немец. И твоя награда превзойдет все твои ожидания.

Глава 6

Зима 1584 г. П-ов Ямал

Вернувшись на остров, в свой первый покоренный город, казаки отдыхали девять дней.

Хотя – что значит «отдыхали»? Сидеть без дела ватажники не привыкли.

Митаюки в первый же вечер, за ужином, вслух подумала, что православным жить без церкви невместно, – и отец Амвросий, встрепенувшись, ее тут же поддержал. Уже на следующий день казаки возвели часовню.

Юная чародейка даже не представляла, что это можно сделать так быстро!

Однако пятеро мужчин с топорами еще до полудня свалили полста полуохватных сосенок, пленные сир-тя притащили разделанные хлысты на остров, где другие казаки ловко стесали их края на клин. В четырех самых толстых бревнах так же топорами, в четыре руки, прорубили глубокие пазы, поставили стволы вертикально, прикопав снизу и закрепив сверху привязанными крест-накрест жердями. А дальше – просто накидали стесанные бревна в пазы.

Пока двое ватажников прорубали в западной стене дверь, трое других, забравшись наверх, по принципу чума сложили остроконечную кровлю. Остальные в это время расщепили несколько бревнышек на тес, подали получившиеся доски наверх… И все! К сумеркам строителям осталось только водрузить на макушку крест, а отцу Амвросию – освятить новоявленный храм.

Закончив часовню, казаки, настойчивые и трудолюбивые, как муравьи, стали строить бревенчатый острог. Тут намеков юной чародейки не потребовалось – так уж русские жить привыкли, что на каждом новом месте прочное укрепление во первую голову возводили. Сперва сруб из толстых бревен с бойницами, опосля стены из частокола округ места облюбованного. Потом башни на углах. Потом клети, стены подпирающие. Потом клети землей, камнями или еще чем наполняли. Потом крыши, подклети, амбары…

Глядишь, месяца не прошло – ан уже твердыня стоит, каковую ни яйцеголовы проломить не способны, ни длинношеи снести, ни двуноги раскидать. А если еще обитатели огнем и копьями огрызаются – так лучше и вовсе ближе дневного перехода не подходить.

Окончания строительства Митаюки-нэ дожидаться не стала. Когда первый, одиночный прочный сруб казаки подвели под крышу и повесили на входе тесовую дверь – на следующее утро она разбудила мужа нежными поцелуями и, водя пальцем по широкой, покрытой шрамами груди, прошептала:

– Я вот о чем помыслила ныне, любый мой… За отдыхом и битвами мы о долге христианском совсем позабыли. А ведь клялись мы все, люди православные, язычников в веру истинную обращать! Нехорошо сие, неправильно. Грех…

– Как не обращаем? – удивился Серьга, отдаваясь умелым ласкам. – Вона, уже три города разорили, святилища сожгли, идолов для сохранности у часовни прикопали.