Бандит 2 (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович

Наемник ойкнул, но не успел он упасть, парализованный смертельным ядом, как Герда уже прыгнула вперед, выхватывая из ножен на предплечьях острые ножи, и в долю секунды располосовала горло двум стоящим радом наемникам — тем самым, кого она так и не успела достать!

И это все, что Герда успела сделать. Тяжелый удар обрушился ей на затылок, сознание помутилось, голова закружилась, и Герда свалилась навзничь, больно ударившись головой о камни.

— Сука! Вы только гляньте! Она троих завалила! Жигу, Варга, и Кегу! Ах ты ж сука!

Герда задохнулась от удара в бок, и ей показалось, что там у нее что-то хрустнуло. Сквозь туман подумала: «Ребро. Мне конец. Скорее бы смерть…». Поискала рукой на земле, отыскивая нож, и тут же получила удар в спину, выгнувший ее дугой и заливший глаза красным пламенем боли.

— Нехорошо так с девушкой — как сквозь вату услышала она чей-то мягкий, приятный голос — разве можно девушку пинать ногами?

— Ты еще что за чучело? Ты учить нас будешь?! Она убила троих наших! Эта тварь — убийца!

— Она не убийца. Она несчастная девочка. Вы на нее напали первые, я видел. Она только защищалась. Прошу вас, уходите. Я ее забираю.

— Кастор, убей старика!

Герда услышала шорох вынимаемого из ножен меча, потом хрип, а затем произошло что-то вообще непонятное — люди ругались, стонали, слышались хрипы, бульканье, звон падающих и ударяющих о камни клинков…и…снова тишина. Тянуло ветерком с моря, шелестело дерево, на которое она, Герда, закинула свой плаще, и больше…больше ничего. Нет, было еще кое-что — легкие шаги. И рука — теплая, сухая, которая опустилась ей на лоб:

— Девочка, как ты? Идти можешь? Ничего, ничего…все пройдет. Ребра заживут. Спина цела, только ушиб — ласковые руки прошлись по телу Герды, вытерли кровь с ее глаз, и она наконец-то увидела: старичок. Седой, белый, как снег на вершинах гор. Бородка — смешная такая, окутывает его лицо как облако, или пена. Лицо доброе, но Герда не обольщается — за доброй внешностью нередко скрывается злая душа!

Она попыталась сесть, застонала, неловко повернувшись и глубоко вздохнув, и старичок подхватил ее неожиданно сильной и крепкой рукой:

— Пойдем, пойдем, милая! Нельзя здесь долго оставаться. Сейчас сюда начнут стягиваться крысы в человеческом обличьи. Вот твои ножи, бери. И тот…третий нож — осторожнее с ним. Пойдем! Нам далеко идти, так что потерпи. Нести тебя я не смогу — староват уже. По молодости мне бы двух таких как ты, на каждое плечо по одной — и я бы еще бежал! А теперь дряхловат стал!

Старичок все бормотал и бормотал, а Герда не веря своим глазам стояла, и смотрела на разбросанные по земле трупы восемнадцати человек. Троих из них уложила она сама, но остальные пятнадцать?! Неужели этот старичок?! Голыми руками?! Без оружия?! У трупов были свернуты шеи и раздроблены головы. На старичке — ни царапины.

А потом она потеряла сознание, и уже не видела, как цокнувший языком старик легко, будто девушка ничего не весила, подхватил ее и положил на плечо. А затем быстро зашагал по улице, не оглядываясь, двигаясь мягким, пружинистым шагом волка.

Глава 13

Велур поднялся с кровати, сунул ноги в тапки, потом уцепился за край коротковатой (теперь) ночной рубахи и поднял ее подол до груди. Посмотрел вниз, довольно усмехнулся, зашагал к двери, решительно толкнул тяжелую створку и не оглядываясь пошел по коридору, шагая так широко, как никогда в своей жизни не шагал. В коридоре никого не было — ночь, тихо. Перед дверями, открывающимися в спальню жены несколько секунд помедлил, прислушиваясь, потом дернул на себя незапертую створку и шагнул через порог, присматриваясь к тому, что происходило на кровати супруги.

Жена в постели была одна, и у Велура отлегло от сердца. Он уже приготовился к тому, чтобы выбросить с супружеского ложа наглого слугу и как следует тому наподдать. Так наподдать, чтобы навсегда запомнил — не трожь чужое! Хозяйское!

Супруга спала за прозрачной занавесью, освещенная слабым светом красной луны из открытого окна, и Велур невольно залюбовался….произведением своих рук! Да, он величайший мастер! Художник! Что такое скульптор, высекающий из мрамора красивую статую? Ничтожество, по сравнению с ним, великим лекарем! Попробуй из куска бесформенной плоти сделать нечто прекрасно, такое, от чего взгляда не отведешь!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Велур дважды щелкнул пальцами, включая магический светильник наверху, над кроватью — он любил заниматься сексом при свете, как и обедать, хорошенько разглядывая поданную ему еду. А то мало ли что подсунут…потом будешь сутки напролет бегать к горшку и обратно.

Жена очнулась от яркого света, заморгала, уставилась взглядом в супруга, хрипловатым после сна голосом недовольно спросила:

— Ты чего это? Решил молодость вспомнить? Не прошло и пяти лет…или десяти? Опомнился…

Велур почувствовал, как в душе у него закипает ярость. А еще — желание. К нему будто бы вернулась молодость — Велур почувствовал, как восстает плоть, и с удовольствием заметил, как на его ночной рубахе отопырился эдакий приличный бугорок. И тогда лекарь не стал мешкать — грубо, бесцеремонно схватил супругу за лодыжки, дернул к себе, подтащив ее, взвизнгувшую от неожиданности и возмущения к самому краю кровати. Короткая ночнушка жены задралась, обнажая прекрасное молодое тело до самой шеи, и тогда Велур одним рывком, не отпуская лодыжек супруги перевернул ее на живот, подтянув еще ближе поставил так, чтобы жена почти стояла на коленях (колени не доставали до пола, прикрытого ковром). Отпустил супругу, сдернул свою рубаху, оставшись совсем обнаженным, встал позади ошалевшей, перепуганной жены, ногой подбил ее лодыжки, раздвигая ноги, и ворвался в женщину так грубо, так неистово, как наверное никто и никогда ее еще не брал! Орильда взвизгнула, застонала, кусая простыню, а Велур все двигался, двигался, двигался, буравя, насаживая на себя эту наглую, подлую и такую….прекрасную сучку! Такую похотливую и развратную дрянь которую…хочется насаживать сильнее, еще сильнее, еще!

Орильда стонала уже не переставая, дергалась в судорогах, извивалась — потная, порозовевшая от прилива крови, а потом вместе с рыком-стоном из ее прекрасных пухлых губок вырвалось:

— Ударь меня! Ну?! Ударь!

— Сука! — Велур врезал по заду жену тяжелой сильной ладонью, и на белой коже остался явственный отпечаток руки — Грязная сучка! Так? Так ты любишь?! Так?!

Он хлестал ее, входил в нее резко, грубо, будто старался достать до самого горла, а Орильда визжала, стонала, и просила:

— Еще! Еще хочу! Сильнее! Ооо…как хорошо! КАК ЖЕ ХОРОШО!

Велур излился в нее так бурно, так остро, так сладко, как наверное не кончал с самой своей юности, когда для него было достаточно коснуться обнаженной груди юной красотки, и вот он уже дергается с сладострастных судорогах. В последние годы для него было большой проблемой получить оргазм, девушки в борделе изнемогали от усталости, пытаясь добиться от него вожделенной разрядки. А он сердился и ругал неумех… Ведь дело конечно же было не в нем, не в его застарелой хронической болезни, приведшей к воспалению, а в них — глупых неумех, непонятно за что получающих такие огромные деньги за свое никакое умение!

Велур повалился на кровать, и лежал некоторое время, поглядывая в крышу балдахина. Жена суетилась где-то рядом — вытиралась, обтиралась, пыхтела, чем-то шуршала. Потом тоже легла в постель и лежа рядом с мужем тихо сказала:

— Что это было? Это ведь…будто не ты! Изменил себе тело?

— Ну…да — усмехнулся Велур, в голове у которого было пусто и хорошо. Он почти не устал после секса, только немного саднило в паху…натер! Слишком большой для маленькой жены. Такой, о котором Велур всегда и мечтал! Даа…ценный раб! Это очень ценный раб!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Что, сам?! — удивилась Орильда — Сам сумел?! Сам себя лечил?

— Нет — после недолгой паузы ответил Велур, поколебался секунд пять, и добавил, охваченный острым желанием похвастаться — Я сделал из раба мага!