Сказочник (СИ) - Серж Олли

Чувствуя в кармане долгожданную вибрацию, даже не успеваю обидеться на маму. Но это все равно номер. Попросить дочь провести ночь не дома… А гостиницы для чего?

— Ладно, хорошо, — соглашаюсь, оставляя все комментарии при себе. — Ну, я пойду? Меня ждут.

— Давай, — кивает мама, прячась от меня за дверцу холодильника.

Ну хоть стыдно, и то хорошо. Мне хочется сказать ей: «предохраняться». Не дай Бог родственника получить от этого… Георга, но этот комментарий тоже оставляю при себе.

Выбегаю из квартиры, спускаюсь вниз, и все мои негативные мысли улетучиваются, едва около подъезда я вижу знакомую машину. Только сегодня за рулём сидит сам Игнат, а с заднего через открытое стекло мне машет рукой Ванька.

Сердце заходится от радости. Открываю дверь рядом с водителем и забираюсь в салон.

Глава 38. Репетиция

Лера

Наевшись сосисок и овощей с огня, я лежу на покрывале, как ленивая кошка. Мне хорошо. Так, как наверное никогда не было. Игнат учит Ваньку плавать. Я иногда поглядываю на них и снова прикрываю глаза. Речка, песок, мягкая тень от дуба и двое уже почти родных мужчин… Окончательно разомлев, начинаю засыпать, но неожиданные брызги холодной воды заставляют меня резко открыть глаза.

— Ай! — начинаю возмущенно верещать.

— Проснулась, — смеются эти вредители.

Ванька закручичивается в полотенце и плюхается рядом со мной на покрывало, стуча зубами.

— Подай огурчик, — просит меня совсем по-свойски.

— Держи, — улыбаясь, ставлю перед ним тарелку с нарезанными овощами и чувствую, что Игнат пристально наблюдает за нашим взаимодействием.

Трясёт на меня воду с волос. Я закрываюсь от брызг руками.

— Ну хватит, — тяну. — Я же не знала, что мы будем купаться, ты бы хоть предупредил.

— В чем проблема искупаться в белье? — пожимает плечами Стоцкий. — Сегодня нам просто невероятно повезло с погодой. Ночью уже дождь передают.

Поджимаю губы.

— Есть проблема…

— Ммм? Я все видел, — поигрывает он бровями, — а Ивану пока без разницы купальник-белье.

— Это непростое белье, — смущено бурчу. — Это то… чёрное, — понижаю голос.

— Ясно, — игриво вспыхивает глазами Игнат и посмеивается. — Потерпи. Совсем скоро я тебя от него избавлю.

— Чего потерпи? — влазиет в разговор Иван и водит любопытной «моськой». — Пап, а мы ей покажем?

— Ну не знааю, — шутливо отвечает он и делает вид, что сомневается. — Думаешь, надо?

— Эй! — смеюсь я с их важных лиц. — Давайте показывайте, что там у вас!

— Пап, ну пойдём, пап, — в нетерпении прыгает Ванька.

— Только нужно одеться, — строго говорит Игнат. — Через лес голыми не пойдём.

— Куда идти? А еда? — растеряно оглядываю я мангал и тарелки на покрывале.

— Просто завернем от живности, — отвечает Игнат. — Люди сюда не доходят. Очень редкие.

— А ты как нашёл это место? — Спрашиваю у него, подавая Ваньке шорты.

— Гулял… — отвечает уклончиво. — У долгого одиночества есть определённые спецэффекты.

— А теперь? — заглядываю ему в глаза. — Тебе больше не нужно быть одиноким?

— Не нужно, — становится серьёзным Игнат. — Но осторожность и анонимность останутся.

— Ты очень богат? — краснею и тут же поправляюсь, — Только ты на подумай, я не в плохом смысле…

— Я знаю, — кивает Игнат. — Да, очень. Но предпочитаю вести комфортный и внешне скромный образ жизни, чтобы не вызывать лишнего интереса.

— Это правильно, — соглашаюсь и встаю на ноги.

Ванька тянет меня вперёд по тропинке, захлёбываясь и обещая, что такого я никогда и нигде больше не увижу.

— Да что же это такое? — не выдерживаю я интриги. — Избушка на курьих ножках?

— Нет! — хохочет ребёнок. — Не угадала.

Примерно через десять минут мы выходим к каким-то каменным развалинам.

— Выглядит жутковато, — веду я плечами. — Что это было? Надеюсь не больница?

— Детский лагерь, — отвечает Игнат. — Только менее везучий, чем наш знакомый. Предприятие, которое его содержало, развалилось ещё в восьмидесятые.

— Как жаль… — вздыхаю я, начиная узнавать в очертаниях фундамента форму корпусов.

— Зато сохранились стадион и ещё кое-что, — говорит Игнат.

Ванька, видимо хорошо зная местность, убегает вперёд. Мы проходим ещё одни развалины от стен и попадаем на большую открытую поляну.

— Вот! — с гордостью выдыхает Иван.

Я поднимаю глаза вверх и ахаю от неожиданности.

— Круто… — зачарованно тяну, разглядывая настоящий пассажирский самолёт. Целый, стоящий на шасси, только оплетённый вьюном и немного ржавый. — Откуда он здесь взялся? — оглядываюсь на Игната.

— Предприятие производило запчасти для самолётов, — хлопает Стоцкий самолёт по колесу и ныряет под брюхо махины, осматривая заколоченные люки.

— Ну что? — дергает какой-то рычаг и открывает запасной выход. — Внутрь полезем?

— Да! — счастливо прыгает Иван.

А я с опаской подхожу ближе и заглядываю во внутрь самолета. К моему удивлению он выглядит не старым и не трухлявым. Будто не простоял в заброшенном одиночестве больше тридцати лет.

— Только я первый, — строго смотрит на сына Игнат. — Мало ли…

— А что может быть? — я смотрю, как он ловко подтягивается на руках и забирается внутрь салона.

— Ну… — слышу его глухой голос. — Пауки, медянки, птицы, белки…

— Мамочки… — начинаю я истерично посмеивается. — И тебе совсем не страшно? — Спрашиваю ребёнка.

— Не-а, — довольно лыбится он. — Мы тут с папой часто бываем.

— Все нормально! — кричит Стоцкий и выглядывает из люка. — Вань, руки давай!

Ребёнок залетает внутрь самолёта юркой ящеркой и хохочет.

— Так, в сторону отошёл, — говорит ему Игнат протягивает мне открытую ладонь.

— Я знаю, что ты не трусиха.

Фыркаю. Вздыхаю.

— А он точно не развалится? — Спрашиваю с опаской.

— Ещё лет тридцать не развалится, а если поставить внутренности, ещё и полетит, — улыбается Стоцкий. — Ну?

Ставлю ногу на колесо, хватаюсь за руку Игната, и он рывком втягивает меня в салон.

— Обалдеть, — смеюсь от скачка адреналина и оглядываюсь по сторонам.

Пыльные, практически истлевшие ряды сидений, отломанные и разбросанные под ногами столики, болтающиеся с потолка кислородные маски, и ободранные до металла стены.

— Нормально тут погромили, — качаю головой. — Но могло бы быть и хуже.

— Пошли, до кабины дойдём и на выход, — предлагает план Игнат и начинает первым двигаться в нос самолета.

— Там есть штурвалы настоящие, — возбужденно рассказывает ребёнок. — Даже кнопки нажимаются.

И действительно, кабина пилотов пострадала гораздо меньше основной части самолета. Приборная панель выглядит почти живой, не считая небольших участков подпаленной пластмассы. Ванька, вступая в игровые диалоги сам с собой, крутит штурвал и перещёлкивает тумблеры.

— Они горят! — восклицаю я и удивительно смотрю на часы.

— Нет, — отвечает Игнат, — они просто фосфорные. А ещё… — тянет к ним руку, крутит сначала правый рычажок до упора, потом левый, и щёлкнув ими одновременно запускает работу стрелок.

— Обалдеть, — радуюсь механическому фокусу, как ребёнок. — Они идут.

— Вечные, — подтверждает Стоцкий и пока Ванька занят, притягивает меня к себе. — Видишь вокруг них больше всего разодрано? Все хотят забрать.

Киваю и обвиваю руками его талию, запуская пальцы под край футболки.

— Тебе хорошо со мной, Лер? — спрашивает он тихо.

— Очень, — киваю.

— А с нами? — уточняет.

— А есть разница? — хмурюсь я.

— Я тебя люблю, — коротко целует меня в губы Стоцкий и касается своим кончиком носа моего. — А если позову замуж? Пойдёшь?

— А ты зовёшь? — от рухнувшей по позвоночнику в колени дрожи, сбиваюсь с дыхания.

— Отложим этот разговор, — еще раз целует меня Игнат. — До того момента, как останемся наедине.

Я, чувствуя себя немного обескураженной от его «шага назад», отвожу в сторону глаза. Ощущаю кончиками пальцев, как колотится под футболкой сердце Стоцкого, и все равно не могу понять то, что между нами происходит. Слишком быстро, остро и так глубоко, будто мы знаем друг друга много лет. А может, это просто нормальные отношения со взрослым мужчиной? И в них всегда будет «просто»? Да едва ли нас с Игнатом можно назвать нормальными…