Истоки инквизиции в Испании XV века - Бенцион Нетаньяху

Он явно сделал это заявление исключительно на основе соображений, которые приводит в своей работе — соображений, которые он и его последователи должны были найти настолько убедительными, что без колебаний приписали Паленсии еврейское происхождение. Но являются ли соображения Пужоля действительно безупречными?

Пужоль подытожил свои главные аргументы в следующем кратком высказывании: «Не следует забывать, что хронист был еврейского происхождения (de estirpe de Judios), и поэтому он не только сохранял неизгладимые черты своей расы, но ему и не удавалось, несмотря на его громкие заявления о приверженности Церкви, скрывать глубокую симпатию к своим братьям по крови, так же как ненависть к "старым христианам"»[2843]. Это утверждение построено неверно с точки зрения логики, потому что оно опирается на petitio principii, принимая за данное то, что он пытается доказать. Мы, тем не менее, займемся его аргументами подобающим образом и посмотрим, можно ли вывести из них заключения, которые автор принимает как аксиому.

Что это за «характеристики еврейской расы», которые Пужоль считает «неизгладимыми» и которые, как он заявляет, ему удалось распознать? «Отражением его еврейского склада ума, — говорит Пужоль, — является суеверие как предпосылка его духа и его уважение к предзнаменованиям — верование, которое, в особенности у семитских народов, выражает идею постоянного влияния сверхъестественного в человеческих делах». Пужоль находит доказательство этого «верования» в ссылках Паленсии на метеорологические и астрономические явления, такие как циклоны, кометы, штормы и затмения, которые составляют подавляющее преимущество его «знаков» будущих ненормальных событий, а также в его встречающихся (пять раз) рассказах о других странных событиях, похоже, чудесного свойства[2844]. Но может ли что-нибудь из этого отражать то, что Пужоль называет «неизгладимыми характеристиками еврейской расы»?

Правда заключается в том, что оккультные верования вообще, и вера в небесные явления в частности в качестве инструмента для предсказания будущего, не были характеристикой «семитских народов» или особым свойством «еврейского склада ума», а являлись обычным делом почти у всех народов в определенные периоды их развития. И семитские народы тоже практиковали предсказания будущего на основе различных «знаков», но, пожалуй, ни один народ не практиковал их столь регулярно и развил это верование в разветвленную науку, как «несемитские» греки. Едва ли существует какая-либо форма предсказания, известная в античности (и позже в Средние века), которую греки не усвоили бы или изобрели и включили в их общую «науку» ворожбы, состоящую из более чем двенадцати отраслей. В противоположность грекам, евреи в этом отношении были исключением среди древних народов, потому что они не только отрицали всякую ценность знаков, широко принятых как предсказание будущего, но и пошли войной против верящих в такие знаки. Может быть, Пужоль забыл библейское предписание против всех оккультных занятий[2845] или презрение пророка к тем, кто «боится знака небес» и следует теориям «наций» по этому поводу, которые не что иное, как «чушь»?[2846]

Это, конечно, не означает, что евреи обладали иммунитетом к вере в чудесные знаки, в особенности в астрологию, но в качестве верящих в эти методы «предсказания» евреи, безусловно, не были исключением. Главы «Кометы и дворы» и «Астрологические предсказания» в «Истории магии и экспериментальной науки» Линна Тондайка ясно показывают, что астрология и предсказания будущих событий на основе наблюдений за кометами, затмениями и необычными метеорологическими явлениями были предметом общего интереса в Европе XV в., охватывая дворы Франции, Германии, Неаполя, Милана, Богемии, Венгрии и Польши. Частое появление комет в том веке (в особенности кометы Галлея в 1456 г.) было предметом пристального внимания, описано во множестве источников, авторами и заказчиками которых, в том числе, были и монахи и епископы, а астрологические предсказания, начиная с 1464 г. и до конца века, были более частыми и широко распространенными, чем когда-либо до того[2847]. Паленсия просто был представителем своего времени в следовании тенденции, которая, как мы видели, не имеет ничего общего с еврейской психологией, а отражает состояние европейской культуры той эпохи. Более того, изучив работы Ливия, Светония и других классических историков, служившие ему моделью для своих, Паленсия, по всей вероятности, тоже последовал их примеру, часто упоминая знамения зла. То, что его читатели могут видеть в этом «еврейское» нововведение, не могло даже прийти ему в голову, в этом мы уверены. Вера в чудеса и их частое появление было, в конце концов, признаком скорее христианского, чем еврейского образа жизни в Европе того времени.

III

Это, как мы полагаем, аннулирует главное доказательство еврейского происхождения Паленсии, представленное Пужолем. Но, как мы заметили, он предлагает два других доказательства, которые на первый взгляд кажутся разумными: Паленсия, утверждает Пужоль, был переполнен «ненавистью к "старым христианам", предположительно ко всем "старым христианам", или хотя бы к их подавляющему большинству»[2848], и, чтобы доказать это, Пужоль поднимает немало шума из отношения Паленсии к папам. Под предлогом коррупции римской курии, говорит Пужоль, Паленсия сурово бичует ее членов за алчность, обвиняя их в том, что, добиваясь папского престола, они нагромождают одно злодеяние на другое, «как будто для преемника почетно превзойти всех остальных в совершении отвратительных дел»[2849]. Вдобавок Паленсия сожалеет, что папы надевают тиару «прежде всего для высокомерного хвастовства своей властью», и что незначительные люди без всяких заслуг «подняты на высокую ступень папского трона»[2850]. Он обвиняет их в симонии, когда они делят все виды индульгенций за деньги[2851] «всегда в манере, когда великолепие платежа соответствует терпимости прощения»[2852].

Нет сомнения в том, что нападки Паленсии на пап (а мы позволим себе добавить — и на коллегию кардиналов) объединяют в себе агрессивные обвинения и злословие, но вряд ли это доказательство того, что он был марраном. Они отражают не отношение конверсо, а отношение, распространенное в те времена во многих частях христианского мира, в особенности в Италии и в странах к югу от Альп. Те «десятилетия», о которых он писал, следовали, как мы вспоминаем, за долгим периодом раскола, который закончился в 1449 г. и в течение которого на пап обрушивались острейшие порицания и злейшая критика. От этих атак на сидящих на троне св. Петра папство не могло оправиться долгое время, а позиция пап вслед за расколом, в котором принципы часто были принесены в жертву выгоде, и их постоянная охота за деньгами, чтобы пополнить казну (которая никогда не выдерживала их расточительства), и аморальность некоторых пап подпитывали эти порицания, достигшие кульминации в эпоху Реформации. Паленсия выражал свои взгляды