Весь Эдгар Берроуз в одном томе - Эдгар Райс Берроуз

Решив положить этому конец, Тарзан бесшумно прыгнул с дерева и медленно подкрался к хижине, откуда доносились эти печальные звуки. Костер ярко пылал перед ней, также, как и перед другими лачугами села Мбонги. Несколько женщин сидели на корточках у костра и громко завывали. Они вторили доносившемуся из хижины плачу.

Человек-обезьяна усмехнулся, живо представив себе ужас чернокожих женщин, когда он неожиданно предстанет пред ними при свете огня. Он воспользуется их растерянностью для того, чтобы проскользнуть в избу, задушит там плачущего и так быстро исчезнет в джунглях, что чернокожие не успеют прийти в себя от неожиданности.

Много раз проникал Тарзан в хижины чернокожих Мбонги таким образом. Таинственность и неожиданность, с которой он появлялся, всегда приводили в ужас несчастных, суеверных негров. Их страх забавлял Тарзана и придавал в его глазах этим приключениям особый интерес. Недостаточно было просто убить. Тарзан, привыкший к зрелищу смерти, не находил в нём никакой особой прелести. Давно уже отомстил он за смерть Калы, но лишь недавно стал дразнить негров и находить в этом источник особых радостных ощущений.

Но только что он хотел прыгнуть в хижину, как на её пороге показалась какая-то фигура. Это была женщина с деревянной спицей в носу, с тяжёлой металлической серьгой, висевшей на нижней губе, и со своеобразной прической, которая держалась на голове, благодаря грязи и проволоке. Лоб, щеки и грудь у неё были татуированы.

Женщина подошла к огню, и Тарзан узнал в ней Момайю, мать Тяйбо. Момайя взглянула на стоявшего в свете костра белого гиганта и в свою очередь узнала его. С криком кинулась она к Тарзану. Сидевшие у костра женщины оглянулись, но, узнав Тарзана, поступили совсем не так, как Момайя: они не кинулись к нему навстречу, но как один человек вскочили и с испуганными криками бросились бежать в противоположную сторону.

Момайя упала перед Тарзаном на колени, с поднятыми кверху руками. Она стала быстро говорить, оглушив Тарзана целым водопадом слов, ему совершенно непонятных. Тарзан взглянул на перепуганное лицо женщины, стоявшей на коленях. Человек-обезьяна пришёл в деревню, чтобы убить, но этот неудержимый поток слов привёл его в недоумение и даже ужас. Какое-то сложное чувство охватило его. Он не мог убить мать маленького Тяйбо, но с другой стороны ему надоели эти бурные каскады слов. Весь его вечер был испорчен, удовольствие от затеянной шутки было отравлено, и он с нетерпеливым жестом повернулся и скрылся в темноте. В следующее мгновение он уже мчался по темным джунглям, а крики и плач Момайи становились все слабее и слабее.

Когда же их совсем не стало слышно, он облегчённо вздохнул. Удобно устроившись на дереве, под которым грозно ревел лев, Тарзан крепко заснул.

А в это самое время, в далёкой Англии другой лорд Грейсток, раздевшись с помощью лакея, лег на чистую простыню, громко выражая своё неудовольствие: ему мешал кошачий концерт под самым его окном.

Настало утро. Тарзан пошёл по свежим следам Хорты-кабана. Случайно нагнувшись, он заметил на земле следы двух Гомангани — взрослого и мальчика. Человек-обезьяна, имевший обыкновение тщательно исследовать все то, что происходило кругом него, склонился к земле, чтобы прочесть историю следов, написанную в мягкой грязи звериной тропы. Мы с вами не сумели бы её прочесть, если б даже заметили эти следы. Если б кто-нибудь указал их нам, мы увидели бы только ряд углублений, расположенных одно за другим и взаимно перекрещивающихся. Но Тарзан знал историю каждого такого углубления. Ему стало ясно, что дня три тому назад здесь проходил Тантор-слон, что Нума охотился тут на тропе прошлой ночью, и Хорта-кабан медленно шёл по ней час тому назад. Но особенно заинтересовали Тарзана следы Гомангани. Исследовав их, он заключил, что в течение вчерашнего дня здесь проходил старик, который в сопровождении мальчика и двух гиен направлялся к северу.

В недоумении Тарзан запустил пальцы в волосы. По отпечаткам лап гиен было ясно, что они не выслеживали обоих Гомангани, а спокойно сопровождали их; он видел, что звери шли то рядом с людьми, то отставая от них, а иногда один шёл впереди, а другой позади. Это было странно и непонятно, особенно когда Тарзан убедился, что в одном месте звери шли, почти соприкасаясь с людьми. Кроме того, Тарзан по следу маленького Гомангани видел, что мальчик страшно боялся идущего рядом с ним зверя, в то время, как старик шёл спокойно и не уделял гиенам особого внимания.

Тарзана прежде всего поразили странные взаимоотношения Данго и обоих Гомангани, но его острые глаза уловили в следу маленького Гомангани нечто такое, что заставило его сразу же остановиться, как остановились бы и вы, найдя случайно на улице письмо и узнав по почерку, что оно написано вашим другом.

— Гоубюбалу!

Человек-обезьяна невольно вскрикнул, и в то же мгновение он вспомнил умоляющую позу Момайи, бросившейся ему в ноги, и её плач. Все было теперь ему понятно — рыдания матери, причитания чернокожих женщин, сидевших у костра, и мольбы упавшей на колени Момайи. Маленький Гоубюбалу украден снова кем-то. Мать Тяйбо, очевидно, была уверена в том, что похититель — Тарзан, и поэтому умоляла его вернуть ей сына.

Да, теперь все было понятно; но кто же мог украсть Гоубюбалу? Тарзан недоумевал; странно было также и то, что Тяйбо сопровождали две гиены Данго. Этого нельзя так оставить! Он должен все разузнать. Тарзан решил пойти по следам.

Во многих местах следы обоих Гомангани совершенно терялись под отпечатками бесчисленных звериных лап, и даже Тарзан становился часто в тупик; но еле уловимый запах негров приводил его всякий раз снова на верную дорогу.

Все это случилось внезапно и неожиданно для маленького Тяйбо, в течение двух дней. Началось с того, что явился Буковаи-колдун, Буковаи-нечистый, у которого лицо было изъедено язвой. Он пришёл один, в солнечный полдень, к тому месту реки, где ежедневно купались Момайя и Тяйбо. Страшный колдун вышел неожиданно из-за большого куста около самого берега и своим