Фантастические тетради - Ирина Ванка

— Какой же я кретин, — прошептал он. — Какой же я безмозглый идиот! — Он выгреб из карманов рукописный архив на обрывках папируса и с размаху швырнул его на пол. Скрученные узелки раскатились в стороны. Вне себя от злости он вышел из могильника и устремился вперед, не видя дороги. Эссима не сразу решился последовать за ним.

— Оставь меня в покое! — рыкнул экс. — Я возвращаюсь на базу. Никаких экспериментов. С таким мошенником, как ты… и речи быть не может.

— Зенон, — пытался докричаться до него Эссима, — ты выбросил схемы! Зенон, опомнись! Ты сам это сделал!

— Я сейчас же возвращаюсь на Копру. И если твой корабль когда-нибудь еще раз приблизится к зоне Аритабора, я лично вышвырну его.

— Зенон! — кричал Эссима. — Ты выбросил шифр дегеона. Ты сам виноват!

— И если ты еще раз влезешь в сеть со своими мошенническими проектами, можешь проститься не только с летным допуском. Я лично лишу тебя желания когда-либо соваться в архивы Ареала.

— Зенон! Ты не должен был оставлять расчеты на Альбе! Ты не должен был этого делать!

Глава 10

Ничто не изменилось в коприанских владениях с тех пор, как Нап-Кальтиат покинул эту тревожную обитель. Только орбита мемо-станции увеличила радиус. Только вместо пропавшего Аритабора зияла энергетическая растяжка для удержания баланса в планетарной системе. Но удерживала она лишь облако влаги, возникшее на месте планетарного ядра. Трагический пафос происходящего сменился обреченным достоинством цивилизации перед коллизиями судьбы. В сути — не изменилось ничто. Не изменилось, даже несмотря на то, что зона Аритабора, некогда безраздельно контролируемая Копрой, теперь кишела исследовательскими станциями всех мало-мальски зрелых ученых сообществ. Чего здесь только не было: орбитальные базы и дрейфующие платформы агравиталистов, архиваторные системы и дешифрационные установки в полной мобильной экипировке. Проблема исчезающих планет успела стать доминирующим направлением развития наук. В зоне, традиционно закрытой для навигации, Нап-Кальтиату не нашлось парковочного места ни в одном из тысячи технопарков. Последний раз, когда Эссима был с ним, а Копра возвышалась над аритаборским пространством, путешествие по зоне показалось ему мгновенным. Теперь же вечность прошла, прежде чем его корабль проник к орбите потускневшей Копры и встал в магнетическом поле мемо-сферы.

Выйдя на внешнюю галерею, Зенон не поверил глазам.

— Ты, Нап? Или голограмма связи такая четкая, что я затрудняюсь отличить от оригинала.

— Не имею более четкой голограммы, чем я сам, — ответил Кальтиат. — Но, все равно, рад застать тебя здесь. Рад всему, что не изменилось с тех времен, как мы расстались на Альбе.

— Что-то случилось с Эссимой?..

— Я был нечаянно в ваших краях. Решил, что Копра по старой памяти пустит меня в зону. С ним все в порядке, насколько это возможно. Надеюсь… Хоть и давно не виделись. Я хотел говорить с тобой, Зенон, но совсем не о старых обидах.

— Все, что произошло на Альбе, — заверил Зенон, видя нерешительность собеседника, — никак не должно касаться нас теперь. Это забытая история. Если ты не решился использовать связь, допускаю, что разговор серьезный…

Оба умолкли на полуслове, дождались, пока мимо них проплывет… то ли эксперт-информатехник, то ли шаровая молния, облитая кипятком.

— Так вот, — продолжил Кальтиат, — о забытых историях… — но поторопился. «Молния» притормозила и засияла. — Можно ли узнать, чем закончились твои опыты с Альбой?

Пока Зенон преодолевал чувство неловкости и подбирал корректные фразы, эксперт вплотную приблизился к Напу.

— Полным и безоговорочным триумфом со стороны Эссимы, — объявил он, — и грандиозным позором с противоположной стороны. Потому что цель опыта была предельно конкретна: унизить посредника и надругаться над тем, что представляет ценность цивилизации.

Первый раз Нап постиг смысл органической неприязни Эссимы к летающим шарам. Его друг непременно бы сказал в ответ что-нибудь совершенно омерзительное, что простительно тронутому манустралу и категорически недопустимо для представителя уважаемой расы.

— Ты хочешь знать, что на самом деле представляет собой Альба? — спросил Зенон. — Мы закрыли эксперимент лишь после того, как полностью восстановили код и прошли полный диапазон манустрала. Мне жаль, Нап, ни в одном измерении признаков цивилизации нет. Это типичная мемо-проекция. Она может быть интересна для фактурологов, но не для Копры.

— Именно об этом я размышлял, пока добирался сюда, — ответил Нап. — Ты видел возможности антенны, представляешь, какой она дает эффект маневра. Нельзя ли предположить, что цивилизация может прятаться от наблюдателя. Ведь мы не знаем о манустралах ничего. Даже предполагать не можем их возможный способ существования, поскольку не было прецедентов. Все наши предположения о них построены на наших же теоретических расчетах.

— Их антенные маневры предполагают мадистогенную природу. Мы не строим расчеты на голой абстракции.

— Может быть, в наших представлениях было упущено что-то фундаментальное, что искажает общую картину. Подумай, когда-то наивно было предположить существование цивилизации в перпендикулярных измерениях, а теперь мы научились рассчитывать их бытие и не верим глазам, если они не живут по нашим расчетам.

— Что ты хочешь от Копры?

— Кальта заинтересовалась личностью Эссимы по результату теста навигаторской школы. Он сдал шесть уровней, в глаза не видя панелей управления большинства типов кораблей. Он сдал бы все восемь, если б в том возникла необходимость.

— Были времена, когда ты сомневался, что имеешь дело с мадистой.

— Я и теперь в этом не уверен. Именно неуверенность заставила меня вернуться к закрытой теме. Если Эссима не мадиста — мы имели первый в истории Ареала настоящий контакт с манустральной расой и отказались верить своим глазам. Мы даже не захотели понять, что наши методы научного подхода не в состоянии идентифицировать этот феномен.

Зенон вдруг вспомнил альбианский вояж, и чувство реальности стало покидать его, словно под ногами, откуда ни возьмись, возникла шаткая палуба анголейского фрегата. Перед ним стоял мадистолог с непререкаемой репутацией и признавался в том, что не способен распознать мадисту, с которой провел годы в едином пространстве. Это означало полный триумф альбианина не только над Копрой, но и над виртуозами одной из самых сложных наук Ареала. Он и припомнить не мог, к какой еще подозрительной личности, открыто и недвусмысленно, приставлялся персональный мадистолог, принимая на себя обязанность потакать малейшим капризам…