Жизнь замечательных времен. 1975-1979 гг. Время, события, люди - Федор Раззаков

Олег Борисов продолжает лежать в ленинградском Институте переливания крови. В те дни, кроме жены и сына, которые навещали его каждый день, у него были и другие посетители. Например, его старый приятель, тренер киевского «Динамо» Валерий Лобановский. Сам Борисов зовет его Шампусик, за пристрастие тренера к шампанскому. По словам самого Борисова: «По количеству выпитого шампанского у камина Шампусику равных нет. Ни одна печень в мире не смогла бы этого выдержать».

С Лобановским Борисов тесно сошелся еще в 60-х, когда жил в Киеве. С тех пор они регулярно общались, и даже когда Борисов переехал в Ленинград, эти встречи не прекратились. Каждую зиму Лобановский приезжал к другу на каникулы, иногда привозя с собой и всю свою команду, чтобы та посетила БДТ. Сам он весь репертуар театра знал назубок, пересмотрев многие спектакли не по одному разу. Как пишет в своем дневнике сам актер:

«Шампусик приезжает «совершенствоваться». И даже в каникулы выполняет программу, которую составляет для себя сам. Утром бегает вокруг гостиницы «Ленинград» (в ней он любит останавливаться), днем его Юра (Базилевич. — Ф. Р.) образовывает по части музеев, потом у них партия в шахматы, вечером — обязательное посещение БДТ. (Цель — пересмотреть весь репертуар — давно перевыполнена. В тот день, когда в БДТ выходной, идет в МАЛЕГОТ слушать «Евгения Онегина», но выдерживает недолго: не находит идеи.) После спектакля — неизменный ужин в «Садко». Выполняет программу даже тогда, когда подается его любимое блюдо: «осетрина по-монастырски». У нас текут слюнки, льется водочка, но его мозг работает! Чуть расслабляется он только к двум часам ночи, когда на сцену выходят цыгане…

Теперь в больницу Василич принес график бега. Разработал специально для меня — легкая трусца! Все высчитал по секундам с учетом даты и времени моего рождения, биоритмов. Вот выйду отсюда, куплю секундомер и побегу…»

А теперь перенесемся в город Новоалтайск. Там в первые дни января была совершена попытка ограбить магазин. В качестве преступника выступил рецидивист из солнечного Ташкента, который вот уже несколько месяцев жил в Новоалтайске. Видимо, климат этого города не пришелся ему по душе, поэтому все это время ташкентец пил горькую, чтобы согреться. Так продолжалось до тех пор, пока у парня были деньги. Потом они кончились, а пить-то хочется. А поскольку бывший зэк нигде не работал, раздобыть деньги на выпивку он мог только одним путем — нечестным. Короче, он решил ограбить овощной магазин № 46. По задумке преступника, акция не должна была занять много времени: он собирался подбежать к кассирше, показать ей нож и, забрав деньги, скрыться. Но в своих расчетах грабитель не учел одного — реакции кассирши.

В тот день за кассой сидела Наталья Косарева, которая оказалась женщиной отнюдь не робкого десятка. В тот момент, когда преступник с криками подбежал к кассе, она в отличие от своих подруг-продавщиц, которые с визгом убежали в подсобку, успела закрыть кассовый ящик на замок и выскочила в зал. Грабитель рванул за ней, чтобы отнять ключ, но кассирша и здесь не испугалась. Когда он настиг ее, она схватила нож за клинок и попыталась вырвать его из рук преступника. Этого матерый рецидивист ну никак не ожидал. Он попятился назад и тут же попал в руки двух молодых людей, которые прибежали в магазин с улицы, услышав крики женщин (этими смельчаками были рабочий В. Стахеев и учащийся ПТУ № 10 О. Махнытко). Грабителя-неудачника доставили в милицию. А храбрая кассирша своим ходом отправилась в ближайшую поликлинику, чтобы обработать раненую руку. Но судьбе было угодно послать ей новое испытание. Из-за сильных морозов, свирепствовавших тогда чуть ли не по всей стране, в поликлинике был объявлен выходной (не работало отопление). И кассирше пришлось ехать в другую, в центр города. В конце концов все завершилось хорошо.

А в Москве наблюдается паника: среди населения ходят упорные слухи, что в ближайшие дни морозы на дворе достигнут отметки минус 50 градусов. Хорошо помню эти разговоры: вот уже несколько дней мы ходили по дому в верхней одежде и в ней же спали и, услышав об усилении морозов, подумали: все, хана. Видимо, так думали не только мы. Телефоны большинства редакций центральных газет в те дни буквально разрывались от звонков: люди в панике вопрошали: неужели это правда? Чтобы успокоить людей, газеты выступили с опровержением ложных слухов. Так, 5 января в «Комсомольской правде» сообщалось, что вчера температура в Москве была божеской — всего-то 18 градусов холода. В ближайшие дни, обещала газета, хоть и будет наблюдаться понижение температуры, но не до панических 50 градусов, а всего до 19–24. Так что не надо паники. Далее сообщалось, что в буржуазной Европе людям тоже несладко приходится: в Лондоне, например, из-за холодов парализован аэропорт Хитроу.

В пятницу, 5 января, на «Мосфильме» возобновились съемки фильма «Москва слезам не верит». Съемочной площадкой на один день стал выселенный дом на улице Сретенка. Там в одной из квартир была сооружена декорация «квартира Гоши». Это там оскорбленный герой Алексея Баталова скрывался от своей возлюбленной, но в итоге был разыскан Николаем (Борис Сморчков). Поначалу Гоша принимает незваного гостя настороженно, но после того, как тот лихо опрокидывает в себя стакан водки, всякая натянутость между мужчинами исчезает. Во время работы над этой сценой произошел забавный эпизод. В разгар съемки кто-то из киношников по забывчивости выбросил в окно окурки из пепельницы, которые фигурировали в предыдущем кадре. Оператор тут же заметил накладку и остановил съемки. Стали искать окурки, но их уже и след простыл. Что делать? Тогда была дана команда всем присутствующим… начать курить. В течение пятнадцати минут нужная гора окурков вновь заняла свое место в пепельнице. И еще. По сценарию в этой сцене Гоша должен был быть в плаще, под которым ничего, кроме плавок, не было. Сцену так и сняли (плавки мелькали в кадре, когда Гоша вставал из-за стола). Но в итоге бдительная цензура заставит Меньшова сцену с плавками вырезать.

Вечером того же пятничного дня в Кремлевском Дворце съездов состоялось закрытие фестиваля «Русская зима». Оно было ознаменовано сенсацией: на сцену КДС впервые после долгой болезни вышла Майя Плисецкая, которая исполнила «Умирающего лебедя». В первом ряду сидел лечащий врач балерины Владимир Лучков, который, наверное, один знал, каких мук стоило Плисецкой станцевать этот четырехминутный танец. Дело в том, что у балерины была тяжелая травма спины и чуть ли не каждое движение доставляло ей боль. Она даже на «бис» не станцевала, хотя зал в течение нескольких минут заходился аплодисментами. По ее же словам: «Я не бисировала, потому что могла не дотянуть до конца. Я ведь даже не выбегала к публике на поклон — ХОДИЛА кланяться, потому что еще болело…»

Многие зрители, не знавшие о болезни Плисецкой, тогда здорово на нее обиделись. После выступления ей принесли ворох записок, в одной из которых она прочла: «Публика завалила вас цветами, вызывала целый час, а вы не пожелали даже маленький кусочек станцевать на «бис». Стыдно!»

6 января Владимир Высоцкий и Эдуард Володарский закончили работу над сценарием. Как вспоминает Э. Володарский: «Занятый работой, я даже не подумал, что Володя за это время спал меньше меня, почти все время был на ногах, ездил на репетиции, на спектакли (5 января у Высоцкого была очередная проба в «Маленьких трагедиях». — Ф. Р.), варил кофе, подбадривал, подталкивал меня и при всем этом был весь поглощен сценарием, который мы сочиняли. У меня раньше бывали моменты большого подъема сил, когда, так сказать, волшебное вдохновение посещает тебя, — я мог работать по двенадцать-четырнадцать часов кряду, но работать сутки напролет… не смыкая глаз… и при этом чувствовать себя как рыба в воде, быть жизнерадостным, агрессивным, напористым… Просто дьявольская работоспособность была у этого человека. Словно в один день своей жизни он умудрялся прожить пять, если не больше. Такое сумасшествие продолжалось пять суток.

Утром 6 января сценарий был закончен. Конечно, это был еще только первый вариант, конечно же, над ним еще предстояло работать, отшлифовать, «доводить», углублять; усложнять, но он был! Восемьдесят семь страниц, отпечатанных на машинке, лежали передо мной на столе. Еще громоздились везде чашки с кофейной гущей на дне, пепельницы были полны окурков, у Володи и у меня были красные от бессонницы глаза. Я упал на диван и проспал до одиннадцати вечера, а Володя в это время поехал на репетицию в театр, потом проводил Марину Влади в аэропорт Шереметьево, затем поехал на какой-то завод давать концерт, а оттуда — в театр на спектакль. И в начале двенадцатого вернулся домой. Ввалился в квартиру со словами:

— Эдька, ты меня просто потряс — за пять дней написал сценарий! Ну кто еще на такое способен, а?