Мир Дому. Трилогия (СИ) - Шабалов Денис

Дела‑а‑а… Мне нужно в этот коридор, я даже вижу эту дверь шагов за десять перед ним… но машина не подпустит меня. Стальной зверь выжидает, заняв позицию, – и вокруг настоящая баррикада из номеров, нарубленных в сечку крупным калибром. Все они оружейники – я вижу номер и нашивку на ближайшем, повернутом ко мне боком и частью спины. Почувствовали себя крутью и решили, что сладят с машиной?..

И все же мне, наверное, везет. У страуса явно беда с оптикой – наверняка поврежден тепловизор, а основной комплекс всякой хитрой херовины вроде сканера с радаром – разнесены в хлам. Я вижу покореженный металл и вскипевший пластик, слепившийся в единую массу. Механизм пытается рассмотреть противника и потому шевелится, ворочаясь из стороны в стороны. Его просто не добили, он выжил и теперь грозит мне.

Он сидит на шпагате и не может пойти искать своих, заодно зачищая все доступные помещения – но он не стал от этого слабее. Он все равно куда сильнее меня с моим несчастным калашом. И что, сука, делать?!..

Думать. Это в первую очередь. Смотреть, прикидывать, анализировать и потом действовать. Во вторую. И не тянуть, сука, резину. Чем быстрее я свалю отсюда на Тропы – тем быстрее буду в безопасности.

Комбриг совершенно точно понимал – лучшими бойцами окажутся оружейники и Ремонтный цех. Они не просто умеют обращаться с оружием или ремонтируют машины – они знают слабые и сильные места контроллеров. И мне хватает пройденного расстояния и увиденных краткосрочных боев, чтобы понять всю правоту этого сурового бойца. Гексагон, полыхнув яростью, был обречен с самого начала. Мы, крысы‑номера, просто не умеем воевать. Такие, как Комбриг – умеют. Комбриг пытался обучить и нас – но много ли я успел узнать о том, как убивать машину?.. Явно нет. И все же – я должен убить этого страуса; он – последняя преграда между мной и Наблюдательным Пунктом «Восьмиугольник».

Просто включи голову, Лис, включи и подумай. Внимательнее крути ей по сторонам; заметь неувиденное, почувствуй пропущенное. И победи. И донеси ты эту гребаную флешку! Потому что Комбриг… потому что Комбриг уже не передаст свое донесение.

Дым стелется по площадке перед подъемом. Дым стелется, укутывая трупы, обломки и куски стен, рваный металл и даже подохшего пятисотого неподалеку. Страус, стараясь лязгать тише, движется по алгоритму, доступному его искалеченному механическому телу. Вот он поворачивается на сколько‑то градусов – тихо работает сервопривод, двигая КОРД по горизонтали, стараясь нащупать человеческое тепло вокруг. Снизу, из‑под машины, порой даже вспыхивая искрами, поднимается горячий воздух. Под ней что‑то плавится и потрескивает, жутко воняя. Поврежденная система наблюдения работает через жопу – и потому я пока жив. Раз так, раз он так сильно покалечен – не плюнуть ли, не понадеяться на авось, не рвануть ли со всех ног в надежде добежать до двери?.. И я тут же одергиваю себя. Стой, мудила! Эти номера, валом лежащие перед ним, тоже, может быть, надеялись прорваться. И где они теперь?..

И… Я не верю своим глазам… Я смотрю на свое спасение, прижатое телом одного из номеров, смотрю – и узнаю эту пузатую красотку, ласково глядящую на меня широченной дырой ствола. Барабанный гранатомет! Такой же, как был у встреченного недавно Вольтампера! Такой же, как показывал мне на тренировках Комбриг! И вряд ли он заряжен ненужно‑глупыми дымовыми, осколочными или чем хуже. Кумулятив, не иначе! Я вижу целый рукав номера, принесшего с собой граник, и понимаю – оружейник. Тот, кто знает толк…

Спасибо тебе, брат… Наверное. Если доберусь. Оружейник вряд ли снарядит гранатомет чем‑то кроме кумулятивных. Наверняка там именно они – и это мое спасение, мое средство добить машину. Мне нужна эта херовина, мне нужно добраться до нее.

Слева, едва уловимо, свистит. Кто‑то живой? Где же ты? Где? А… вижу. Аккурат между мной и страусом, у правой стены коридора, шевелится и плывет вниз с невысокой длинной кучи серый ручеек. Это двинулся, показывая себя, свистун. Он лежит плашмя, укрывшись какой‑то рваниной – и только так он сумел избежать участи остальных. И кто тут у нас? На меня из‑под густого слоя размолоченной бетонной крошки смотрят глаза. Живые, все понимающие и с густой болью внутри. Я приглядываюсь, пытаюсь разобраться в этом серо‑черном месиве и понимаю – его или ее конкретно зацепило. С правой стороны, где угадываются плечо с рукой, пыль не серая. Она бурая с хорошо заметными красными блямбами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я показываю на гранатомет, на контроллера и чуть поднимаю руку. Тебе нужно подняться. Брат или сестра, пойми меня, пойми, что мне надо пройти в эту дверь! И я смогу сделать задуманное только если ты, брат или сестра, сейчас умрешь! И я понимаю, что он или она понимает… и выбор тут явно не за мной.

Сердце колотится, отсчитывая секунду за секундой, разгоняя и растворяя адреналин в крови. Сердце стучит, а я думаю о том, как мне добраться до гранатомета. Смотрю на черную и такую нужную байду – и вижу в барабане, сдвинутом чуть вбок относительно ствола, как минимум два оставшихся заряда. Они есть там, и я мог бы положить машину, но… близок локоток – да как укусить?..

Я чуть не упускаю момент, когда серо‑черно‑красное, еще являющееся человеком, встает. Это настоящий человек, а не крыса, человек, который справился с собой, со своим страхом – и готов умереть за то, чтобы жил я. А может, он надеется ,что я успею схватить барабанник раньше и всадить гранату в страуса, спасти нас обоих. Не важно. Среди крыс таких нет – и значит, он человек. Рывком он вскидывает себя вверх и в сторону, кричит от боли – но дарит мне шанс.

Страус, щелкая суставами, поворачивает корпус. Визжит поврежденный сервопривод, воет задний, наклоняющий КОРД к самоубийце, к человеку, решившему дать мне шанс… Данг! Данг! Данг! КОРД грохочет молотом, лупит наверняка – но мимо! Страус поврежден, и, наверное, у него сбит прицел – и болванки с жутким шелестом уходят вправо от кучи. С низкого старта я срываюсь вперед – и в падении цепляю рукоять барабанника. Рывок! Те несколько секунд, что я судорожно верчу гранатомет, пытаясь сообразить, как его взвести и где тут предохранитель, страус тратит на человека. Двенадцать и семь рвет воздух рядом со мной – и взрывает моего спасителя в клочья. Воют сервопривода, щелкают механизмы покалеченного страуса, уже почти довернувшегося ко мне… и в этот момент я, защелкнув на место барабан, нажимаю спуск.

Гранатомет стреляет не так громко – а отдача, смягченная адреналином в крови, не дает ему сильно дергаться. Я сжимаю обе рукоятки – пистолетку и тактическую, под стволом – так крепко, что, кажется, металл сейчас хрустнет под пальцами! Гранатомет стреляет – и мягко проворачивает барабан, подгоняя второй заряд к стволу.

Первый выстрел попадает прямо в стекло триплекса. Не знаю, что там внутри, в болванке, – но вижу, как кратко вспыхивает рукотворное солнце вспышки, кольцом охватывая стекло, как оно закипает, разлетаясь сеткой, как рвется внутрь струя, взрываясь искрами белого огня. Страус дергается, это сбивает его прицел – и первая очередь проходит мимо. Я снова жму на спуск – и не мажу. Вторая граната чуть отклоняется – но путь, пробитый ее сестренкой, помогает. Она ныряет внутрь пробоины в триплексе, бьет в объектив, пробираясь в стальные и электронные потроха страуса – и тот замирает. Только где‑то в глубине, в его башке, все еще потрескивает и плавится что‑то шипяще‑вонючее, выходя из дыр охлаждения густым черным дымом.

– Я убил тебя! – ору в пустоту. Это глупо – но мне нужно выпусть литры адреналина в крови, и я не нахожу другого способа. – Убил тебя, сука!.. Гребаная ты тварь! Попробуй, останови меня теперь!..

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

И…

В проеме моей двери движение. Гулкий удар резиновой ступни о бетон – и в коридор вдвигается КШР. Он наготове. Он целехонек – и стволы автоматов торчат мне прямо в грудь. Дурак ты, Лис. Орать за шаг до финиша… Как есть дурак.

Когда в грудине вспыхивает болью, а в глаза вдруг бросается тьма, я сперва не понимаю случившегося. А потом…