Царьград. Гексалогия - Андрей Посняков

– Габсбурги еще были, – скрывая волнение, подсказал Алексей.

Игорь кивнул:

– Да, и Габсбурги.

– А еще, может быть – порто франко.

– Вольный город? Ну, это вряд ли… Может быть, позже, веке в восемнадцатом… ближе к концу. А потом – вполне вероятно, Константинополь мог бы стать столицей русской эмиграции, вместо того же Парижа. Единоверцы все‑таки.

– Угу, – Алексей кивнул уже куда веселее. – А столицей османов была бы хоть та же Анкара. Изначально! Такая вот бифуркация.

Все засмеялись, и профессор тоже. Накатили по новой, выпили, и – уже теперь все – улеглись спать. Протопроедр – под навесом, в лапнике, а ученые туристы – в палатке, расставленной еще затемно, да и что там было расставлять‑то? Натянуть тент на дуги – всего‑то делов…

Они простились утром, попив чайку, ученые отправились дальше, а Алексей остался на берегу, у костерка, теперь – куда уже более веселым, нежели раньше. Точка бифуркации, аттрактор, нелинейные системы… Вот оно как, оказывается! А то думалось – сказка, колдовство… Никакое не колдовство… Наука!

Немного посидев у костра, беглец спустился к реке и закинул удочку. Оранжево‑желтое, почти по‑летнему яркое солнце вставало за деревьями, за дальним лесом, отражаясь в воде зыбкой мерцающей полосою. Поднимался ветер, несильный, но какой‑то неожиданно промозглый, зябкий – Алексей поежился и сплюнул: рыба что‑то никак не желала ловиться. То ли погода менялась, то ли рыбак был неважный, а, скорее, и то и другое сразу.

Постояв с полчасика, молодой человек махнул рукой и, с тревогой посмотрев небо – осень осенью, а все ж не хотелось бы дождя – решился пройтись до ближайшего магазина: подкупить хлеба и, если удастся, сторговать у кого‑нибудь в деревне картошки – для той же ушицы. Да и дичь запечь… Дичь!

Подумав, Алексей прихватил с собой лук и стрелы – пора было уже испытать придумку, не рябчика подстрелить, так хотя бы утку! Запечь с яблоками или гречневой кашей… кстати – в таком разе хорошо бы достать и яблок, и немного гречки.

В более‑менее крупные населенные пункты – ту же Касимовку – протопроедр, рассудив здраво, решил не идти – ну его к ляду там без нужды светиться. Мелкие деревушки тоже не совсем подходили – по причине отсутствия торговых точек, оставалось… оставалось одно Чернохватово, небольшое село рядом со старой фермой. Еще этим летом… да‑да, именно что этим… там работал маленький частный магазинчик, торгующий всем подряд – от водки до резиновых тапочек‑шлепок. Ну, тапочки путнику были вроде бы не нужны, а водку в одиночестве пить не хотелось, да и денег – тех, что заработал у дачницы – оставалось в обрез – на хлеб, да вот на гречку.

Дорогу к ферме Алексей примерно знал, да и так не заплутал бы – вдоль всей реки вилась рыбацкая тропка, выводившая аккурат на большак, с которого как раз и были хорошо видны заброшенные приземистые здания, наполовину растасканные на кирпичи, а уж за ними, чуть в отдалении, маячили серые крыши села с когда‑то разломанной, а ныне – вновь отстроенной церковью Покрова Божьей Матери.

Ветер усилился, натащил на все небо сизые холодные тучи, даже стал накрапывать дождик, правда, недолго, когда путник, припрятав лук и стрелы в придорожных кустах, подходил к околице, дождик уже кончался, а в разрывах туч приветливо сверкали голубые лепестки неба.

Из крайней избы, вросшей в землю, казалось, по самые окна, вдруг вышла сгорбленная старушка в зеленом цветастом платке и ватнике. Поежилась, взглянула на небо и, перекрестившись на макушку видневшейся за высокими кустами церкви, схватила в руки увесистый колун, с размаху хватанув им большую сучковатую чурку.

– Помочь, бабушка? – подойдя ближе, поинтересовался беглец.

Старушка с готовностью обернулась:

– А и помоги, милый. Чай, из города будешь?

– Оттуда!

Алексей ухватил колун, размахнулся…

– Эх! Привыкли руки к топорам… Хэк!

Чурка разлетелась надвое, словно человеческая голова под саблею янычара… Нет, не так! – словно голова янычара под мечом акрита! Да, так куда лучше… Хэк!

– И ловок же ты колоть! – умилилась бабуся. – Не скажешь, что и городской.

– Корни‑то из деревни, бабуля!

– Оно и видно. Молочка не хочешь ли?

– Не откажусь.

Расколов чурку, протопроедр аккуратно прислонил колун к завалинке, поросшей пожухлой осенней травою.

– Ну ты тут посиди, а я вынесу. Изба‑то у меня для тебя маловата. Тебя как звать‑то?

– Алексей.

– Алексий, значит… А я – Пелагея. Пелагея Ивановна.

Старушка скрылась в избе и, немного погодя, вышла, неся в руках глиняную крынку:

– Пей, Алексий. На здоровьице. На вот и хлебца – сама напекла.

Протопроедр с удовольствием выпил холодного – зубы сводило – молока с горбушкою хорошо пропеченного хрустящего ржаного хлеба. Потянулся:

– Может, чего еще помочь, Пелагея Ивановна?

– Да у тебя, чай, и свои дела есть. Ты чего пришел‑то, Алексий? Небось, в магазин? Так зря – водки там нету. Третьего дня артельщики на тракторе приезжали – всю водку и выпили, а за новой Василиса еще не ездила.

– Василиса – это хозяйка магазина? – поднимаясь с завалинки, уточнил молодой человек.

Старушка кивнула:

– Она.

И тут же похвасталась:

– Племянницей мне приходится.

«А кроме племянницы, наверное, никого и нету, – почему‑то подумал Алексей. – Иначе б дрова сама не колола».

– Одна я живу. – Бабуля словно подслушала мысли. – Муж, Федор, погиб еще в финскую, сына два было… тоже Господь прибрал, а внуков не дал… Вот одна и доживаю…

Муж в финскую погиб… Это ж сколько бабушке лет‑то? Лет девяносто, уж никак не меньше. А ничего выглядит – дрова, вон, сама колет.

– Спасибо, Пелагея Ивановна, за молочко, – поблагодарил он.

– Ништо. Тебе спасибо. Помог вот… Рыбы‑то наловил?

Алексей развел руками:

– Ловлю вот. Да и дичь промышляю – есть тут на озерах утки‑то?

– Да есть. – Старушка вдруг взглянула на путника неожиданно строго, прищурив и без того узкие, оплетенные многочисленными морщинами глаза, бесцветные, как у всех стариков, и, почмокав губами, предупредила: – Ты только к Черному болоту не ходи, как охотиться будешь. Уж больно худое место.

– Так оно отродясь хорошим не считалось, – хохотнул молодой человек. – А дичи там много! И клюквы.

– Отродясь не считалось, а ныне – еще хуже стало. – Обернувшись, Пелагея Ивановна снова перекрестилась на церковную маковку и, понизив голос, спросила: – Грозу‑то, чай, слышал?

– Слышал. И что? Бывает ведь и зимой гроза, редко, но случается, а тут октябрь всего‑то!

– Нехорошая эта гроза, вызванная! – убежденно промолвила бабка.

Алексей вздрогнул:

– Что значит – вызванная?

– А то и значит, – Пелагея Ивановна прищурилась еще больше. – Не сама пришла, зло с собой принесла.

– Зло? Это какое же, интересно, зло?

В небе послышался быстро приближающийся гул. Оба собеседника вскинули головы, провожая глазами желто‑синий милицейский вертолет, скрывшийся за холмом и дубравой.

Беглец покачал головой:

– Не нашли еще ребятишек?

– И не найдут, – вздохнула старушка. – Чую, нет их уже в живых – на Черном болоте сгинули.

– Утонули, что ль?

– Нет, не утонули… Зло их сгубило. То, что пришло… – поправив платок, бабушка вдруг махнула рукой. – Ладно, что я тебе зубы‑то заговариваю? Ты иди, Алексей, в магазин‑то, покуда Василиса в город не уехала, она собиралась. Дай Бог здоровья тебе да счастья.

– И вам того же, Пелагея Ивановна.

Алексей улыбнулся как‑то невесело – задели, задели его слова бабки. Что же, выходит, это он – его появление здесь – и есть зло? И эти ребята, потеряшки… С чего б они сгинули‑то? Черное болото – не такая уж и глушь, ежели в трясину не забрели, наверняка давно бы уже вышли – там ведь грунтовка рядом. Нет, если не утонули, так не пропали бы… Молнией их, что ли, поразило? Тогда тела, наверное, давно нашли бы…

Так вот, в невеселых мыслях, и подошел путник к указанной старушкой избе – добротной, синей, с белыми резными наличниками, этаким изысканным деревянным кружевом. Окромя дома во дворе, за невысоким, тоже выкрашенным синей краской забором, виднелись сараи, амбар и баня, возле которого кормила кур высокая женщина в телогрее и заправленных в резиновые сапоги джинсах.

– Здравствуйте, – подойдя к забору, вежливо поприветствовал Алексей. – Вы, случайно, не Василиса будете?

Женщина обернулась:

– Случайно я. Вам, наверное, в магазин нужно? Подождите минут пять, пока управлюсь, ладно?

Кивнув, Алексей присел на вкопанную у забора лавочку и задумчиво посмотрел в небо, буквально на глазах очищавшееся от туч. Снова – прямо в глаза – радостно засверкало солнце, вытягивая четкие черные тени от багряно‑золотых кленов, росших прямо напротив лавки. Хорошо было так сидеть, покойно. Смотреть на желтые деревья, на склоны холмов, на реку, на синее‑синее небо. Осень… И что же, интересно, имела в виду бабка Пелагея? Какое еще зло?