Пушкарь (сборник) - Юрий Корчевский

Рядом сидел на корточках уличный художник.

Я подошёл и рассчитался с ним сполна – он своё обещание выполнил. Однако же, когда я проходил сквозь толпу прохожих, то увидел, как кто-то, показывая рукой на вывеску, спрашивал:

– А что там написано?

М-да, не все, далеко не все грамотны, умеют читать и писать.

– Послушай, мастер. Если я тебе заплачу, мог бы ты сидеть здесь и читать желающим написанное?

– При условии, что буду здесь же и рисовать.

– Ради бога! – обрадовался я.

Мы тут же договорились о цене. Я был доволен началом – кажется, теперь дело пойдёт!

Я пошёл гулять по городу, любуясь зданиями. А посмотреть было на что. Меня привела в восхищение архитектура Палаццо Питти – дворца великого герцога Франческо Первого из рода Медичи – здание сколь величественное, столь же и изысканное. С интересом рассматривал я комплекс построек с островерхими часовнями святой обители – монастыря Сан-Марио, в церкви Сан-Лоренцо любовался творением Микеланджело – скульптурным оформлением гробницы Лоренцо Медичи, рассматривал конные статуи на площади Санта-Кроче, здание ратуши.

Я попал в эпоху Возрождения, или, как ещё говорят – Ренессанса! На смену грубому романскому стилю пришёл готический. Огромные готические соборы построены так, что их высокие стрельчатые своды опирались внутри собора на столбы. Такое каркасное строение позволило заполнить промежутки между столбами огромными окнами, украшенными витражами. Здание становилось лёгким, устремлённым ввысь, что подчёркивалось декоративным оформлением – скульптурой и ажурной каменной резьбой.

А когда я проходил мимо необычного здания и спросил у прохожего, что здесь располагается, его ответ удивил меня до глубины души.

– Синьор, это же галерея Уфиццы! – Он с жалостью и сочувствием посмотрел на меня, изумляясь тому, что я не знаю Уфиццы! – Там для всех желающих висят картины Алессандро Боттичелли. Он жил и творил здесь, во Флоренции!

Чувствовалось, что флорентинец горд за своего талантливого земляка. Ну как я мог пройти мимо?

Заплатив за вход, я осмотрел не очень обширную выставку, полюбовался вдоволь его картиной «Рождение Венеры».

Особенность реалистического искусства Возрождения заключалась в том, что художники изображали живую человеческую личность. На картинах находили отражение познания анатомии и перспективы.

Я вышел, потрясённый картиной, величием и мастерством художника. А ещё и тем, что в эти времена, когда и грамотен-то был один из десяти, существует картинная галерея. Руси до музеев ещё далеко!

Если мне не изменяет память, только московский меценат, купец Павел Третьяков собрал коллекцию картин, открыл для просмотра картинную галерею, а потом принёс её в дар Москве. Правда, раньше него свою Кунсткамеру собрал и выставил для обозрения любопытствующей публики Пётр Великий. Но ведь то не картины были, а диковины.

Много художников и творцов – зодчих, архитекторов, скульпторов дала миру Италия. И творения их будут украшать площади, дворцы, набережные будущей «русской Венеции» на берегах Невы – Санкт-Петербурга! Картины великих итальянских мастеров живописи будут драгоценнейшими жемчужинами частных коллекций истинных ценителей живописи в России.

Несколько дней я бездельничал, изнывая от скуки и задавая себе вопрос – может быть, я сделал что-то не так? Не привык ещё народ к рекламе, да и лекарь незнакомый. Или я город выбрал неправильно? Не промахнулся ли я? Может быть, стоило направиться в Венецию или Неаполь, где я уже бывал, или в Геную – чем хуже?

Хотя Италия сейчас раздроблена на отдельные княжества и герцогства, передвигаться по дорогам небезопасно, поскольку князья да герцоги враждуют между собой, даже Испанию в междоусобицу втянули. Мигель Сервантес, написавший про Дон-Кихота, тоже воевал в испанской армии, попал к итальянцам в плен и провёл на чужбине долгие пять лет.

Моё ничегонеделание прервала кухарка. Обычно она никогда не поднималась на второй этаж. Сделав круглые глаза, она с испугом сообщила, что ко мне пожаловал сам префект, да не один, а со стражниками – ожидает меня внизу.

Настроение моё вмиг испортилось. Чего хорошего можно ожидать от их визита? Я надел курточку от камзола, пригладил волосы и спустился вниз.

На террасе перед домом прогуливался важный синьор в чёрном бархатном камзоле с большой серебряной цепью на груди, видимо, обозначавшей положение или власть её владельца. У калитки стояли двое городских стражников с алебардами на плечах.

Подойдя к синьору, я поздоровался и поинтересовался, что господину префекту угодно?

– Это ты хирург-чужестранец?

– Да, я прибыл из Московии.

Префект сморщил лоб, мучительно пытаясь вспомнить, где такая страна. Вероятно, не смог, судя по лицу.

– Ты нарушаешь закон! – твёрдо заявил он.

– Помилуй, синьор! Я здесь третий день и ещё ничего предосудительного не совершил.

– А налоги?

– Какие налоги, за что?

– Ты работаешь во Флоренции, стало быть – должен платить налоги в городскую казну.

– Я не принял ни одного человека, за что же платить?

– Одну десятину от доходов ты должен сдавать в казну, помни об этом, чужеземец. У нас во Флоренции нарушителей закона не любят, а неуплата налогов – злостное нарушение!

– Я понял, синьор префект, и всё исполню в точности.

– Это обнадёживает – мне в городе не нужны нарушители закона, – повторил он, назидательно подняв палец.

Потом приблизился ко мне вплотную и наклонился к самому уху.

– Это правда, что ты можешь исправлять недостатки на лице?

– Правда, но не все. Я же не Господь Бог.

– У моей дочки расщелина на верхней губе. Можно что-либо сделать? – спросил он, с надеждой глядя мне в глаза.

– Приводи, надо посмотреть.

– Хорошо, сегодня же, после сиесты мы приедем.

Префект со стражниками ушёл.

Какие, к чёрту, налоги? Прочитал рекламу и решил дочку пролечить. Скорее всего – без оплаты. Как в мои времена: типичный наезд облечённого властью человека на работающего, кем бы он ни был – торговцем, ремесленником или, как я, свободным целителем.

Ладно, надо посмотреть пациентку, тогда и решу.

После обеда и сиесты – так называют здесь полуденный отдых в самое жаркое время дня – префект заявился вновь – уже без стражников, но с юной девушкой, прикрывающей лицо веером. Я провёл их в свою комнату на втором этаже.

Префект уселся в кресле, теперь он не выглядел таким вальяжным.

Я попросил девушку убрать веер от лица. Покраснев и немного помедлив, она выполнила мою просьбу, бросив отчаянный взгляд на отца. Верхнюю губу обезображивал зияющий дефект, через который были видны зубы и десна. Я успокоился: дефект врождённый, устранимый.