Совьетика - Ирина Маленко

Когда мы добрались до отеля в Кашкаише, как назло, в номере оказалась только одна кровать. Это было уже слишком!

– Я на полу посплю!- сразу густо покраснел Ойшин.

Ничего другого я и не ожидала. Каков, однако, гусь, а? Неужели он думает, что он меня еще интересует? Здесь тебе не Корея, циновками для тебя не запаслись!

– Спина будет болеть,- сердито буркнула я. -Можно же и одетыми спать, между прочим. И вообще, не бойся, не трону я тебя! Но если хочешь заработать радикулит, это твое дело.

Он нервно рассмеялся. Но не убежал, а лег поверх одеяла на самый край и свернулся калачиком. Я мысленно пожала плечами, накрылась пледом поверх свитера и брюк и заснула почти мгновенно.

…Спала я так крепко, что можно было не только из пушки палить, а, пожалуй, даже запускать баллистическую ракету. И разбудил меня не шум, а запах кофе – свежий, сильный, какого по природе своей не может быть в англоязычных странах, где даже чай уродуют разбавлением его молоком.

« Фу-фу, романским духом пахнет!» -радостно подумала я. Ойшин по-прежнему спал – лицом вниз, как был, в курточке и даже в ботинках. Я не стала его будить и отправилась на завтрак в одиночестве. Мне вообще хотелось уйти куда-нибудь на весь день, но к сожалению, было нельзя.

После завтрака я набралась духу и повернула обратно в номер.

На всякий случай постучала в дверь. Ойшин, сонный и взъерошенный, открыл мне ее минут через пять.

– А, это ты!- сонно пробормотал он, впуская меня в номер.

– А ты ждал кого-нибудь другого? – опять не удержалась я. И уже смягчившись добавила:- Доброе утро! Завтракай побыстрее, и начнем нашу с тобой лекцию на тропические темы.

И достала из рюкзака толстую книжку о Кюрасао. Я не собиралась, конечно, читать ему эту книжку – она была нужна мне только для иллюстраций.

… За разговором о Кюрасао мы просидели до обеда. Ойшин слушал внимательно, но вопросов задавал мало, и я уже начала думать, что, возможно, правы были те, кто считал его «лентяем»: не знаю, почему, но у меня складывалось такое впечатление, что ему было лень мыслить- за пределами того, что с него спрашивалось.

– Ладно, бог с тобой, золотая рыбка!- сжалилась над ним я, видя, как глаза его сами собой закрываются, когда мы продолжили беседу после обеда.- Хватит на сегодня, нельзя объять необъятное, иди поспи. А я поеду в Лиссабон, погуляю немного там по городу.

– Зачем? – удивился он.

– Ну, как это зачем? Быть в Португалии – и не увидеть Лиссабона?

– А может, я тоже захочу по Лиссабону погулять? – упрямо тряхнул Ойшин вдруг головой.

– Если хочешь, поедем.

На этот раз мы благоразумно поехали на автобусе.

В Лиссабоне было безветрено и тепло. Я привыкла чуть ли не к ураганным ветрам на североирландском побережье – а здесь была совершенная тишина.

Город был очень красив. Меня смущало только то, что на выложенных кафелем улицах было легко поскользнуться и шлепнуться. А еще мне бросились в глаза 2 вещи: количество религиозных манифестаций с одной стороны- и коммунистических граффити на стенах с другой. В старых районах все было тоже очень красивое, но какое-то полуразваливающееся, а люди в португальской столице были преимущественно маленького роста. Трудно было вообразить себе, что это когда-то тоже была империя, а вот эти малыши держали в страхе чуть ли не пол-планеты.

– Давай покатаемся на трамвае,- предложила я, – Вот туда, наверх, в старый город. Я это столько раз в кино видела!

– Давай.

Трамвай начал подъем в гору под таким углом и с таким скрипом, что я на секунду даже зажмурилась.

– Давай посидим где-нибудь? – предложил Ойшин, когда мы вышли из него на самой вершине над городом.

– Не возражаю.

– Так ты как, все еще живешь в 6 графствах?- спросил Ойшин меня после того, как мы присели на стулья перед каким-то небольшим кафе, и он заказал нам, не спрашивая меня, по бокалу красного вина.

– Нет. Уже нет. Надеюсь, что нет, – поправилась я.

– Киран умер?

– Ты знал Кирана? – удивилась я.

– Давным-давно, чисто шапочно. В детстве. Мы с ним выросли в одном квартале. Хулиганили вместе в детстве, можно сказать.

– А… Заметно! Да, он умер. А что?

– Просто так. Ну, и где же ты теперь живешь?

Мне не хотелось посвящать его в детали.

– Далеко, – сказала я.

– А именно?

– В стране утренней свежести, – разозлилась я, совершенно уверенная, что ему это ни о чем не скажет. Или он подумает, что я отшучиваюсь и веду речь об ирландском Тир-на-Ноге . Так оно и оказалось.

– Так значит, тебе есть куда возвращаться после этой нашей поездки?

– Думаю, что да. А тебе разве некуда? -спросила я в лоб, но он не ответил.

– А почему ты решила уехать из 6 графств? Если это, конечно, не секрет.

– Ты действительно хочешь знать?

– Да.

– А не обидишься? Знаешь, есть такой советский анекдот. Сам он, правда, к делу не относится, но последняя его фраза здорово описывает мое самочувствие в сегодняшней Ирландии: «Пока они на мне сидели, я терпел. Пока они на мне занимались любовью, я терпел. Но когда они стали у меня на ж*** свои инициалы вырезать – тут уж я не выдержал!»

– ???? – кажется, Ойшин опять не на шутку перепугался.

– У меня уже в печенках то, что люди, знающие почти по всем вопросам намного меньше, чем знаю я (такое образование им дали), пытаются учить меня, как мне надо жить. Если бы повариха научила меня, как испечь какой-нибудь торт, я бы сказала ей «спасибо». Но когда люди, которые сами живут так, что их можно только пожалеть, c глубокомысленным видом выдают тебе советы, как тебе надо растить детей или каким должно быть общественное устройство в твоей стране, это можно терпеть только лишь до поры, до времени. То, что со мной разговаривают так, cловно я малограмотная – только потому, что я говорю с акцентом, и у меня другой паспорт. То, что моих детей (я не имею в виду Лизу) пытаются записать в «инвалиды» – только потому, что они не такие как все. Я сама не такая тоже. Я тоже не любила играть с ровесниками в раннем детстве – мне было интереснее среди взрослых. А твой Киран на полном серьезе говорил: «Это тебе просто вовремя диагноз не поставили!»

Раньше, когда у вас шли военные действия, я закрывала на многие из таких вещей глаза, потому что понимала, что люди не виноваты, что не знают многого – им не дали нормального образования. Но теперь, когда наступил мир, и я вижу всю эту чванливость людей, которые не просто ничего не знают, а и не хотят ничего знать, и уверены, что они уже и так знают все, что нужно… Это уже действительно для меня как вырезание ваших инициалов у меня на каком-то из неподходящих для того мест!

Ребята, у вас глубоко больное общество- где зло стало настолько обыденным, что это норма – а для вас болен любой, кто хоть чуточку отличается от вас. В таком случае, больны три четверти человечества! А вы все ищете, какую микстуру прописать нам, чтобы мы стали такими же, как вы. С маниакальным упорством. Принимая любого маргинала из наших стран, который разделяет ваши взгляды, за «подлинного выразителя взглядов и интересов своего народа». И не понимая, что у нас этот маргинал не может вызывать ничего, кроме смеха и презрения…. Послушай, но ведь и я могу задать тебе тот же вопрос. Ты же тоже уехал оттуда, как я слышала. Почему?

– Это долгая история… – Ойшин помялся,- Если честно, то стыдно было перед людьми. Когда приходилось просить их о помощи, как раньше – по нашим армейским делам, – а в ответ тебе в лицо насмехаются те, кто до этого помогал годами: «Как же это так, ребята? А мы думали, что наша помощь вам больше не нужна…» И то, когда нас люди просят о помощи – в западном Белфасте житья нет от хулиганья – а нам вышло указание, что это хулиганье нельзя трогать. А полиция как не трогала его раньше, так и сейчас по-прежнему не трогает. И результат сама знаешь какой.. Я чувствовал себя обманутым …

«И не ты один, милок!»- подумала я.

– … Примыкать к диссидентам нет никакого смысла: они ничего конструктивного не предлагают и никуда не ведут…Их девиз «только вперед, а там разберемся!»

«Ну прямо как наши диссиденты!»- мелькнуло у меня в голове.

– ..Так что единственный выход для меня оказался в том, чтобы повернуться ко всему этому спиной. Как ни больно… Знаешь, что стало для меня последней каплей?

– Что?

– Моя племянница.

– Племянник?- переспросила я, с тошнотой у горла вспоминая племянника Пата. Что он еще натворил?

– Нет, племянница. Бриджет.

Неужели его племянницы еще хуже племянников?

– Ей 21 год. Она решила пойти на службу в военно-морской флот.

Я только что вернулась из КНДР и поэтому на секунду не сообразила, что здесь такого.

– Британский военно-морской флот! -вдруг горячо воскликнул Ойшин,- Внучка ирландского республиканца! Это все равно как если бы немцы победили в войне, и ты записалась бы в ряды эс-эс. Над ее дедом измывались в тюрьме такие же живодеры, как ее будущие товарищи по оружию.