Свиток Всевластия - Мария Юрьевна Чепурина

Литератор прервал поток охов и ахов.

– Мы должны заполучить этот свиток, – сказал он «возлюбленной» напрямик.

Николетта посмотрела на него с немым вопросом. Кажется, она уже поняла, что от нее требуется, но пока еще не могла решиться.

– Добудь его, дорогая, и мы обвенчаемся в тот же день. Убежим в другой город, снимем квартиру или, может быть, целый дом и до конца жизни не будем ни в чем нуждаться!

– Но это же кража, – сказала Николь.

– Не кража, а водворение справедливости! – выдал Помье заранее приготовленный ответ. – Ты всего лишь возьмешь у хозяйки то, что тебе по справедливости причитается! Неужели все труды, все унижения последних двадцати лет были сполна вознаграждены твоим нищенским жалованием камеристки?!

– Может, ты и прав… Но что мы будем делать с этим свитком? Я что-то не понимаю, каким таким образом он принесет нам обогащение? Это что, купчая на недвижимость? Или какой-то серьезный вексель?

Помье задумался. Полностью посвящать Николетту в историю свитка всевластия не хотелось. Вдруг эта дурнушка проявит нежданную хитрость и решит сама прочитать заклинание, стать госпожой мира? Можно было бы действительно сказать, что речь о купчей или векселе… Но ведь камеристка умеет читать! Она отличит старинный пергамент или папирус от современной ценной бумаги.

– Это античная редкость, – сказал наконец Помье. – Мечта коллекционера. Я уже отыскал одного месье, который готов купить эту безделушку за сто тысяч ливров.

– Да что же это за безделушка такая, которая стольких денег стоит?!

– Говорю же тебе, свиток!

– Свиток-то свиток, да только какой?

– Ну какой-какой… древний!

– Откуда же он такой взялся?

– Откуда… Из Палестины!

– Ох! Неужто Христос написал?

– Все возможно…

– Вот так реликвия, дорогой! Но не испортили ли ее сарацины?

– Видимо, не испортили.

– А как же она во Францию-то попала?

– В Крестовом походе добыли.

– Людовик Святой?

– Нет!

– А кто?

«Вот пристала! – подумал Помье. – И кто ей позволил совать во все свой длинный горбатый нос?! Если Николь постоянно себя так ведет, то неудивительно, что хозяйка ее не любит!»

– Ну кто?

– Кто да кто! Тамплиеры! – озлился писатель.

– А кто это, милый?

Несмотря на раздражение, Помье пришлось потратить еще некоторое время, чтобы рассказать Николетте про орден храмовников. Затем она вытрясла из него и сведения о том, что за текст начертан на свитке. Литератор признался, что заклинание. На то, чтобы не выболтать, каким образом оно действует, выдержки у Помье все-таки хватило.

– Вот так дела! – охала камеристка. – Настоящее палестинское заклинание! Кто бы мог подумать, что я работаю у потомицы магистра этих… как ты сказал? Тамплиеров! Неужели их сожгли абсолютно всех? Может быть, кто-нибудь все-таки да остался? Наверно, они хотят вновь завладеть этой святой реликвией? Как ты считаешь, мой ангелочек?

– Цыц! – сказал Помье. – Ни слова больше! Ни о свитке, ни об ордене! Еще не хватало, чтобы другие слуги разведали наш секрет! Ты проникнешь в комнаты госпожи, разыщешь шкатулку, инкрустированную раковинами, и принесешь мне ее сегодня же! Вернее, ближайшей ночью.

– Но…

– Никаких «но»! Я встречу тебя на углу улиц Кенкампуа и Ломбардцев, под фонарем. Во сколько ложится твоя хозяйка?

– После полуночи…

– Тогда в два часа. Поняла? В два часа ночи под фонарем на углу. Ты придешь со шкатулкой и мы убежим навсегда!

– После этого ты точно на мне женишься? – спросила с подозрением Николетта.

– Даже не сомневайся.

Дома, в тупичке Собачьей Канавы, Тереза складывала чистое белье в большую заплечную корзину.

– Где шатался? – спросила она вместо того, чтобы обрадоваться приходу писателя и накормить его ужином.

– Гулял. Искал вдохновения. Договаривался с театром. Ходил к издателю, – быстро перечислил Помье благовидные варианты.

Тереза поглядела на него мрачно, но больше допытываться не стала. То ли поверила, то ли решила махнуть рукой на похождения своего сожителя.

На ужин был хлеб. Помье отрезал себе ломоть, налил водички и устроился за столом, который служил и обеденным, и рабочим. Надо все-таки закончить ту комедию… Или стихотворение написать?.. А может, памфлет про правительство доделать? Из того, что он набросал вчера, можно сделать пригодное для продажи произведение… Если, конечно, черновики еще не пропали. Последнее время у литератора странным образом исчезал один недописанный текст за другим.

– Ты случайно никаких моих бумаг не выбрасывала? – спросил Помье у Терезы, не оборачиваясь.

– Сколько можно спрашивать одно и то же?! – проворчала женщина. – Словно я роюсь в твоей писанине! Словно я в ней хоть что-нибудь понимаю!

– Ладно-ладно, я просто спросил…

Но куда же тогда деваются сочинения?

– Слушай-ка, а чужие нам не заходят?

– Что-о-о?! – взвилась Тереза. – Может, я и живу с тобой невенчанной (по твоей же милости, между прочим!), но это не значит, будто бы я веду себя, как…

– Да остынь! Не о том я! Я просто хотел спросить, не мог ли кто-нибудь с улицы забежать и похитить мое сочинение…

– Да кому оно нужно! – ответила прачка.

Писатель обиделся. Он уже решил более не продолжать эту тему, когда Тереза внезапно произнесла:

– А может, и забежал кто, действительно. Мало ли что бывает. Хозяева, чай, пустили. Либо жильцы снизу. Тут вечно перед домом ошивается один. Чегой-то высматривает.

– Кто там ошивается?! – спросил литератор, едва не подавившись от испуга куском хлеба.

– Да откуда я знаю? В плаще. Непонятный какой-то. То ли на рыцаря, то ли на монаха походит…

По коже Помье пробежал холодок. Больше он не хотел ничего спрашивать. Боялся. И без уточнений все было ясно.

Они следят… Никак не оставляют Помье в покое! Но почему же они не возьмут манускрипт себе и не пропадут с глаз долой?! Или уже забрали? Зачем же тогда преследуют?..

Нынче же ночью все будет ясно… Через несколько часов Помье и его помощница сойдутся в последней битве с поклонниками Бафомета.

– Ладно, пойду я, – сказала Тереза, взваливая корзину на плечи. – Белье отнесу господам, потом брата проведаю. Жди только к ночи.

Один из братьев Терезы пострадал во время апрельского бунта в предместье Сент-Антуан. Он был одним из тех, кто жег дома фабрикантов (говорили, будто они требовали от Генеральных Штатов вдвое понизить жалование рабочих селитроварни и обойной мануфактуры) и поплатился за это: уже больше недели валялся раненый на кровати, ныл и требовал внимания. Помье это было на руку. Пока Тереза навещает своих родственников, он сможет спокойно собрать вещи и уйти из дому, никому ничего не объясняя.

– Кстати, я беременна, – добавила женщина, уходя.

– Угу, – отозвался писатель.

Сейчас его больше всего заботило, как оторваться от вероятной погони со стороны ограбленной Жерминьяк, избавиться от слежки тамплиеров и отделаться от Николь. «Интересно, что сложнее?» – думал Помье. Он прокручивал в голове различные сценарии бегства, с камеристкой и без нее, решал, как отделаться от уродины, размышлял, в какую сторону податься нынче ночью, на какой станции сесть в дилижанс и куда на нем ехать. Хотелось как можно дальше. Значит, на юг. Как все-таки хорошо, что бывший генеральный контролер, месье Тюрго, организовал постоянное сообщение