Клиент Пуаро - Наталья Александрова

– Афр-рика! Р-родная Афр-рика!

– Ну, показывай скорее! – суетилась Лола.

– Подожди! – недовольно отмахнулся Маркиз. – Нужно снять грим, а то все лицо стянуло…

– И звери не узнают, – подсказала Лола.

– Вот именно. – Леня обиделся на кота.

Попугай вредничает, Пу И – глупышка, что с него возьмешь, но Аскольд просто обязан был узнать хозяина.

Леня переоделся, снял парик и вынул контактные линзы, которые превращали его серые глаза в темные. Лола тщательно стирала грим с лица, Леня с готовностью отдался ее заботам. После удачно проведенной операции он чувствовал огромный душевный подъем и законную гордость. Хотелось сказать самому себе, как Пушкин: «Ай да Леня Маркиз, ай да сукин сын!..» К тому же он испытывал вполне понятный душевный трепет перед картиной. Он помнил, с каким придыханием его знакомая из Эрмитажа говорила о ней. Леня закрыл глаза и расслабился, пока Лола заканчивала свою работу. Воспоминания о близкой знакомой направили его мысли в сторону от картины. Он ощущал на лице ласковые Лолины руки, она наклонялась над ним, пахло от нее чем-то приятным. Леня подумал вдруг, что Лолка красивее всех его знакомых женщин. И уж во всяком случае, ему никогда с ней не скучно. И никогда не надоест с ней разговаривать. И голос у нее такой приятный, мелодичный… И руки такие ласковые…

– Чучело! – неожиданно заорала Лола у него над ухом резким пронзительным голосом. – Ты долго будешь меня мучить? Разлегся тут, как свинья, картину не дает посмотреть!

Она шлепнула его по шее, и Леня мигом продрал глаза.

– Потише ты! Обязательно нужно скандалить, да? Никак не можешь по-хорошему?

– Ну, Ленечка, – тут же заныла Лола, – ну пожалуйста! Очень хочется посмотреть…

– Да я же не против, – рассмеялся Леня, – давай посмотрим. Мне самому интересно, что это за Симоне Мартини.

Он достал из портфеля небольшой плоский предмет в простой желто-коричневой оберточной бумаге. Пакет был перевязан бечевкой и скреплен сургучной печатью, как на почте. Собственно пакет и выглядел, как почтовая бандероль, только не было адреса и не указывался точный вес посылки. Леня разрезал бечевку ножом и соскоблил печать. На него напало вдруг ужасное волнение, он беспрерывно говорил:

– Понимаешь, девочка, эта картина – она особенная. Мне говорили, что на ней изображена Мадонна – совсем юная, такая задумчивая и спокойная, она так ласково смотрит на своего младенца… Только Мартини умеет так неповторимо передать эту спокойную нежность взгляда!

Лола прекрасно поняла, откуда ветер дует, то есть откуда Ленька нахватался таких слов, ясно от кого – от какой-то там образованной эрмитажной швабры. Но об этом они с компаньоном потом поговорят, а сейчас ужасно хочется взглянуть на картину. Она отошла в сторону и села на диван, решив не мешать Маркизу – все же это был его проект, его идея. Она отговаривала Леню, мотивируя свои опасения сложностью ситуации. И, как оказалось, была не права. Леня Маркиз – мошенник экстра-класса, виртуоз своего дела, как обычно, оказался на высоте. Он умница, Лола ужасно довольна, что у нее такой компаньон.

– Сиенская школа! – вещал Маркиз и развернул наконец плотную упаковочную бумагу.

Лола, с интересом за ним наблюдавшая, не сразу заметила метаморфозу, случившуюся с его лицом. Сначала Маркиз встал на месте с разведенными руками, потом глаза его выкатились из орбит, а рот сам собой раскрылся, после чего оживленная улыбка сползла с его лица, и оно приняло жалкое, растерянное выражение. Губы его задрожали, как у ребенка, которому вместо настоящей шоколадной конфеты подсунули свернутый фантик. Умирая от любопытства, Лола подкралась к Маркизу и заглянула через плечо. В руках у него была какая-то гладкая деревяшка. Леня разжал руки, и деревяшка со стуком упала на стол. Гладкая, простого дерева, размером примерно двадцать на тридцать. Ощутив что-то знакомое, Лола взяла дощечку в руки и перевернула. На той стороне оказалась картинка – полосатый кот в кокетливом передничке с рюшечками закатывает в банку живую мышь. Мышь послушно сидела в банке, но выглядела грустной, кот же казался очень хозяйственным.

Глядя на картинку, Лола наконец поняла, что в руках у нее была обычная разделочная доска. Она аккуратно положила ее на стол и отошла подальше от Маркиза, по-прежнему стоявшего столбом.

– Симоне Мартини? – спросила Лола сдавленным голосом. – Сиенская школа? Мадонна с нежным взглядом?

В этом месте она не выдержала и рухнула на диван, сотрясаясь от хохота.

– Ой, – визжала она, – ой, не могу! Мадонна… ой!

Приступы хохота сотрясали ее, от смеха она не могла дышать, слезы текли ручьем. Маркиз, как бы не веря себе, поднес доску к глазам, потом помотал головой, как будто отмахиваясь от надоедливой мухи. Это еще больше подстегнуло Лолу. Она снова зашлась в приступе неудержимого хохота. Попугай, привлеченный странными звуками, вспорхнул в воздух и делал теперь круги над столом, как самолет, которому не дают посадки. Пу И под шумок в восторге раздирал под столом оберточную бумагу. Кот Аскольд спокойно сидел в кресле, но глаза его наблюдали за происходящим с неподдельным интересом.

Лола сползла с дивана на пол, потому что не в силах была даже сидеть.

– О! – стонала она. – О! Не могу больше, не могу… мне плохо… О-о!

– Да хватит тебе! – закричал наконец пришедший в себя Леня. – Что ты орешь при раскрытых окнах? Подумают, что мы сексом среди бела дня занимаемся!

– Пусть думают, что хотят! – Лола едва отдышалась. – Мне наплевать! Симоне Мартини… Ох!

Отсмеявшись наконец, Лола встала с пола и уселась на диван. Дойти до ванной, чтобы умыться, она была не в состоянии.

– Ай да Вера! – начала она, улыбаясь. – Ай да Зайценогова! Провела тебя, Ленечка, как последнего лоха!

Леня еще раз взял в руки доску, поглядел на нее, повертел в руках, хмыкнул при виде кота в передничке и положил доску на стол.

– Это не Вера, – сказал он, глядя на Лолу очень светлыми глазами. – Она этого сделать не могла. У нее просто не было такой возможности. Меня провела бабуля, Анна Ермолаевна Лопатина. Как меня, так и всех. Нотариуса Селиверстова, Артура из антикварного магазина, своего племянника Лешеньку, его супругу, Штабеля с его братками… и Веру. Старуха провела всех. Это она положила в банковскую ячейку вместо картины Симоне Мартини разделочную доску с этим симпатичным котиком. Аскольд, тебе нравится? А я еще удивлялся, зачем она пакет так запаковала, печать прилепила…

– Чтобы никто не догадался, – усмехнулась Лола. – Но я хочу тебя спросить, дорогой мой компаньон, говоря языком классики: а был ли мальчик? То есть не приснилась ли твоей высокообразованной дамочке из Эрмитажа эта картина? Может, ее и не было вовсе?

– Исключено! – твердо заявил Леня. – Если бы ты видела, в какой экстаз она пришла от одного воспоминания об этой картине…

– Ну, тебе, конечно, виднее, – процедила Лола, – ты лучше знаешь, от чего она приходит в экстаз.

– Это к делу не относится, – сухо сказал Леня, и Лола поняла, что шутки кончились. Сейчас она бы не посмела хохотать и валяться на полу.

– Старуха нарочно сделала вид, что картина хранится в банке, она никому не доверяла – и, как оказалось, очень правильно делала, потому что нотариус разболтал об этом Артуру, а племянник Леша – своей жене. И та уже посвятила в дело Штабеля.

– И где сейчас, по-твоему, находится картина? – недоверчиво осведомилась Лола.

– Как – где? Разумеется, там, в квартире покойной Анны Ермолаевны Лопатиной. Старуха же никуда не выезжала несколько лет, мне ее соседка рассказывала. И племяннику она передать картину не могла, иначе бы уж вторая женушка пронюхала, и тогда картина уже у Штабеля была. А может быть, старухе жалко стало расставаться с картиной, она на нее смотреть хотела…

– И что ты собираешься делать?

– Идти туда и искать! Ведь ты хотела наказать эту самую Веру Зайценогову за то, что она пыталась тебя подвести под подозрение и почти преуспела в этом? И за то, что по ее наущению ухлопали трех человек?

– С Аглаей он сам постарался, но, в общем, я с тобой согласна. Но не поздно ли, Ленечка?

– Пока нет. Я подсунул Вере вместо этой разделочной досочки отличную копию картины. Есть такой замечательный копиист – Миша Рувимчик, меня с ним Валерия свела!

«Вот как, ее зовут Валерия, – поняла Лола, – имя какое-то гнусное…»

– Она раскопала где-то старую репродукцию картины, оказывается, она была известна давно, еще до войны, а потом пропала…

– Не пропала, а Лопатин ее хапнул!

– Точно. И теперь нужно искать в старухиной квартире, чем я и займусь в самое ближайшее время, пока Вера не спохватилась, что ей подсунули копию. Она ведь тоже ждать не может, у нее ребята Штабеля на хвосте, ей нужно скорее картину продавать и линять отсюда.

Маркиз остановил машину за два квартала до нужного ему дома. Была глубокая ночь, точнее, второй ее час. На улице никого не было. Маркиз тщательно запер машину и прошел два квартала не торопясь. Вот и дом, в котором проживала покойная старуха Лопатина. Все окна на четвертом этаже были темными, балконы закрыты. Это вселяло надежду. То есть у старухи в квартире и быть никого не могло, однако Маркиз опасался чуткого уха и внимательного глаза соседки. Той самой шустрой старушенции, которой он в прошлый раз выплатил деньги, якобы причитающиеся покойной Анне Ермолаевне Лопатиной. В данном случае есть надежда, что соседка к позднему часу уже угомонилась, даже принимая во внимание старческую бессонницу.