Сказки и легенды - Музеус Иоганн

Придя в себя от изумления, они помчались во все лопатки обратно, чтобы подобрать отвергнутые дары колдуньи.

Амарин шумно обрадовался, завидев издали свою салфеточку; она развевалась на верхушке терновника, который крепче оберегал доверенное ему добро — за обладание им боролись, казалось, все четыре ветра, — чем иной несгораемый шкаф под судейским замком и печатью охраняет наследство несовершеннолетнего.

Значительно труднее было найти в траве заржавленный пфенниг. Но корысть и алчность дали владельцу глаза Аргуса[113] и служили путеводным прутиком, направлявшим его шаги к месту, где таилось сокровище. Высокий прыжок вверх и громкий крик радости возвестили о благополучном исходе поисков.

Утомленные долгим странствием, путники укрылись от палящих лучей солнца под тенью дерева, ибо давно уже наступило время обеда и голодный червяк в их пустых кишках растянулся на восемнадцать локтей в длину, возбуждая неприятное чувство под ложечкой. И, несмотря на это, трое искателей приключений были веселы, а сердца их полны радужных надежд. Оба парня, не испытавшие еще скрытых свойств своих чудесных даров, делали всевозможные попытки найти их. Андиол собрал немногие имевшиеся у него в наличии монеты, приложил к ним медный пфенниг и стал считать, туда, сюда, правой рукой, левой, сверху вниз, снизу вверх, но предполагаемых качеств волшебного пфеннига так и не мог обнаружить. Амарин расположился в стороне, чинно повязал салфеточку вокруг шеи и тихонько прочитал бенедиците; затем открыл обе створки своих широких хлебных ворот и стал ждать, что сейчас ему в рот влетят ни более ни менее, как жареные голуби. Но, очевидно, процедура производилась слишком неуклюже, и магическая салфеточка не желала слушаться. Тогда он вернулся к товарищам, надеясь, что секрет со временем раскроется. Мучительный голод, как известно, не способствует хорошему настроению, но коли уж все силы души напряжены, подобно пружине, то на нее не может влиять малейшая перемена погоды. Когда Амарин вернулся, Саррон, как бы шутя, вырвал у него салфеточку из рук и, расстелив ее на траве под деревом, закричал:

— Подходите, друзья, стол накрыт, и да поднесет нам волшебная салфеточка славно запеченный окорок и белый хлеб в изобилии.

Едва он произнес эти слова, как с дерева на салфеточку дождем посыпались булочки, и одновременно появилась старинная майоликовая посуда в форме пузатой миски, наполненная сочной ветчиной. Удивление и волчий аппетит, отразившиеся на лицах голодных товарищей, являли странный контраст, но все же инстинкт желудка вскоре победил удивление, и они так энергично задвигали челюстями, что казалось, будто слышится мерный шум мельницы. Ни один не проронил ни слова, пока последнее волоконце не было содрано с костей окорока.

Голод скоро был утолен с избытком и вызвал своего близнеца — мучительную жажду, особенно когда Саррон, любитель покушать, заметил, что ветчина была немного пересолена. Невоздержанный Андиол первый выразил недовольство полуобедом, как он его назвал.

— Обед без питья, — сказал он, — не очень-то стоит благодарности.

И долго еще распространялся о недостаточности чудесных даров салфеточки. Амарин нашел его критику оскорбительной и, не желая, чтобы унижали его собственность, схватил салфетку за четыре конца, чтобы унести вместе с миской, как вдруг и миска и кости исчезли.

— Вот что, брат, — сказал он привередливому критику, — если ты в будущем желаешь оставаться моим гостем, довольствуйся тем, что предлагает тебе мой стол, а для жаждущей селезенки ищи себе сам обильный источник. Что же касается напитков, то это другая страница книги. Пословица гласит: «Где стоит пекарня, там нет места для пивоварни».

— Хорошо сказано, — отозвался хитрец Саррон. — Посмотрим, что скажет твоя другая страница!

Он еще раз вырвал у него салфеточку, перевернул на левую сторону и расстелил на лужайке, пожелав, чтобы услужливый дух салфеточки уставил ее множеством кубков, наполненных самым лучшим вином. И вмиг на ней очутилась майоликовая ваза, по виду принадлежащая к тому же сервизу, что и первая, в форме кувшина с ручкой, наполненная великолепной мальвазией[114].

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Теперь счастливые оруженосцы наслаждались сладчайшим нектаром и не променяли бы своего положения и на трон короля Карла Великого. Вино унесло вдруг все заботы жизни, оно переливалось и искрилось в медных шлемах, служивших им бокалами. Даже придира Андиол отдавал теперь справедливость талантам чудесной салфеточки и, если бы только ее хозяин захотел, тотчас же обменял бы на нее свой заржавленный пфенниг с еще неизвестными достоинствами, который при всем том стал теперь ему еще дороже; он каждую минуту нащупывал монету в кармане, проверяя, на месте ли она. Затем вытащил ее и принялся рассматривать чеканку, но та давным-давно стерлась без следа. Тогда он повернул ее, чтобы разглядеть обратную сторону. Это оказался верный способ выманить у пфеннига его секрет. Не найдя и здесь ни изображения, ни надписи, он хотел было сунуть его обратно в карман, как вдруг обнаружил под чудесным пфеннигом золотой одинаковой с ним величины и толщины. Чтобы увериться в своем открытии, он несколько раз незаметно повторил эту операцию и убедился, что его маневр правилен. С буйной радостью, какую ощутил, наверное, и старый сиракузский философ[115], когда в ванне, испытав водой золото, открыл свой знаменитый закон и в радостном безумии, не замечая бесстыдства наготы своей, громким криком «εύρηκα»[116] оповестил всех об открытии, с буйной радостью поднялся Андиол-меченосец с земли и, неуклюже, как козел, прыгая вокруг дерева, завопил во все горло:

— Я нашел, друзья, нашел! — и поделился с ними своим алхимическим секретом.

В пылу первой радости и энтузиазма он предложил тотчас же отыскать благодетельную матушку колдунью, так великодушно наградившую их за мелкие уколы самолюбия, пасть к ее ногам и поблагодарить. Воодушевленные одним и тем же побуждением, они быстро сгребли свои пожитки и бодро зашагали назад. Но, то ли глаза обманывали их, то ли винные пары не туда направили их шаги, то ли матушка колдунья намеренно скрылась от них, но все трое никак не могли отыскать пещеру, хотя усердно исходили Пиренеи вдоль и поперек, пока наконец не заметили, что заблудились и находятся на военной дороге, ведущей в королевство Леон[117].

После совместного совещания было решено следовать по этому маршруту и не торопясь идти дальше, куда глаза глядят. Счастливый трилистник убедился теперь, что обладает драгоценнейшими из талисманов, которые, если и не составляют величайшего счастья на земле, все же являют собой основу для достижения всех желаний. Старый кожаный палец, как ни был он невзрачен, имел все свойства знаменитого кольца, которым обладал некогда Гиг[118]; заржавленный пфенниг был так же хорош и щедр, как Фортунатов кошелек[119], а салфеточка, кроме первоначальных даров, награждала еще знаменитой чудесной фляжкой святого Ремигия[120].

Чтобы, в случае нужды, иметь возможность обмениваться чудесными дарами, три приятеля заключили союз, обязавшись никогда не разлучаться друг с другом и сообща пользоваться всеми благами. В то же время каждый с обычной пристрастностью превозносил достоинства своей собственности, ставя ее выше остальных, пока мудрый Саррон не доказал, что его кожаный палец обладает всеми совершенствами их чудесных подарков, вместе взятых.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— В домах кутил, — сказал он, — для меня открыты кухня и погреб; к тому же я могу наслаждаться преимуществом комнатной мухи и есть из одной тарелки с королем, не опасаясь, что это будет мне запрещено. Могу опустошать и денежные ящики богачей и даже овладеть сокровищами Индостана, если только не поленюсь совершить туда путешествие.