На всю жизнь и после (СИ) - Шаталов Роман

— Что ты за мужик-то такой, если риск не уважаешь?

Виктор откинулся на спинку дивана и уставился в потолок. Он молчал, а Консуэла хотела разомкнуть напомаженные розовые пухлые губки, чтобы вернуть его в разговор.

— Да-да, ты права. Но я унт, и моего уважения хватает только на правила.

— Эх, какой поэт! Сейчас растаю. Раз тебя не устраивает, что мне удалось раскопать. Что я должна такого найти, чтобы и тебя устроило и… хотя если тебя устроит, то остальных и подавно устроит.

— Видео, фото, свидетелей. Не нужно ходить по его следам, нужно идти перед ним.

— Витя, не думай, что ты самый умный. Я следила за ним, посылала малышей. Он осторожный как кошка, его так просто за руку не поймаешь.

— У меня есть идея на этот счёт. Я сегодня послал к нему гонцов. Он однозначно заинтересуется моим предложением.

Консуэла поджала губы, на её лице читалось одобрение.

— О, Витя, беру свои слова обратно. Вызываешь его на честный поединок? Нет унта — нет проблемы?

— Не мой метод. Если верить нашим предположениям, Аристократ берёт измором, а потом в поединке отбирает территорию. Надо тоже взять его измором.

— Зная тебя, ты не будешь действовать в лоб. Приберёг для него что-то изощрённое? — Консуэла засияла улыбкой истинной радости.

— Можно и так сказать. Нам нужно, чтобы он выложил всё плохое, что в нём накопилось. А его осторожная натура просто так это не сделает, поэтому рядом должен быть сосуд, который он наполнит своей скверной.

— Виктор, я беру свои слова обратно, о том, что я взяла слова обратно. Рисковать другими мерзко.

— Он ничем не рискует. Ты же сама говорила, что Аристократ им заинтересовался, вот я и передам ему объект его интереса. Для Бориса это время не пройдёт зря. Для него это шанс распробовать жизнь унта.

— Распробовать жизнь раба на службе у Аристократа. Он и так от нас не в восторге. Хочешь его ещё сильнее напугать?

— Быть унтом — это следовать правилам. Там он поймёт насколько это важно.

— Да, ты прав, об этом я не подумала.

Зазвенел колокольчик и в салон вошёл Борис, в руке с расстегнутым рукавом он держал пакетик с халвой. Юноша привлёк внимание собеседников. Консуэла подскочила к нему с тёплой улыбкой и поспешила его обнять.

— Приветик, Боря! Рада видеть.

Он приобнял её не крепко рукой с пакетиком, так для галочки. Она, как и всегда, была неестественно горяча, и от неё пахло лестными ягодами.

— Тоже рад. По лицу не видно, но я рад.

Борис старался не врать, когда проговаривал вслух, что у него на душе. Но это не были те чувства, к которым он привык. Скорее включалась имитация — сознание замещало их образы. Оно просто привыкло реагировать определённым образом на ситуации, поэтому давало соответствующие команды атрофирующимся центрам чувств в мозгу Бориса.

— Как твои дела? Одежда не натирает? Если хочешь, могу перешить.

— Всё здорово и с одеждой тоже. Я был у Никиты, — после последней фразы лицо Консуэлы резко искривилось, — весело поболтали. Он много чего интересного рассказал об унтах.

— Боря, заходи к нам. Я тоже много чего знаю о хинтах и унтах. Заходи без повода.

— Да, конечно. Нужно зайти. Сами понимаете, дела — у меня обучение в самом разгаре.

Ему хотелось зайти в гости, особенно когда его зовут, но там ведь будет Ирина, а лишний контакт с ней противоречил его тактике. В конце концов, он же не сказал, когда именно собирается их посетить, а следовательно не соврал.

— Ищи время и приходи. Ладно?

Он кивнул.

— Хорошо, я вынуждена вас оставить, мальчики, — Консуэла послала воздушный поцелуй между Борисом и Виктором, а затем удалилась.

Борис положил на кофейный столик перед татуировщиком пакетик с халвой и сказал:

— Вот прошу, как обычно, ваша еженедельная халва.

— Спасибо, Борис. Присаживайся, нам нужно обсудить с тобой одно дело. Тебе известно, кто такой Аристократ, но ты его ни разу не видел, насколько мне известно.

Юноша подумал, глядя на потолок, а затем ответил:

— Ни разу не видел. Честно говоря, интересно, как он выглядит.

— Тебе нужно будет познать мир унтов гораздо глубже, не ограничиваясь только моим салоном. Я решил, что передам тебя на временное попечение Аристократу.

Борис перевёл взгляд в сторону. Он молчал, сфокусировавшись на одной точке, а Виктор терпеливо ждал ответа.

— Лишним не будет. Он теперь будет за меня отвечать?

— Ответственность по-прежнему лежит на мне. Поэтому, прошу, будь осторожнее.

— По-другому не бывает. Можно не говорить это каждый раз, я помню.

— Хорошо. Я только что направил к нему гонцов. Когда придёт ответ, тогда и начнёшь, а может, и нет — он имеет право отказать.

— Вы без меня справитесь, тут и сомневаться не приходится. Далеко находятся его владения?

Виктор развернул пакет и заглянул в него лицом, совершенно незаинтересованным в сладостях, пару раз встряхнул, и только потом ответил:

— От твоего дома дальше, чем до моего салона, примерно раза в два, и ещё в противоположную сторону. Там самая ближайшая точка.

Борису, который сменил множество работ, известно не понаслышке, каково это перестраивать налаженный распорядок дня: вставать по утрам в непривычное время, идти в другую сторону, переучиваться и выслушивать новые нравоучения. Ещё важно, чтобы первое время очередное начальство чаще улыбалось новичку. В его памяти хорошо отпечатались все эти улыбки, которые появлялись как по нажатию кнопки и так же быстро исчезали. Пропадали они, к слову, постепенно, чем дольше работаешь, тем больше слышишь вместо одобрения упрёки и строгость. Он помнил всё, что чувствовал в те годы и не хотел, чтобы это повторилось, но ему было интересно, как он отреагирует на подобное отношение, будучи бесчувственным.

— У меня всё ещё плохо получается доставать безин из людей. Как думаете, практика у Аристократа поможет мне в этом деле?

— Тебе поможет любая практика. Что было твоей основной ошибкой? — сказал Виктор встал перед Борисом, заложив руки за спину.

— Я пропускал их чувства через себя. Если это было что-то смешное, мне хотелось смеяться, а если это было что-то грустное — то плакать.

— И на прошлом сеансе ты заржал во весь голос, когда набивал глаза на затылке того парня.

— А вам спасибо, что стукнули.

— Если бы я не стукнул, ты бы стал одержимым. Тем более, это помогло успокоить того парня.

— Вот я и говорю спасибо.

Со стороны могло показаться, что эти двое находятся под действием седативных препаратов. Учитывая содержание разговора, нельзя было общаться так спокойно и равнодушно.

— Ты должен пропускать через себя накопившиеся в человеке чувства и эмоции, но они должны огибать твои ещё не остывшие рецепторы. Попробуй не проявлять эмпатию в такие моменты. Люди для нас важны, но нужно относиться к ним равнодушно, пока собираешь безин, потому что так ты делаешь им лучше.

— Да я как-то и не проникаюсь людьми больше чем нужно. Зачем лезть кому-то без мыла в… — сказал Борис, а затем поднял и опустил оттопыренный вверх указательный палец.

— Ты не можешь не сопереживать людям из-за инстинктов и воспитания. Это происходит на автомате, потому что люди существа социальные, а унты жили с людьми. Собаки тоже жили вместе с людьми и поэтому подвержены их влиянию.

Виктор открыл рот, изображая зевок. Рефлекс Бориса не заставил себя долго ждать, и он зевнул в ответ.

— Видишь, то же самое сделала бы собака. Мы связаны с людьми, но мы не сажаем их на поводок, не дрессируем и не чешем за ушком. Мы просто соскребаем излишки, сливаем их как сливки и выпускаем наших любимцев на волю.

— Ну да, ловко придумано. Люди живут, как хотят, даже не подозревая, что с них «выдаивают» излишки чувств. И самое классное, что их жизнь никак не надо устраивать, они сами разберутся, что им от этой жизни нужно.

— Хорошо, — сказал Виктор и взял пакетик с халвой, — скоро должна прийти молодая девушка, хочет тату на спине. Подготовь место.