Кодовое слово: Аненербе (СИ) - Риттер Анна

Может, я действительно опасна? Была же идея, которая всё это объясняет. Идея, что я человек, подлежащий немедленному уничтожению лишь из-за того, что не поддаюсь контролю. А что, если с контролем у меня есть какие-то страшные способности? Кому понравится, если будет существовать человек, который мало того, что знает твои страхи, так и может их оживить?! Это ж рехнуться можно! А заморозка? Вдруг я снова также сильно разозлюсь и просто заморожу ребят? И они рассыплются хрустальными осколками прямо передо мной.

Всё с большим трудом, но мне удалось уснуть. Помню, что перед самым сном я посмотрела на обмотанную бинтом руку. Зачем? Хотела убедиться, что бинт не замёрз.

Видимо из-за пережившего стресса, этой ночью мне не приснился ни один сон. Чему я была безумно рада. А вот проснулась я точно так же, как и уснула — совершенно одна. Спальные мешки ребят покоились в углу, будто их никто не расправлял. Я потянулась и выбралась наружу.

Сердце замерло, когда я увидела всех троих в кухне. Они спали, наклонившись к столу. Так обычно спят студенты и школьники перед экзаменами.

Интересно, к какому выводу они пришли за ночным собранием? Попросят ли меня уйти? Сердце защемило от душевной боли. Стало тяжело дышать. Я развернулась, что пойти и приготовить завтрак, раз уж я встала раньше, но услышала, как кто-то проснулся.

— Лиззи? — Прохрипел Тёма, подтягиваясь. Я не решалась обернуться, помня ещё, как он вчера испугался замороженного кофе.

За Бондаревым стали просыпаться и остальные.

— Лиззи, прости меня, пожалуйста, за вчерашнее. Я не имел права поднимать на тебя руку. — У меня слёзы застыли в глазах. Я ожидала чего угодно, но не извинений за пощечину. Ведь её-то я как раз понимала. Тёма испугался. Испугался, когда я в сомнамбулическом состоянии выливала себе на руку кипяток. Я бы поступила также.

Не успела я развернуться, как Артём подбежал спереди и крепко меня обнял. Моя макушка едва достала ему до подбородка.

— Прости меня! — Он не искал себе оправдания, просто молил о прощении, которое ему и не нужно было. За пощёчину я не зла.

— Ты сделал всё правильно. — Кивнула я, грустно улыбаясь. — Что постановил совет? Мне можно остаться с вами? — Со страхом в голосе спросила я, наблюдая за тем, как вытягиваются лица присутствующих.

— Ты это о чём? — С насторожённостью спросила Даша.

— А разве вы меня не боитесь? — И тут уже я ничего не поняла. Бондарев продолжал меня обнимать за плечи.

— Совсем рехнулась? — Илья приподнялся из-за стола, вертя пальцем у виска. — Мы боимся не тебя, а за тебя. Мало ли какая опасная эта штука и как она повлияет на тебя.

— И что это значит, можно остаться с нами? — К Илье поднялась и Гончарова. Вид у обоих был строгий, как у родителей. — Только попробуй свалить, я тебя найду, и тогда уже никакие эти твои штучки не помогут. Буду дубасить веником, пока мозги на место не встанут. Поняла?

Внутреннее напряжение напрочь сгинуло. Мы все находимся сейчас в затруднительном положении. Главное, раздобыть еду, всё остальное может подождать. Даже и тот факт, что, похоже, я действительно за инопланетян «нежелательное лицо».

Глава 18

Феномен электронного голоса

Мы возвращались из Киришей, когда сумерки сгустились, когда стало ещё холоднее, чем ранним утром. Молча везли тяжелые тележки, доверху наполненные найденными овощами, крупами, макаронами. Одна тележка, Дашина, состояла сплошь из консервов! Они долго сохраняются! Нашли пресловутые заправки для супов. Даже нашли на мясокомбинате, в замороженном виде, туши то ли свиньи, то ли коровы.

Изначально, когда утром только собирались, Илья взбеленился, решив, что ни мне, ни Дашке там делать нечего. Он даже уговорил Тёму, чтобы пойти вдвоём. Однако Гончарова высказалась весьма резко. Настолько резко, что даже я обалдела.

— Лиззи единственный из нас практически неуязвимый человек. Только она может спасти нас в случае опасности. Да если бы не она, мы бы давно Богу душу отдали. Я не собираюсь просиживать здесь жопу, постоянно нервничая, где вы и что с вами! Так что либо идём все вместе, либо остаётся здесь и сдыхаем от голода.

Я слушала это с открытым ртом. Сказать, что слова Даши меня вдохновили, значит промолчать. А я и забыла, что благодаря мне мы все здесь, и что вообще живы. Как-то я об этом не задумывалась. В отличие от Даши. Она помнила всё.

У Гончаровой была такая интересная способность, хоть она и не умела драться, но в случае чего, обидчик получал кое-что похлеще. Даша ударяла словами. Порой обидными, но абсолютно правдивыми. Лишь словами она могла запросто унизить человека или наоборот, возвысить до небес, заставив всех поверить, что он, этот человек сущий ангел. Как говорят, за словом в карман не полезет.

Так что Илья, поразмыслив над словами Гончаровой, решил с ней согласиться. Иначе себе дороже. Вот только всю дорогу в Кириши я долго думала, что во мне не так, что смертельное действие кораблей захватчиков на меня не влияет. Что такого в моём организме? В тот момент запульсировала татуировка, ясно давая понять, что она здесь не случайно. Подсказывала мне, что она особенная.

Особенная? Или это я особенная? Что во мне необыкновенного?

— Лиззи? — Позвал Тёма, когда я бездумно везла тележку впереди себя.

— Ась? — Отозвалась я, но не сразу.

— Твой бинт. — Бондарев поджал губы, взглядом указывая на мою руку.

Чёрт. Бинт примерз к ручке тележке. Только бинт. Сама ладонь продолжала болтаться внутри него.

— Ты сейчас злая что ли? — Уточнил Илья, поглядывая то на моё лицо, то на руку. Не с опаской.

— Нет. Я просто задумалась. А почему сразу злая? — Я попыталась вытащить руку из ледяного капкана, но это оказалось не так-то просто. Пришлось кулаком другой руки разбивать довольно плотный ледяной каркас.

— Мне казалось, эта хрень появляется лишь, когда ты злишься сильно. — Задумчиво произнес Илья, почёсывая макушку. Я вытащила наконец-таки руку изо льда, оттряхивая её от воды. Правой рукой я перестала чувствовать холод или тепло. Непривычно.

— Не знаю. Может это само как-то работает? Без привязки к эмоциям? — Мне сейчас меньше всего хотелось обсуждать новые таланты, которые лишь пугают.

Илья неопределенно хмыкнул, видимо понял, что я не настроена это сейчас обсуждать. Однако я не показала ребятам самого главного. Ожог на ладони исчез. Я не показала, чтобы ещё больше их не пугать. И хоть между нами не выросла стена недопонимания, и отношения наши не испортились, я боялась этого с каждым прожитым днём. Я боялась стать изгоем.

Когда мы уже повернули на линию, Дашка вдруг радостно воскликнула.

— Слушай, так ты ведь наш переносной холодильник! — Восторженно заявила она, поглаживая меня по правой руке. Только из неё выходил этот странный лёд.

Я не удержалась от улыбки.

— Ну, знаешь, сравнить меня с холодильником! — И в моём голосе не было и намёка на злость или раздражение.

— А что? Весьма удобно! Ты поможешь сохранить быстропортящиеся продукты. — Тёма поддержал Дашкину сумасшедшую идею.

— И чем же вам не нравится наш погреб? Там сейчас холоднее, чем летом. — Моя тележка напоролась на камень. — Подождите! — Крикнула я вслед удаляющимся ребятам. Тёма и Илья хохотали над Дашкиной идеей, а сама Гончарова, похоже, в красках представляла, как это будет.

— Эй, стойте же! — Позвала ещё раз. Народ обернулся.

— Что случилось? — Первым подбежал Тёма. — Ты упала? — И начал осматривать меня на наличие травм.

— Да причём тут я? Тележка! — Я пнула её носком сапога по колесу, которое завернулось, застопорилось и не ехало.

Бондарев сел на корточки и со всей мужской силы развернул колесо вертикально.

— О, спасибо! — Улыбнулась я, продолжая поражаться силе парня.

Вообще, хорошо, что в нашей команде их двое. Наши защитники и, самое главное, помощники. Всегда тащили самое тяжелое, для нас с Дашкой вообще не подъемное. Таскали воду в баню, топили печку, хоть это и было не самое тяжелое. Рубили дрова, пилили доски, их тележки сегодня были самые наполненные. Одна такая тележка весила столько же, если положить туда кого-то из парней. Если не двух сразу.