Рихард Зорге – разведчик № 1? - Елена Прудникова

Макс Клаузен вспоминал, как Рихард сказал ему: «Плохо мы с тобой любим свою родину – не уберегли ее от беды», – и на глазах у него появились слезы. Он был сильным аналитиком, хорошо знал Советский Союз и понимал, во что ввязалась Германия с этой войной. Или кто-то думает, что под «родиной» Зорге имел в виду СССР? Это в разговоре с немцем Максом Клаузеном, который пробыл в России считанные месяцы? Рихард всегда считал себя и хотел быть не просто агентом, но и агентом влияния. Ему запрещали, а он все равно компоновал отсылаемую в Германию информацию в соответствующем ключе, как стал бы делать, впрочем, любой…

Если до того положение Зорге было тяжелым, то теперь оно стало невыносимым. Две его родины, две страны, которые он любил, сцепились друг с другом в смертельной схватке. Кроме того, он очень много работал в предшествующие месяцы и сейчас, по правилам разведки, ему надо было на какое-то время «лечь на дно» – законсервировать часть группы, прекратить передачи. Но это было невозможно. Именно теперь настало время, когда Зорге не мог заменить никто. Центр требовал от него информацию, давал трудные задания и жесткие сроки. Как раз тогда Сталин сказал, что в Японии военная разведка имеет разведчика, цена которого равна корпусу и даже армии.

Внешне он мало изменился – разве что стал серьезнее. Его связник, В. Зайцев, вспоминал об одной из встреч того времени: «Я встретил Р. 3. в одном из захолустных ресторанчиков… Зорге пришел с опозданием в несколько минут и подошел к моему столику. Внешне ничто не говорило о его паническом состоянии. Он был спокоен и, как всегда, собран, однако первым разговора не начинал и внимательно смотрел на меня, как бы изучая мое состояние. А мое сообщение о том, что руководство в Москве высоко оценивает деятельность его и других членов его резидентуры в последние месяцы и ходатайствует перед ЦИК СССР о высокой награде, Зорге немного смутился и с улыбкой сказал: „Дорогой Серж, разве награда и благодарность для коммуниста и разведчика имеют какое-либо серьезное значение? Главное в том, что мы с вами не сумели предотвратить войну. Теперь за это люди будут платить большой кровью“».

А вот Ханако видела его другим. После 22 июня он потемнел, все время пропадал где-то, возвращался поздно и все больше тосковал. А однажды перепугал ее взрывом отчаяния. Он был уже не на пределе, а за пределом человеческих сил, понимал, что их не отзовут и, наверное, уже предчувствовал катастрофу. Тогда, плача, он говорил ей:

– Я умру раньше. Я хочу, чтобы ты жила. Пожалуйста, живи долго… Ты не волнуйся, Зорге сильный. Он никогда не скажет ничего о тебе. А ты живи, выходи замуж… – И тут же сам себя одернул: – Прости меня, пожалуйста. Мне просто очень одиноко и грустно… – и вдруг обнял ее: «Давай умрем вместе…»

Провал

И снова слово Борису Гудзю.

– В отношении Зорге была допущена очень крупная ошибка… Зорге держал связь с реэмигрантом, коммунистом Иотоку Мияги. Но как же можно работать с коммунистами? Они ведь везде были под наблюдением… Художник Мияги выехал из Японии в США, где разведка ИНО его завербовала. Потом передала разведке военной, и он там на них работал… Но начальнику разведки Берзину пришла мысль использовать Мияги в Японии. Он берет художника-коммуниста из нормального японского окружения в Штатах и посылает на связь в Японию. Вышло, что в Токио Зорге работал с коммунистом. Напомню, дело Рамзая было открыто в Японии не военной контрразведкой, а их политической охранкой… Такие люди – всегда под наблюдением охранки…

Можно сколько угодно спорить – и спорят – со старым чекистом. Но факт есть факт: именно коммунистическое прошлое Мияги послужило причиной раскрытия сети.

Многие исследователи просто-напросто отказываются верить в то, что все произошло так, как произошло. Слишком много было вещей, которые неотвратимо вели группу к провалу.

М. И. Сироткин отмечал в своей записке: «Установившееся в течение последних четырех лет предвзятое отношение к „Рамзаю“ как к „двойнику“ неизбежно привело к резкому понижению качества руководства резидентурой со стороны Центра. Раз резидент – „двойник“, то резидентура работает под контролем противника и рано или поздно бесспорно обречена на провал. Пока она существует, надо ее использовать по мере возможности, но нет смысла тратить усилия на ее укрепление или развитие…»

И на самом деле, возникает такое ощущение, что Центр не рассчитывал использовать группу Рамзая долго и потому стремился выжать из разведчиков все, что возможно. Начиная с 1938–1939 годов Рихард постоянно просился в Союз, хотя бы на время, на отдых – и неизменно получал отказ.

«У меня такое впечатление, – пишет он в июне 1939 года, стараясь использовать в своих целях возникшие в последнее время трудности работы в германском посольстве, – что лучший период моей работы здесь на месте уже прошел совсем или, по крайней мере, на долгое время… Вернейшим я считаю – новые начинания с новыми силами. Мы же постепенно становимся использованными и ненужными…

Фрицу[17] в его работе пока везет… Однако и здесь я могу повторить мою старую просьбу еще раз: посылайте новых людей, по меньше мере в качестве помощников, которые смогут служить заменой. Это ж не дело, что всю работу практически ведут я и Фриц. Мы должны были много лет тому назад получить помощь…»

Центр ничего не сделал, резидентура осталась в том же составе.

В январе 1940 года новое письмо: «…Фриц страдает серьезной сердечной болезнью… не приходится более рассчитывать на его выздоровление и, тем более, на возвращение им былой работоспособности. Лечащий врач заявил мне, что даже при полном изменении его образа жизни и работы он сомневается, чтобы Фриц прожил более двух лет… Необходимо, чтобы Фриц самое позднее в начале будущего года после передачи своего легального дела и воздушной работы мог бы поехать домой для серьезного лечения и отдыха…

…Я хотел бы, господин директор, чтобы Вы мне ответили на следующие вопросы: могу ли я рассчитывать сразу же по окончании войны вернуться в Центр, где бы я мог, наконец, остаться…»

И так все время. В его письмах руководству, в письмах жене все время сквозит: домой, домой… Я устал, мне уже сорок пять лет, я одиннадцать лет работаю на вас, сколько же можно? А в ответ: надо остаться, надо поработать еще. И он обреченно отвечает: «Как бы сильно мы не стремились отсюда домой, мы, конечно, выполним Ваше указание и будем продолжать здесь работу…» А Кате пишет: «Основное сейчас приехать домой, ибо здесь собачья жизнь в буквальном смысле этого слова. Будь бы это еще другая страна! А эта, побери ее черт…»

Рихард не все знал. Ему не было известно, что группу хотели отозвать в 1937 году – но, к счастью, передумали. Затем его собирались отозвать еще раз, теперь уже вняв этим отчаянным просьбам. И вот что из этого вышло – рассказывает М. И. Иванов.

«Примерно в середине декабря 1940 года мы получили от Зорге телеграмму с просьбой разрешить ему приехать в Москву „в связи с физической и нервной усталостью“, а также для проведения операции и лечения старой травмы в стационарных условиях. Попутно Зорге сообщал, что в отдыхе и лечении нуждаются также Макс Клаузен и Бранко Вукелич. Он считал, что остальная часть резидентуры под руководством нелегала „Коммерсант“ с успехом может выполнять работу в течение нескольких месяцев.

Командование разведуправления склонялось к тому, чтобы удовлетворить просьбу Зорге и предоставить ему отпуск на шесть месяцев».

Однако в дело вмешалось непредвиденное обстоятельство. Начальник ИНО НКВД П. М. Фитин сообщил: «По нашим данным, немецкий журналист Зорге Рихард является немецким и японским шпионом. Поэтому после пересечения государственной границы СССР сразу же будет советскими органами арестован…» Спасибо, как говорится, что предупредил. Сам разведчик, Фитин знал цену хорошему нелегалу. Естественно, Зорге извещать об этом обстоятельстве не стали, просто объяснили, что нужно еще поработать. Однако к 1941 году и Рихард, и Макс, и Бранко были уже вымотаны до предела. А обстановка становилась все сложнее и сложнее, слежка все плотнее, и все больше возрастала вероятность ошибки, просто из-за усталости или нервного срыва…

Это первое обстоятельство, которое неотвратимо вело группу к провалу. Есть и другие. Когда разведчицу Марию Полякову спросили о причине многочисленных провалов резидентур в 1941–1942 годах, она ответила: в основном, из-за того, что разведчиков заставляли работать на рации часами, не считаясь с опасностью. Трудно сказать, что было тому причиной – то ли низкая квалификация руководителей разведки, то лилросто пренебрежение правилами безопасности – какая там осторожность, когда идет война! В итоге этого героизма многие сети был разгромлены, а если уничтоженный при лобовом штурме высоты пехотный батальон можно заменить другим, то нелегальные сети выращиваются годами, и за короткий срок новые не создашь. Макс Клаузен тоже выходил в эфир ежедневно, пренебрегая всеми правилами безопасности, и, несмотря на то, что он вел передачи из нескольких точек, его раскрытие было лишь вопросом времени.