Давай поженимся! (сборник) - Наталья Нестерова

Конечно, всполошились, занервничали, бегом на почту.

— Не полностью ограбили, — уточнила Валя, — я преступника поймала и обезвредила!

— Ты! — кипятился Вадим. — Зачем лезла? Он мог тебя пришить! Кто он такой?

— Прикинулся вашим другом Шуриком.

Тут Вадика начали терзать смутные сомнения, и он потребовал описать внешность грабителя.

— Высокий, атлетического сложения, — Валя терминов милицейских нахваталась, — волосы русые, слегка вьются. Особые приметы — шрам над левой бровью и родинка на правой щеке.

— Это Шурик! — ахнул Валин брат.

— Но у него документы на имя Владимира Анатольевича Игнатова.

— Разве не одно и то же? — умно возмутился мой муж. — Ты что натворила! Зачем нашего друга в тюрьму упекла? Немедленно освобождай!

— Лучше подождать вашего прибытия, — сомневалась Валя.

— Какого прибытия? Мы в лучшем случае через неделю доберемся! А Шурику, Владимиру Игнатову, — уточнил муж, — все это время на нарах валяться? Пулей лети в милицию!

Думаете, Валя полетела? Ничего подобного. Чтобы отмести последние сомнения, она приехала к нам домой, достала студенческие фотографии и стала искать Шурика-Владимира. Нашла, удостоверилась, вместе с фото отправилась в отделение.

Там ей, конечно, не обрадовались. Из героини Валя мгновенно превратилась во вздорную тетку, которая мутит чистую воду. По ее милости был отправлен запрос о червонцах в муке — на предмет их упоминания в нераскрытых преступлениях. И еще в милиции вспомнили, что дали информацию в прессу о скромном провизоре, которая задержала опасного преступника. Позвонили в газету, там уже статья стоит в завтрашнем выпуске. Редактор орал в трубку:

— Мне ваша дура номер посадила! Мы из графика выбиваемся!

Невольно получалось, что последние дни Валентина только тем и занималась, что сажала: то невинного человека в тюрьму, то номер газеты в типографии.

Надо ли говорить, что Шурик, которого Валя встречала за воротами СИЗО, был, мягко говоря, на нее зол?

— Вы? Что вы тут делаете? — шипел он. — Глаза б мои вас не видели! Убирайтесь от греха! А то меня снова посадят, уже за дело! Надо же такой чурбанкой быть! Ни капли юмора!

Валя имела все основания заявить Шурику, что розыгрыш его дурацкий, если не сказать жестокий. Что сам он вел себя в высшей степени подозрительно. И по голове заслуженно получил. В тюрьме, возможно, напрасно отсидел, так и она за десять минут «ограбления» пережила не самые светлые чувства. В милиции на нее тоже всех собак спустили, едва в органе печати не опозорили… Вместо этих справедливых упреков Валя неожиданно выдала фразу, совершенно для нее потрясающую:

— Если бы у меня было чувство юмора, я бы пела в хоре!

— В каком хоре? — опешил Шурик.

Но Валя повернулась к нему спиной и пошагала прочь. Далеко прошагала, больше километра. К автобусной остановке уже подходила, когда ее догнал запыхавшийся Шурик и схватил за плечо:

— Куда вы улепетываете?

— Как куда? Вы же сами меня прогнали.

— Правильно прогнал. А мне что прикажете делать? Я здесь никого, кроме Вадика с Маринкой и партнеров, с которыми переговоры вел, не знаю. К партнерам заявиться в таком виде? Неделю не мылся, не брился, вши, наверное, завелись. Гоните ключи от квартиры ребят! Мои вещи и деньги, надеюсь, целы? — спросил ядовито.

Валя молча протянула ключи.

Через несколько часов, когда Шурик привел себя в порядок, Валя снова к нему заявилась.

Шурик дверь открыл, Валя пластиковую бутылочку протягивает.

— Что это? — подозрительно уставился на нее горемыка.

— Средство от педикулеза, то есть от вшей, — сообщает Валя, — очень хорошее, в нашей аптеке продается. И еще я принесла продукты, ужин приготовить.

Конкретно и в деталях дальнейшее развитие действий нам неизвестно. Из Вали интимных подробностей не вытянешь. А Шурик только хитро улыбается:

— Я порядочный человек! Я не мог не жениться на женщине, которая засадила меня в тюрьму.

Сумасшедший

— Глядя на вас, легко поверить в реинкарнацию. В прошлой жизни вам досталась Италия четырнадцатого века, и вы частенько позировали Джотто.

Несколько минут назад Марина вошла в кафе-пирожковую, набрала полный поднос еды. Когда у нее неприятности, почему-то просыпается зверский голод. Все подруги в качестве утешительного приза к несчастьям имеют отсутствие аппетита и затем постройневшую фигуру. А она, Марина, лопает и лопает, не может остановиться. Если так дальше пойдет, если она не выбросит из головы бывшего мужа, то придется покупать наряды на два размера больше.

— Ошибаетесь. В прошлой жизни я была гадюкой, ядовитой и злобной.

— Бедный Джотто! Он не подозревал, что возвеличил гадюку. Впрочем, так с нами, с художниками, бывает часто.

Прежде чем сесть за ее столик, мужчина спросил позволения. Марина буркнула что-то нечленораздельное. Голову она не поднимала, видела только его поднос со стаканом чая и двумя пирожками на тарелке. Сотрапезник вздумал клеить Марину. И делал это неуклюже. Роль «я весь из себя загадочный художник» — для наивных простушек. Марине тридцать пять, она знает цену своей внешности, ей не нужны кавалеры, которые пристают на улице. Ей вообще никто не нужен, кроме одного. И с этим одним она сегодня утром развелась в суде.

Марина достала журнал, демонстративно положила рядом с тарелкой и стала читать.

— Я веду себя навязчиво, — констатировал мужчина. — Как невоспитанный, прилипчивый тип. Но у меня есть оправдание, смягчающие обстоятельства.

Марина молча перевернула страницу и взялась за новый пирожок.

— Оправдание следующее, — продолжал он. — Я шел за вами минут сорок. Вы останавливались у витрин шикарных ювелирных магазинов и у лотков, где торгуют китайской дребеденью. Вам одинаково безразличны роскошные бриллианты и дешевые стекляшки. Потом вы решили подкрепиться и зашли сюда. У вас отличный аппетит! Правда, насчет здорового тела и здорового духа — все враки. У дебилов и прочих умственно отсталых отличное здоровье. Говорю вам со знанием дела, в последнее время я с ними много общался.

— Это заметно! — процедила Марина.

— Конечно! — Он нисколько не обиделся. — В нашем сумасшедшем доме подобралась отличная компания.

— Не рано вас выписали? — ехидно спросила Марина, по-прежнему не отрывая взгляд от журнала.

— Меня и не выписывали, я сбежал.

Марина подняла голову. Нормальный с виду мужчина, лет под сорок, одет прилично. Похож на чиновника среднего звена или на преподавателя небогатого вуза.