Презумпция невиновности - Скотт Туроу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джейми продолжает:
– Ваша честь, ответчик тоже присутствует здесь. Мы были бы признательны, если бы нам вручили копию обвинительного заключения по делу 86-1246. В формальном зачитывании заключения, полагаю, нет необходимости. Кроме того, ваша честь, от имени мистера Сабича мы просили бы высокий суд принять заявление о невиновности нашего подзащитного.
– Заявление о невиновности вашего подзащитного принимается, – говорит судья Мамфри. – Элвин, занесите это в протокол. – По взаимному соглашению устанавливается сумма залога – пятьдесят тысяч долларов. – Не желает ли какая-либо из сторон провести досудебные переговоры? – спрашивает судья.
Досудебные переговоры чисто формальная процедура, во время которой между сторонами идет откровенный торг относительно отдельных пунктов обвинения, а также возможность выиграть время.
Нико хочет что-то сказать, но Кемп опережает его и, глядя в блокнот, повторяет записанные слова Стерна:
– Ваша честь, такие переговоры означали бы лишнюю трату времени.
При входе в здание суда Кемп произнес небольшую речь перед телевизионщиками:
– Обвинения по этому делу чрезвычайно серьезны и от начала до конца фальшивы. Безо всяких на то оснований запятнана и, быть может, окончательно погублена репутация одного из самых уважаемых граждан и юристов. Суд должен быть скорым – в буквальном смысле слова, и потому мы просим безотлагательно назначить дату открытия процесса.
Сия риторика великолепна, однако жизнь вносит свои коррективы. Сэнди не раз подчеркивал: чем скорее все кончится, тем лучше для моих расшатанных нервов. Я понимаю его довод. Время работает на обвинителей. Никуда не денутся главные доказательства. Не сотрутся с бокала мои пальчики. Не сгорят синим пламенем журналы регистрации телефонных звонков. Может объявиться очевидец происшедшего. Станет известно, куда подевалось орудие убийства. Да, время укрепляет позиции обвинения.
Настоятельная просьба поскорее начать процесс идет вразрез с общепринятым порядком. Как правило, подследственные склонны считать любую отсрочку за благо, уступающее разве что оправданию.
Наше требование застает обвинение врасплох. Нико начинает что-то говорить, но судья останавливает его. Ему уже надоели лишние разговоры.
– Ответчик не пожелал вести досудебные переговоры. Таким образом, дело немедленно передается в суд. Мистер секретарь, приготовьтесь тянуть имя.
Пять лет назад, после одного скандала в секретариате суда, тогдашний председатель Фоли предложил решать, какому судье поручить очередное дело, как Бог на душу положит. Мне пришла в голову идея отбирать кандидатов путем жеребьевки. Предложение, внесенное, разумеется, от имени Хоргана, было немедленно принято. После этого эпизода Реймонд уверовал в мои незаурядные административные способности.
Элвин кладет деревянные кубики с именами судей в ящик, встряхивает его и достает один кубик.
– Судья Литл, – объявляет он. Ларрен Литл, давний партнер Реймонда, судья, о котором любой защитник может только мечтать.
У меня сразу же на несколько градусов подскакивает настроение. Кемп пожимает мне руку. Мольто буквально стонет от огорчения. Я с удовольствием замечаю, что по лицу судьи Мамфри скользнула улыбка.
– Дело передается судье Литлу, – говорит Мамфри. – Ходатайство со стороны ответчика должно быть подано в течение двух недель. Обвинителей прошу действовать согласно указаниям судьи Литла. – Мамфри берет судейский молоток, на мгновение задумывается и говорит: – Мистер дель Ла-Гуарди, мне следовало бы отвергнуть предложение мистера Кемпа, но я полагаю, что в ходе разбирательства будет произнесено много вдохновенных речей. Я не присоединяюсь к тому, что сказал мистер Кемп, однако он прав, утверждая, что обвинения чрезвычайно серьезны. Обвинения эти выдвинуты против юриста, который, как мы все знаем, много лет отлично отправлял правосудие. Позвольте сказать вам, сэр, что я вместе с другими гражданами города и округа питаю надежду, что в этом случае, как это всегда и бывало, восторжествует справедливость.
Дель Ла-Гуарди выходит через раздевалку. Стараясь сохранить серьезный вид, Джейми кладет блокнот в портфель и говорит:
– Хорошо шагает, а? Только вот задница чересчур выпирает.
Глава 20
– Вижу, ты доволен, что выпал Ларрен, – говорит Барбара.
Выбравшись наконец из вереницы машин в центре города, мы выехали на магистраль. За рулем – Барбара, так как моя рассеянность в последние недели представляет опасность для окружающих. Мы оба чувствуем облегчение, оставив позади шум и гомон. Два квартала по выходе из здания суда тянулся за нами хвост жаждущих подробностей журналистов. Стрекотали телекамеры, объективы угрожающе смотрели на нас, как глаза какого-то чудовища. Шли мы медленно. Сэнди убеждал нас держаться спокойно. Кемп отстал от нас на втором перекрестке. Если дела пойдут так же, как сегодня, сказал он, процесс кончится на вступительном слове Нико. Джейми – человек жизнерадостный, веселый, но сейчас его улыбчивость почему-то нагнала облачко тревоги. Нет, так, как сегодня, дела вряд ли пойдут дальше. Нечего и мечтать о безоблачном будущем. Я пожал Джейми руку и сказал, что он настоящий профессионал.
– Да, Ларрен – это хороший вариант; возможно, самый лучший. Только вот Реймонд меня беспокоит. Ни он, ни судья Литл не станут, конечно, распространяться о том, что происходит на сцене и за кулисами, и все же присутствие лучшего друга судьи в качестве свидетеля так или иначе, в зависимости от баланса симпатий Реймонда, окажет воздействие на слушание дела.
Я поглаживаю лежащую на руле руку Барбары:
– Хорошо, что ты со мной поехала.
– И охотно поехала. Все было очень интересно, – говорит она и добавляет: – Если бы не столь печальные обстоятельства.
То, что случилось со мной, юристы называют «высокопрофильным делом», которое обещает пристальное внимание прессы. В такой ситуации общение участников суда начинается задолго до открытия процесса. Я стараюсь сделать все, чтобы сохранить свой имидж. Поскольку меня обвиняют, в сущности, не только в убийстве, но и в прелюбодеянии, надо довести до сознания публики, что жена не потеряла веру в меня. Барбара должна присутствовать на любом судебном мероприятии, которое освещает пресса. Стерн попросил ее приехать к нему в город, чтобы проконсультировать, как себя вести. Если учесть ее нелюбовь ко всякого рода сборищам и подозрительность к незнакомым людям, чрезмерная общительность могла бы стать для нее непосильной задачей. Но Барбара последовала совету адвоката. Последние два месяца я постоянно чувствую ее поддержку, хотя она по-прежнему считает меня жертвой собственной глупости. Дело зашло так далеко, что она уже не говорит, мол, так тебе и надо. Она вручила мне чек на пятьдесят тысяч на покрытие первоначального гонорара Сэнди и другие расходы. Деньги она взяла из вклада, открытого для нее ее отцом. За обеденным столом Барбара подолгу слушает, как я разделываю Нико и Мольто в пух и прах или же углубляюсь в тонкости Стерновой тактики. По вечерам, когда я уединяюсь в кабинете, она приходит погладить мне руку, словно бы говоря, что взяла на свои плечи часть моих страданий. Однако при всем ее мужественном поведении она нередко плачет.
Бремя чрезвычайных обстоятельств и коренное изменение моего распорядка дня внесли перемены в нашу жизнь. Я хожу в библиотеку, набрасываю аргументы для защиты, копаюсь в огороде. Большую часть времени мы проводим с Барбарой. С наступлением лета у нее поубавилось обязанностей в университете, и мы засиживаемся за завтраком после того, как я отведу Ната в дневной лагерь и соберу зелень для салата. Как-то само собой возродилось обоюдное любовное томление. Однажды днем, сидя на диване с заумной книгой и коробкой бельгийского шоколада, Барбара заявила:
– Думаю, мы должны кое-чем заняться.
Постепенно секс днем стал правилом. Барбара предпочитает позу амазонки. За окном заливаются птицы, сквозь щели в жалюзи пробивается солнечный свет, а она, закрыв глаза, энергично скачет на мне. По мере того как приближается оргазм, лицо ее разрумянивается.
Барбара – изобретательная спортивная любовница, и меня потянуло к Каролине отнюдь не из-за сексуального голодания. Моя жена не отказывается сделать в постели что угодно. Даже в наихудшие времена, после бури, поднявшейся в результате моего идиотского признания минувшей зимой, мы не прекратили занятий любовью. Мы запросто обсуждали проблемы секса. В молодости секс был для нас как волшебная лампа Аладдина. Мы стали специалистами в науке любви, знали все эрогенные зоны, все точки на теле, возбуждающие страсть. Барбара, женщина поколения восьмидесятых годов, посчитала бы оскорбительным для себя отказ от секса.