Квартира в Париже - Люси Фоли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я проверяю ящики письменного стола. Они были заперты, но взломать такие замки для меня не проблема. В одном из ящиков листы бумаги. Похоже, не хватает первого листа, потому что остальные пронумерованы «2» и «3» соответственно. Похоже, что-то вроде прайс-листа. Нет: отчетность. Тут до меня доходит, вина: я вижу «винтаж» и «премьер крю». Количество купленных ящиков – я замечаю, что их никогда не бывает больше четырех. Напротив каждого вина проставлена цена. Господи. Некоторые из них, похоже, обходятся в тысячи евро. А затем напротив каждой из записей что-то похожее на имя человека. Кто тратит столько денег на вино?
Я шарю в глубине ящика и нащупываю что-то маленькое, на ощупь напоминает кожу. Это паспорт. Судя по всему, довольно старый. Светлее, чем мой бордовый паспорт. На лицевой стороне у него золотой круговой рисунок и несколько иностранных букв. Может быть, это русский паспорт? Он выглядит устаревшим. Я открываю его, а там черно-белая фотография молодой женщины. У меня такое же чувство, когда я смотрела на тот портрет над камином. Откуда-то я ее знаю… хотя и не могу припомнить откуда. Ее полные щеки и губы, длинные вьющиеся волосы, выщипанные тонким полумесяцем брови. Внезапно меня осеняет. Это Софи Менье, только на тридцать лет моложе. Я снова смотрю на обложку. Так что она, на самом деле, русская или откуда-то оттуда, а не француженка. Очень странно.
Я задвинула ящик. В этот момент что-то с глухим стуком падает со стола на пол. Вот черт. Я быстро поднимаю предмет: слава богу, не разбилась. Фотография в серебряной рамке. Роскошная, статусная. Почему я не приметила ее раньше: должно быть, была слишком сосредоточена на ящиках. На фото несколько людей. Сначала я узнаю одного человека. Жака Менье, мужа Софи: он – мужчина с картины. А рядом с ним Софи Менье, где-то между ее нынешним возрастом и фотографией на паспорте, с подобием улыбки, которая больше походит на холодную гримасу. И трое детей. Я хмурюсь, вглядываясь в их лица, затем наклоняю фотографию к себе, пытаюсь поднести ее к свету. Два подростка – мальчика – и маленькая девочка.
Мальчик помладше, с копной светлых волос. Я видела его раньше. И вдруг меня осеняет. Фотография в квартире Ника, рядом с яхтой. Маленький мальчик и есть Ник.
Стоп. Стоп, в этом нет никакого смысла. Разве что… нет, не может быть. Тот мальчик, что постарше, с темными волосами, почти мужчина – полагаю, это Антуан. А крошечная девочка… Я вглядываюсь в нее повнимательнее. В этом хмуром взгляде угадывается нечто знакомое. Это Мими. Люди на фотографии – они…
И тут я слышу, как кто-то окликает меня по имени. Черт, как долго я здесь нахожусь? Дрожащей рукой я откладываю фотографию и бегу через комнату, выглядываю в коридор. Дверь в конце коридора все еще закрыта, но вдруг она приоткрывается. Я бегу через коридор в туалет.
Рядом раздается голос Ника:
– Джесс?
Я снова открываю дверь в туалет и выхожу в коридор со своим лучшим выражением невинного удивления. Мое сердце колотится где-то у самого горла.
– Эй! – говорю я. – Все хорошо?
– О! – смущается он. – Я просто… ну, Софи хотела убедиться, что ты не заблудилась. Он улыбается улыбкой милого парня, и я думаю: я совсем не знаю этого человека.
– А, нет, – говорю я. – Все в порядке. – Невероятно, но мой голос звучит без дрожи. – Я как раз возвращалась к вам.
Я улыбаюсь.
Но в голове крутится: они семья, они семья. Славный парень Ник, холодная Софи и пьяный Антуан, и тихая, напряженная Мими.
Что здесь происходит?
СОФИ
Пентхаус
Все разошлись. Я устала сохранять маску безмятежности. Девчонка, которая здесь появилась, полностью разрушила мои планы на вечер. Мне не удалось добиться желаемого.
На столе осталась початая бутылка вина. Я выпила гораздо больше, чем позволила бы себе, будь Жак здесь. Представляю, как бы он удивился, увидев, что я не остановилась на одном бокале. Но с другой стороны, за эти годы я провела здесь столько вечеров в полном одиночестве. Полагаю, я мало чем отличаюсь от других женщин моего положения. Брошенные бродить по своим огромным квартирам, пока их мужья в отъезде – со своими любовницами, поглощенные своей работой.
Когда я выходила замуж за Жака, я представляла это как бартер. Мою молодость и красоту в обмен на его богатство. С годами, как часто случается при таких контрактах, моя ценность только уменьшалась, а его возрастала. Я знала, во что ввязываюсь, и по большей части не жалею о своем выборе. Но, может быть, я не учла одиночества, пустых часов. Я бросаю взгляд на Бенуа, спящего в углу, на своей кровати. Неудивительно, что почти у всех женщин вроде меня есть собаки.
Но быть одной лучше, чем в компании моих пасынков. Я вижу, как они смотрят на меня, Антуан и Николя.
Я беру бутылку и наполняю бокал до краев. И выпиваю залпом. Это хорошее бургундское, но не лучшее. Кислота обжигает мне горло и ноздри.
Я открываю новую бутылку и пью из горла. Захлебываюсь. Горло горит, саднит. Вино льется на подбородок, стекает по шее. Его прохлада освежает. Я чувствую, как вино впитывается в шелк моей рубашки.
* * *
Следующим утром, после вечера с вином, я видела его во дворе, он разговаривал с Камиллой, соседкой Мими по квартире. Жак однажды сообщил мне, что одобряет, что та девушка живет с нашей дочерью. И эта маленькая надутая розовая губка, изящный вздернутый носик и маленькая высокая грудь, конечно же, ни при чем.
Она склонялась к Бенджамину Дэниелсу, как подсолнух в полях Прованса поворачивается к солнцу. Топ в клетку виши, соскальзывающий с загорелых плеч, белые шорты, такие короткие, что из-под каждой штанины виднелась половина бронзовой ягодицы. Они вдвоем были прекрасны, почти так же, как и Бен с Доминик; этого невозможно было не заметить.
– Bonjour Madame Meunier, – пропела Камилла. Легкость, с которой она перенесла вес с одной жеребячьей ноги на другую. «Мадам» – без сомнения, девчонка рассчитывала дать мне ощутить всю жестокую силу ее юности. У нее зазвонил телефон. Она прочитала все, что пришло, и на ее лице заиграла улыбка, как будто она читала какое-то секретное послание от любовника. Ее пальцы коснулись губ. Возможно, все это было только спектаклем для
