Опаленные крылья любви - Самсон Агаджанян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Умар с ненавистью посмотрел на старика. Тот, опустив голову, покорно ждал своей участи. Ребятишки испуганно смотрели на «шурави». Ярость мщения затуманила мозг Умару. Он выхватил пистолет и направил на старика. Тот даже не вздрогнул. Старик ждал выстрела. Умар надавил на курок, но выстрела не было. Он стрелял мысленно, на самом же деле палец замер на курке. Старик что-то сказал детям, те опустились на колени.
Все явственнее был слышен гул надвигающихся БТРов. Народ из кишлака попытался уйти в горы, но путь им преградили БТРы. Глаза старика с мольбой смотрели на «шурави», глаза Кархмазова отвечали ему ненавистью. До Умара донесся тихий детский плач. Он силился понять, откуда идет это плачущий голосок и наконец заметил детей, стоявших перед ним на коленях. При виде их Умар вздрогнул. Старик по его глазам понял, что к нему возвращается разум, он что-то сказал детям, поднялся и медленно побрел через площадь. Дети остались на месте. Десятки пар глаз со страхом и надеждой смотрели в сторону «шурави». Старик остановился и, громко крича, что-то стал говорить людям. Со всех сторон, в окружении детей, на площади появились женщины. Старик повернулся и направился к «шурави», который по-прежнему неподвижно стоял рядом с телом друга. Женщины и дети, не доходя до него, опустились на колени. Разум к Умару возвращался медленно, быстрее надвигалась смерть на кишлак. В небе появилась «вертушка». Она, как гигантская стрекоза, сделав круг над кишлаком, замерла над площадью. Женщины и дети, прижатые к земле сильным потоком воздуха, со страхом смотрели на смерть, которая висела над их головами. Вертолет медленно опустился на площадь. Из него выскочили десантники. Положив искалеченные тела на носилки, они бережно понесли их к вертолету.
Полковник Кархмазов отсутствующим взглядом посмотрел на женщин и детей и, покачиваясь, медленно побрел к БТРу. Вертолет поднялся в воздух. Через несколько минут из-за приземистых гор появились «вертушки». В воздух взлетало все — и дома, и люди. В огненной пляске в обнимку танцевали смерть и ад. Война делала свою работу. Не доходя до БТРа, полковник резко повернулся. Кишлак покрылся черным дымом… На площади, прижавшись друг к другу, сидели женщины и дети. Бежать им было некуда, они были зажаты в огненном кольце.
Умар выхватил у солдата микрофон.
— Я полковник Кархмазов, всем «вертушкам», всем боевым машинам приказываю прекратить огонь. Приказываю…
Он кричал громко, но его голос тонул в кромешном адском грохоте разрывов снарядов. Умар понял, что уже никого не остановить, и какая-то невидимая сила заставила его бежать обратно к женщинам и старикам. Они увидели его. Когда он подбежал к ним, они бросились к нему. Это был их последний шанс остаться живыми. «Вертушки» нависли над площадью. Посередине площади, во весь рост, стоял полковник. Он молча смотрел в голубую бездну чужого неба, по его щекам текли слезы.
«Вертушки» улетели. Не обращая внимания на протянутые к нему руки женщин, Умар медленно пошел. Он прошел через строй десантников, молчаливо наблюдавших за ним. Он шел и шел. На БТРе его догнал майор Цакулов. Спрыгнув на землю, он подбежал к Кархмазову.
— Товарищ полковник…
Кархмазов остановился и отсутствующим взглядом посмотрел на него.
— Товарищ полковник, садитесь в машину, я…
— Майор, отведи батальон обратно.
— Товарищ полковник…
— Выполняй! — глухо произнес он и медленно побрел по выжженной афганской степи.
Майор продолжал стоять. Полковник повернулся и хмуро посмотрел на него.
— Выполняй приказ.
— Есть, — произнес майор и побежал к БТРу.
Кархмазов шел, а за ним, на расстоянии с полсотни шагов, медленно ехал БТР. Умар остановился и опустился на землю. Сидел он долго. Прикрыв глаза, вспомнил слова летчика, когда их награждали в Кремле: «Ребята, а ведь мы пешки, которые грубо передвигают». Обхватив голову руками, Умар застонал. С потерей самого близкого друга он потерял и часть себя. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким опустошенным…
Он посмотрел в сторону кишлака. Над разрушенными дувалами и домами клубился черный дым пожара. Сотни раз он пытался осмыслить происходящее, найти правильный ответ на вопросы, почему гибнут его солдаты, почему сожжены сотни афганских кишлаков, но ответа не находил. Иногда его мучила совесть, но он сам заглушал ее. Успокаивал и оправдывал себя тем, что он военный и по уставу не имеет права обсуждать действия начальников. В войне каждая воюющая сторона, разрушая и убивая, оправдывает свои действия тем, что ее дело правое. Но между ними есть другая правда, утвержденная Всевышним, имя которой смерть. Она ставит последнюю точку….
Он лег на землю. Небо было голубое-голубое, без единого облачка. «О Аллах! — прошептали его губы. — Если ты есть на самом деле, что же ты молчишь? Неужели ты получаешь удовольствие от того, что мы убиваем друг друга? Спустись на землю, вразуми нас!» Он приподнялся и с тоской посмотрел на видневшиеся вдали снежные вершины гор. Невыносимая тоска все сильнее и сильнее сжимала его в своих железных тисках. Со стороны кишлака был слышен многоголосый вой плачущих женщин. Вдруг ему показалось, что среди них плачет и его мать. Обхватив голову руками, он застонал. Рука медленно потянулась к кобуре…
Десантники, которые сопровождали полковника, все время молча наблюдали за ним. Сержант, словно предчувствуя беду, повернулся к товарищу.
— Как бы он не того… — и когда увидел движение руки Умара, стремительно подбежал к нему, перехватил его руку, взволнованно попросил: — Товарищ полковник, поехали.
Полковник невидящими глазами посмотрел на сержанта и хрипло прошептал:
— Уходи, я должен выполнить свой долг…
Сержант, не слушая его, подозвал товарища. Приподняв Умара, поддерживая под руки, они повели его к машине.
Тела погибших отца и сына в цинковых гробах самолетом отправили в Москву. Сопровождающим командование армии назначило Кархмазова. Умар сидел в салоне грузового отсека самолета, возле гробов. Он все думал о встрече с Наташей…
В Москве, во Внуковском аэропорту, их встретили генералы. Дяди Русина среди них не было, он лежал в госпитале. Тела погибших повезли в морг. К Кархмазову подошел полковник и стал рассказывать ему, как будет проходить церемония похорон. Из его слов Умар понял, что похороны состоятся через два дня.
— Наталья Дмитриевна знает? — спросил Умар.
— Нет, мы надеялись на вас, как на самого близкого товарища. Желательно, чтобы вы сегодня ей об этом сообщили. Машина в вашем распоряжении. Завтра утром я заеду к вам.
Подъезжая к дому, где жила Наташа, Умар неожиданно почувствовал, что не в силах вынести эту пытку — сообщить ей о гибели мужа и сына. Прикрыв глаза, он застонал. Поднимался по лестничной клетке медленно, ему хотелось, чтобы ступени не кончались. Остановился перед дверью. Несколько раз пальцем прикасался к кнопке звонка, но каждый раз отводил руку. Не было силы, чтобы нажать на кнопку. Он не помнил, сколько времени простоял возле двери.
Сверху раздались шаги. Пожилая женщина, придерживаясь за перила, спускалась вниз. Проходя мимо военного, она посмотрела на него. Спустя минут десять, поднимаясь вверх, она вновь увидела этого же военного. Женщина остановилась и внимательно посмотрела на его бледное лицо.
— Вам плохо?
Умар в ответ утвердительно кивнул головой.
— Может, «скорую» вызвать?
— Спасибо, мать, «скорая» не поможет.
Он нажал на кнопку. Дверь открылась. Наташа, увидев его, разулыбалась и кинулась к нему в объятия.
— Умарчик! — нежно произнесла она.
Он молча гладил ее волосы.
— Ой, что мы стоим возле порога, проходи! — Она взяла его под руку и повела в дом.
В прихожей, сияя счастливыми глазами от того, что видит его, она внимательно посмотрела на Умара. Увидев его лицо, замерла. Покачивая головой, хотела что-то спросить, но лишь пошевелила губами.
— Нет… Умарчик, нет… — тихо прошептали ее губы.
Он молча притянул ее к себе.
— Наташа…
— Не-ет, — вцепившись ногтями в его плечи, застонала она и тут же обмякла.
Он подхватил ее на руки и положил на диван. Принес стакан воды, побрызгал на лицо. Приходя в себя, она долго смотрела на него, к ней с трудом возвращался рассудок. Он догадался: она поняла, что Володя погиб. Сидел и мучительно думал, как сообщить, что и Андрей тоже… Он ждал, когда она немного успокоится, но Наташа, ни о чем не спрашивая, продолжала надрывисто плакать.
— Где он? — сквозь слезы спросила она.
— В морге.
— Как это случилось?
— Подорвался на мине.
Она еще громче заплакала. Плакала она долго, а когда немного успокоилась, поднялась с дивана и, пошатываясь, подошла к книжной полке, взяла записную книжку, подала ему.
— Надо срочно Андрюше сообщить. Здесь его адрес.