Рука в перчатке - Рекс Стаут

Подошел патрульный:

- Мистер Чишолм? Вас ждут.

- Меня?

- Да, сэр.

- Скажите им, приглашения принимаю только в письменном виде. - Лен потянулся за бутылкой, плеснул себе в стакан примерно на дюйм и добавил чуток воды из кувшина. - Пусть получат свое приглашение обратно с пометкой - адресат выбыл. - Он поднялся со стаканом в руке и пошатнулся. - Извините меня, леди. Жаль пропустить следующий акт, он, говорят, самый удачный. Неуверенной походкой Лен последовал за патрульным.

Дол проводила его взглядом и пожала плечами.

Повернулась и спросила у Сильвии совсем другим тоном, явно не предназначенным для светской болтовни:

- Расскажи мне о Циммермане, Сильвия. Что он еще говорил?

Глава 14

Воскресным вечером, в десять часов, в маленькой комнате, служившей внутренним офисом в здании штаб-квартиры полиции штата, что в трех милях от Берчхевена по Девятнадцатому шоссе, царила атмосфера нервозности, витали клубы табачного дыма, выдвигались и опровергались различные теории и было тесно от набившихся в помещение полудюжины мужчин. Один из них на деревянной скамье - грузный, жующий сигару уголком рта, - был инспектор Кремер из нью-йоркского отдела по расследованию убийств, рядом с ним сидел Мэгвайр из Бриджпорта, казавшийся невыспавшимся, но все такой же неукротимый. К косяку двери прислонился ничем не приметный патрульный. Полковник Брисенден, на диво элегантный в своей форме и исполненный достоинства, сидел прямой как палка около столика. Напротив него расположился взъерошенный и усталый, но еще не сломленный Шервуд. Начинающий лысеть мужчина средних лет, подтянутый и активный, со слегка раскосыми глазами, был генеральный прокурор штата, Е. Б. Линекен. Он только что примчался из Вермонта, прямо с уик-энда, со скоростью шестьдесят миль в час, чтобы исправить положение, получить свою долю славы и помочь торжеству правосудия.

Шервуд докладывал:

- Вот такая складывается картина. Только двум из всех мы можем инкриминировать мотив преступления: Чишолму и Рэнту. У Чишолма, конечно, была возможность убить. Он сам признался, что был на месте преступления, видел Сторса, спящего на скамье, мог взять у Фольца перчатки, когда уходил из его дома. Но этого всего недостаточно для предъявления ему обвинения, даже для коронера, не говоря уж о присяжных. А его мотив... и того хлеще: видите ли, его из-за Сторса вышибли с работы. И он обиделся? Дудки! Нет, тот, кто пробрался в мастерскую, взял проволоку, подсунул под шею Сторсу и вздернул того на сук, - хладнокровнее огурца и злее гадюки, и у него были очень веские причины.

Линекен объявил:

- Говорю вам, ищите женщину.

- Черт, да их там целых четыре. У одной крыша поехала, другая мужиков в упор не видит и считает, что нам до нее далеко, третья - впору пылинки сдувать: богата, нежна и невинна, последняя - витает в облаках, слова путного не вытянешь. Я уже рассказывал. Утром сами убедитесь.

- Попробую.

- Это меня устраивает, говорю как на духу. Что касается мотива - то наиболее убедительный откопали только для Рэнта. Похоже, его работа. Но даже если все мы думаем на него, это ничего не меняет. С теми свидетельствами, что у нас на руках от трех человек: миссис Сторс, ее дочери и дворецкого, о том, что, повидавшись со Сторсом, Рэнт вернулся в дом до половины пятого, и утверждениями Чишолма, что Сторс еще был живехонек в четыре часа сорок минут, нам надо упираться рогом, чтобы доказать, что Рэнт вернулся туда снова после без двадцати пять, или по меньшей мере сделать так, чтобы это выглядело вполне вероятным. В действительности мы должны доказать, что Рэнт вернулся туда после пяти часов двадцати минут или пяти двадцати пяти, потому что именно в это время Фольц повесил свой пиджак на стул в прихожей и Рэнт мог добраться до перчаток в его кармане. Дворецкий говорит, что в пять часов Рэнт писал письма в игральной комнате.

Он мог бы выбраться из дому через оранжерею после того, как достал перчатки, и вернуться тем же самым путем, но никто не видел, как он входил или выходил. Другая трудность - это расписка на траве.

Возможно ли, что он оставил ее там после того, как вздернул Сторса? Мог бы, если бы что-то вызвало у него панику, но он не производит впечатления паникера. Поймите, я вовсе не пытаюсь отмазать Рэнта.

Просто показываю, с чем мы столкнулись. Лично мне Рэнт представляется наиболее вероятным кандидатом в убийцы. А как это представляется вам, инспектор?

Кремер пробормотал, не вынимая сигары изо рта:

- А никак. Кто сделал это, замел все следы. Дело тухлое. Или вы повесите убийство на Рэнта, или ищите другие мотивы где угодно. Но если даже это Рэнт и вы двинете в суд с тем, что у вас есть, то присяжные даже не удалятся для совещания. А вот вам придется уносить ноги. Кстати, я вам не говорил?

Один из моих людей накрыл секретаршу Сторса на Лонг-Бич, и она сказала, что ничего не слышала из разговора Сторса с Циммерманом тем утром и никто другой тоже не слышал.

Шервуд кивнул:

- Да, мне звонили из вашей конторы. - Он искоса посмотрел на Брисендена. - Полковник допрашивал Циммермана в управлении сегодня днем, пытался его расколоть. Без крайних мер, так, на измор.

Но тот только еще больше замкнулся. Он из образованных ослов, хуже их нет.

Брисенден проворчал:

- Надо было его упечь в каталажку. Чертов вьюн!

- Не согласен. Подождем до завтра. Если он не разговорится, сунем его за решетку. Правильно, Эд?

- А куда денешься? - глубокомысленно рассудил генеральный прокурор. Я думаю, вы вели себя достаточно деликатно, Дэн. Эти люди, за исключением Рэнта, не того сорта, чтобы их брать за жабры. Но убийство есть убийство, и заговорить им придется.

Да, в деле замешана женщина. - Он облизал губы.

Кремер кивнул в сторону стола:

- Эти перчатки, - они лежали на столе, - вы примеряли их всем?

- Да. Циммерману они велики, Чишолму малы, но подходят всем. - Шервуд вздохнул. - Говорю вам, инспектор, вашими же словами: дело тухлое.

Буду вам признателен, если вы завтра утром нагрянете к нам и копнете сами. Ну, давайте еще раз глянем на диаграмму...

Мэгвайр из Бриджпорта закрыл глаза.

На Берчхевен опустилась ночь, неся мир и покой, правда, и то и другое находилось под неусыпной охраной. У выезда из имения стоял мотоцикл, прислоненный к огромной гранитной арке ворот, патрульный дежурил на обочине дороги, прохаживаясь время от времени, чтобы не заснуть. Пониже у пруда с рыбками, шагах в тридцати от входа на лужайку, под кизилом, стоял еще один патрульный. Он был здесь не на посту: он и его коллега, который в данный момент сидел на стуле возле теннисного корта и выковыривал камешек из ботинка, патрулировали имение. В доме Белден запер входную дверь в десять, как обычно, но дверь на главную террасу только притворил, потому что там находился патрульный. Тот перед этим сидел, скорчившись на неудобном стуле в прихожей, а сейчас вышел за сигаретой на террасу, потянулся, чтобы размять мускулы, и выглянул наружу, в темноту. Если бы он прислушался, когда был в прихожей, то различил бы едва слышные звуки голосов в студии.

Точнее сказать, одного голоса. Говорил в основном Джордж Лео Рэнт. После обеда, который был точной копией ленча, то есть таким же унылым, он, умело маневрируя, действуя с изумительной ловкостью, увел миссис Сторс из столовой, провел в боковой холл, не дав ей опомниться, а оттуда в студию.

Это был с его стороны ход дерзкий и хорошо продуманный: выбрать студию как арену предстоящей схватки. Во всем доме не нашлось бы комнаты, так тесно связанной с жизнью ее мужа, где еще витал его дух, если только он вообще где-либо витал. Этим Рэнт как бы говорил ей: "Давайте побудем здесь, где ваш муж может слышать нас, я бросил ему вызов при жизни, не буду уклоняться и после смерти".

Теперь, к десяти часам, ему удалось пробить первую брешь в обороне. Она слушала его без особого внимания, но и не перебивала, не протестовала. От лампы в коридоре падал тусклый свет, миссис Сторс сидела на диване возле радиоприемника, сложив руки на коленях, плечи у нее поникли, глаза смотрели из-под полуопущенных век. Рэнт стоял футах в десяти от нее, в грациозной позе, на туранском ковре, который однажды Пи Эл Сторс привез из Персии. Ему легче было говорить стоя...

- Но это не в интересах тех, кому недоступно понимание. А непонимание - это один из самых распространенных недостатков. Шива ни от кого не требует, чтобы его понимали. Нет обряда в древней или современной Шакти, который можно объяснить только разумом. Три ступени: размышление, восприятие и погружение. Мы не в силах понять то, что обожаем. Три наполнения: дисперсия, проникновение, гомоузия. Второе может быть достигнуто только через посредство первого. Третье недостижимо, пока первые два не достигнут совершенства. Три жертвы: я, мое я, я сам. Частицы личности, осколки незавершенного. Целое предполагает и требует бесконечности. Другого пути к славе нет. Нет другого пути, чтобы войти в вечный цикл, кроме рассеяния личности на бесконечные disjecta membra, кроме следования за бесконечными лучами к пульсирующему центру всемирной плоти...