Пепельные цветы - Алексей Анатольевич Притуляк

подождём немного, – поддержала его Гленда. – Липси вернётся и скажет, как там.

– Как думаете, Деллахи, чем всё это кончится? – спросила она.

– Т-теперь уже с-скоро узнаем , – пожал плечами тот.

– Очень хочется есть, – сказал Ллойд.

– Но американцы победят? – пытала Беатрис.

– Ве-ероятно, – уклонился от прямого ответа Деллахи.

– Сейчас бы жареной картошечки с бараньими почками! – не унимался её любимый.

– Китайцы наверняка уже ослаблены войной, – с надеждой произнесла Беатрис. – Ведь правда, Деллахи? Ну не миллион же ракет у них, в конце концов.

– К-конечно, – кивнул тот. – Д-думаю, скоро война к-кэ-э-кончится. Всё б-будет хорошо.

– Эх! – улыбнулся Ллойд. – Я бы и от рыбки не отказался, запечённой, фаршированной рисом и…

– Может быть, хватит?! – не выдержала Беатрис.

– А? – любимый с испугом во взгляде посмотрел на неё. – Беатрис… ты сегодня так придираешься ко мне… Ты меня разлюбила?

– Милый, не говори чепухи, – она погладила его по щеке. – Просто порой ты бываешь несносен. Все хотят есть, не ты один. Чем меньше мы будем говорить о еде, тем легче будет переносить голод. Понимаешь?

– Но есть-то хочется, – уныло отозвался Ллойд.

– Всем хочется, милый, – терпеливо убеждала Беатрис. – Не только тебе. Давай лучше не будем думать о еде.

– Давай, – кивнул он. – Но когда мы выберемся с этого острова, я целую неделю только и буду делать, что есть, есть, есть… Лишь сейчас понимаю, сколько в мире всяких вкусных вещей, которых я никогда не пробовал. Например, паэлья. Или…

– Хорошо, хорошо, дорогой, – устало вздохнула Беатрис. – Мы обязательно доживём до этого. А пока давай не будем дразнить себя и других разговорами о еде.

– Да, милая. Здорово, что ты у меня такая… такая мудрая.

– Вот и умница, – она поцеловала его в кончик носа.

Грохнула наверху дверь. Торопливые шаги сбежали по лестнице вниз. В проходе появился Липси. Он был грязен – лицо, одежда, волосы, руки, всё было черно.

– На улице идёт снег! – возвестил он.

– Снег?.. – Беатрис поднялась, обняла Ллойда, словно готовясь защитить его от этого ужасного слова.

– Снег в июле? – озвучила Гленда мысль Беатрис.

– Удивительно, правда? – нерешительно улыбнулся Липси. – Такой серый, серый снег. Немного морозно. Травы и цветы заиндевели.

– Это, н-наверное, пепел, – предположил Деллахи.

– Ужас! – Гленда спрятала лицо в ладонях. – Пепел сгоревших людей… Сожжённых заживо душ… Представить страшно.

– Это снег, – возразил Липси. – Он тает на руках. А в небе пролетел дракон…

– Дракон? – Гленда вытаращилась на мужчину. У Беатрис тоже мелькнула мысль, что с Липси что-то не в порядке.

А тот снова улыбнулся нерешительно, словно не знал, смеяться ему или плакать.

– Ну, это я фигурально выразился, – сказал он. – Просто очень похоже. Чёрный военный самолёт. Он оставил в небе огненно-дымный след… А ещё там прошёл дождь из птиц.

– Дождь из… – Беатрис непонимающе покачала головой.

– Да, – кивнул Липси. – Целая стая птиц упала на остров в той стороне, – он махнул рукой на противоположную стену. – Наверное, ещё ночью. Их уже почти не видно под снегом.

– Какой кошмар! – простонала Гленда. – Но… там можно жить?

– Ну, как видите, я жив, – неуверенно пожал плечами Липси. – На вид там нет совершенно ничего опасного. Немного уныло и холодно, и очень трудно дышать, но в доме дышится намного легче. А в целом там даже довольно красиво, необычно так. И тишина стоит такая, что голова кружится.

– Я хочу взглянуть! – Ллойд поднялся. – Беатрис? Пойдём туда, а?

– Да, милый, да, пойдём конечно, – кивнула Беатрис.

– Н-нельзя туда и-идти, – произнёс со своего места Деллахи.

– Ну вы и сидите здесь, – отмахнулся Ллойд. – С крысами.

– Не груби, милый, – пожурила его Беатрис. – Деллахи, вы же не думаете, правда, что здесь мы в большей безопасности, чем там?

– Н-не знаю, – вздохнул Деллахи. – П-подвал к-кэ-э-конечно тот ещё, но всё же это п-подвал.

– А Джайя? – обратилась Гленда к Липси. – Вы видели Джайю?

– Нет, – покачал головой тот. – Странно. Может быть, она не выходит из своей комнаты.

– Только бы с ней ничего не случилось! – вздохнула девушка.

– Не думаю, – успокоил Липси. – Кажется, она ничего не потеряла от того, что не сидела в этом чёртовом подвале трое суток.

– Ну что ж, идёмте, – приняла решение Беатрис.

Уже поднявшись по лестнице вслед за Липси и выходя наружу, она услышала, как, кряхтя, поднимается со своего места Деллахи. Потом его протез застучал следом за ними.

19. День двадцать первый. Ллойд

Обычно никто кроме тебя не виноват в том, что тебе страшно. Так говорил Заратустра. В смысле, профессор Локк. Шутка, ха-ха…

Ллойд часто думал над этой сентенцией, но так и не смог докопаться до её глубинного смысла.

А Заратустра-Локк глядел на него грустными еврейскими глазами-черносливами из-за массивных линз в роговой оправе и отказывался объяснить свою мысль. "К пониманию этого вы должны прийти самостоятельно, Ллойд, – говорил он. – Только так возможно приятие сей мысли. Ибо для избавления от страхов её недостаточно понять, её нужно принять".

Кажется, с некоторых пор Ллойд готов был осознать значение сказанного. Но почему-то ему казалось, что назревающая догадка неверна. Потому что страх оставался с ним, он и не собирался никуда уходить.

Если бы не Беатрис, было бы гораздо страшней. Наверняка. Хотя иногда где-то в затылке щекотала беспардонным комаром другая мысль: если бы не Беатрис, ему было бы гораздо легче. Она вела слишком много тяжёлых разговоров. Она то и дело задавала неприятные вопросы, говорила о какой-то дурацкой войне… Неужели она не понимает, что Ллойд наигрался в солдатиков ещё в далёком детстве, ему совершенно не интересны все эти китайцы, бомбы, политики и американцы.

Он бил себя по затылку, пытаясь прихлопнуть этого занудного комара, и иногда ему казалось что жужжания больше не слышно. Но проходило какое-то время, Беатрис заводила один из этих дурацких разговоров, и комар снова давал о себе знать.

Ей бы понять одно: Ллойд её любит. Он просто любит её. Он любит её милые глаза, которые так согревают душу; её губы, от поцелуя которых так щекотно в животе; её руки, одним прикосновением которых возлюбленная может утешить и избавить от чёрного страха, что просачивается в щели его разума из внешнего мира.

Ничего, ничего, милая, со дня на день придёт паром и мы уедем отсюда. Здесь ты слишком часто бываешь грустна, тебя слишком многое заботит, и от этого глаза твои становятся порой такими чужими, холодными, отвлечёнными, тусклыми.

Ничего.

Что это за голос?..

Ах да, это Липси, расхаживающий по комнате, включил радио.

От руки Беатрис, которая лежит на его колене идёт тепло. Гленда примостилась на диване рядом, кутается в большой платок